скими гражданами. Я правильно понимаю? Большая, видать, тут у вас образовалась агентурная сеть. Будет чем заняться моим коллегам-следователям…
— Остановите машину! — вдруг выкрикнула женщина. — Разве не видите, что мы уже въезжаем в город!
— Вижу, не слепой, — усмехнулся Дубко. — Куда надо, туда и въезжаем. Скоро доедем до места назначения.
— Вы не ответили на мое предложение! — резко произнесла женщина.
— Какое предложение? — предельно удивленным голосом спросил Дубко.
Это, собственно, был даже не вопрос, а ответ на него. Ясный и недвусