Это был еще один расчетливый психологический удар, и он достиг цели. Чувствовалось, что плененный спекулянт испугался окончательно и бесповоротно. Что ж, и хорошо, если так. С напуганным субъектом работать куда как проще. Такой расскажет все, что знает. И даже чего не знает, а лишь догадывается. Может, и поупрямится, но в итоге все равно расскажет. Это Богданов, да и остальные трое спецназовцев знали наверняка. Приходилось им иметь дело с такими — напуганными…
— Ну так что же? — сказал Богданов. — Начинай свой рассказ. Мы внимательно слушаем.
Но Маковоз не произнес ни слова. Он лишь испуганно поглядывал в окно, и по всему было видно, что дорога, по которой его везут, и впрямь ему знакома. Да и как могло быть иначе?
— Что ж, можешь и помолчать, — с нарочитым равнодушием произнес Богданов. — Но только легче тебе от этого не станет. Даже наоборот — будет хуже. Потому что ты, парень, вляпался в очень нехорошее дело. Это тебе не спекуляция всяким барахлом. Мы не ОБХСС, мы — КГБ. И если в твоей голове есть хоть какие-то мозги, ты должен понять, что с нами лучше говорить, чем молчать.
Но и сейчас Маковоз не проронил ни единого слова.
— Ладно, дело твое, — нарочито вздохнул Богданов. — Но не говори потом, что мы тебя не предупреждали.
— Приехали, — остановил машину Терко.
— Ага! — зловещим голосом произнес Богданов. — Вот оно, то самое местечко! Мил друг Серега, узнаешь это местечко? Вот та самая пещерка, где хранились… Может, ты нам скажешь, что там хранилось? Ладно. Тогда выйдем и подышим морским воздухом. Море — вот оно, рядышком. Совсем близко от пещеры. То бишь от тайника.
Вышли из машины. К ним подошли Дубко и Рябов.
— Ну вот, — сказал Богданов. — Вся публика в сборе и ждет твоего рассказа. Начинай. А то ведь времени у нас не так и много, а терпения — тем более.
По всему было видно, что Маковоз и рад бы заговорить, но был настолько напуган, что не мог открыть рта, а может, просто собраться с мыслями. И еще у него дрожали ноги и руки, а лицо было покрыто потом — верные признаки, что человек смертельно напуган и подавлен. Тем не менее он продолжал молчать.
— Ладно, — вздохнул Богданов. — Начну говорить я. А ты, надеюсь, продолжишь. Итак, мы из КГБ. Ты ведь знаешь, чем занимается КГБ, не так ли? Все в Советском Союзе это знают. А отсюда вопрос: для чего мы тебя прихватили на рынке и привезли в это место? Ведь не просто, чтобы полюбоваться окрестностями, не так ли? Отвечаю: мы это сделали потому, что подозреваем тебя. В чем? В измене Родине! В шпионской деятельности, если говорить точнее.
— Знаешь, что это такое? — вступил в разговор Дубко. — Это особо тяжкое преступление! Почти стопроцентная «вышка»!
— А «вышка» — это расстрел! — продолжил Терко. — Ты ходишь под расстрелом, парень!
— Но у тебя есть шанс, — сказал Рябов. — Между прочим, вполне реальный шанс. Тех, кто рассказывает всю правду, не расстреливают, а просто сажают в тюрьму. А тюрьма — это не расстрел. Из тюрьмы рано или поздно можно выйти на волю.
Слова, сказанные спецназовцами, в общем и целом были банальными, иначе говоря, классическими. Такими словами следователи увещевают всех упрямцев, которым есть что сказать, но которые не решаются говорить. И во многих случаях эти слова на упрямцев производят мощное действие. Подействовали они и на Маковоза.
— Что вы хотите? — прохрипел он.
— Мы хотим услышать от тебя правду, — сказал Богданов. — Для твоего же собственного блага. Ты же понимаешь, что мы не случайно привезли тебя в это место?
— Понимаю…
— Молодец! Скажу еще раз: ты впутался в серьезную неприятность. Очень серьезную! Может, ты и не хотел ничего такого, но так получилось, правда же? Ну так давай выбираться из этой неприятности вместе. Ты же понимаешь, что мы приехали сюда не для того, чтобы тебя здесь расстрелять. А чтобы показать, что мы много чего о тебе знаем. Мы за тобой давненько наблюдаем! Ну так что, будет разговор?
— Спрашивайте…
— Тогда первый вопрос: что хранилось в этой пещере?
— Акваланги.
— Сколько штук?
— Восемь.
— Кто их туда упрятал?
— Я.
— Кто тебе велел? Ну, Серега! Коль уж начал, то продолжай до самого конца! Еще раз спрашиваю: кто тебе велел?
— Валентин.
— Он вместе с тобой прятал акваланги?
— Да.
— Он не говорил, для чего их нужно спрятать и для кого они предназначаются?
— Нет. Мы с ним приехали на это место, и он показал, где я их должен спрятать. Я спрятал, и мы сразу же уехали.
— Хорошо. Кто такой этот Валентин?
— Я не знаю…
— Неправильный ответ! Как это ты не знаешь? Ну, Серега! Ведь что-то же ты все равно знаешь! Вот и расскажи нам все, что тебе о Валентине известно.
Помедлив и собравшись с духом, Маковоз принялся рассказывать. Он рассказал о том, как познакомился с Валентином, как стал его должником, каким образом Валентин обещал списать этот долг и что он, Сергей, сделал, чтобы долг был списан.
— И что же, списал с тебя Валентин долг? — спросил Дубко.
— Нет, — ответил Маковоз. — Кажется, нет… Во всяком случае, он этого не говорил. Значит, не списал.
— Ты знаешь фамилию Валентина? — спросил Богданов.
— Нет.
— А где он живет?
— Тоже нет.
— Где вы с ним встречались?
— В сквере на скамейке.
— Он туда приходил пешком?
— Когда как: когда приезжал на троллейбусе, когда подходил пешком. А один раз приехал на машине.
— Ты можешь назвать марку и номер машины? Ну, вспоминай. Только не ври!
Маковоз назвал марку и номер.
— Я на всякий случай запомнил и номер, и марку, — добавил он.
— Что значит — на всякий случай?
— Ну, на всякий случай…
— Ты в чем-то подозреваешь Валентина?
Вместо ответа Маковоз передернул плечами.
— И в чем же ты его подозреваешь?
— Мне кажется, он ведет какую-то двойную игру, — неуверенно произнес Маковоз. — Он не тот, кем мне представляется. Подозрительный он…
— Зачем же ты с ним якшался, если он кажется тебе подозрительным?
— Так ведь долг… Где мне взять такие деньги?
— Замечательно! — сказал Богданов. — А теперь расскажи нам о той даме, с которой ты был здесь ночью.
— Что вы хотите о ней знать? — после короткого молчания спросил Маковоз.
— Все, что о ней знаешь ты сам. И еще то, о чем ты догадываешься.
— Я ее видел два раза. Первый раз — в Феодосии…
— Вот как? — сказал Дубко. — И что же ты там делал, в Феодосии?
— Меня послал туда Валентин.
— Для чего?
— Чтобы я сообщил, что птенцы уже в гнезде.
— Какие птенцы? Какое гнездо?
— Ну что акваланги уже готовы. Спрятаны в тайнике.
— И что же ты сказал? Кому ты это сказал?
— Незнакомой женщине. Красивая такая женщина, молодая… Валентин велел мне ждать ее каждый вечер на скамейке у картинной галереи. Говорят, раньше это был жилой дом, в нем жил Айвазовский…
— Угу. На скамейке у картинной галереи… И что же?
— Я прождал три вечера. На третий вечер она пришла. Мы обменялись с ней фразами — что-то вроде паролей. Я ей сказал, что птенцы в гнезде, и она тотчас же ушла. Правда, сказала, чтобы я еще полчаса сидел на скамейке и никуда не уходил. На всякий случай, чтобы никто ничего не заподозрил. Я и просидел… А на следующий день уехал в Севастополь. Встретился с Валентином, доложил ему о встрече.
— И это все?
— Не совсем. Через день эта самая женщина пришла ко мне домой. Вечером. Я, конечно, удивился. Спросил, что ей от меня нужно. Она ответила, что хочет в точности знать, где спрятаны птенцы, то есть акваланги… Сказала, что у нее есть машина и что мы должны поехать на место прямо сейчас. Что мне оставалось делать? Я и поехал. Показал ей «гнездо с птенцами»… Она меня похвалила, отвезла обратно в город, и здесь мы распрощались. Больше я ее не видел.
— Как, по-твоему, кто ей сказал, где ты живешь?
— Я не знаю… Думаю, что Валентин. Он знает, где я живу.
— Эта женщина ничего о себе не рассказывала?
— Нет.
— По-русски она говорит хорошо?
— Почти как мы с вами. Правда, с небольшим акцентом.
— Ладно, — сказал Богданов. — Вот теперь ты на правильном пути. Остается лишь рассказать, что ты делал близ военной базы. В тот день, когда народ радостно встречал военный корабль. У тебя был такой замечательный фотоаппарат.
— «Пентагон», — промолвил Маковоз. — Мне его дал Валентин.
— Зачем?
— Чтобы я сфотографировал корабль. Как он прибывает и все такое…
— И что же, ты сфотографировал?
— Да. Но Валентина снимки не устроили. Они были нечеткие и размытые.
— Что же ты так оплошал при такой-то технике?
— Испугался…
— Чего же?
— Мне показалось, что за мной следят.
— Правильно тебе показалось, — усмехнулся Богданов.
— Так это были вы? — удивленно и вместе с тем испуганно спросил Сергей.
На это Богданов ничего не сказал, лишь усмехнулся. Зато сказал Дубко, вернее, спросил:
— Так ты теперь понял, во что влип?
— Что со мной теперь будет? — испуганно пролепетал Маковоз.
— Вижу, понял! — Дубко скривил губы в усмешке. — Не знаю, что с тобой будет!
— Вы обещали, что меня не расстреляют, если я расскажу всю правду, — упавшим голосом произнес Маковоз. — Я все рассказал…
— Эту же самую правду ты должен будешь рассказать на следствии и на суде, — сказал Дубко. — Тогда у тебя будет шанс. Ты меня понял?
— Да-да! Я все расскажу!
— Вот и договорились, — кивнул Богданов. — А теперь посиди в машине. И чтобы тихо!
Он отвел Маковоза в машину, посмотрел на своих товарищей внимательным взглядом и произнес:
— Ну что, поговорим? Кажется, есть о чем…
Поговорить действительно было о чем. Но прежде чем приступить к конкретному разговору, Дубко, нарочито задумчиво глядя в морскую даль, вдруг выдал:
— Незаконное лишение советского гражданина свободы. Это раз. Злоупотребление служебным положением. Это два. Наверное, есть и три, и четыре, и, может, даже восемь…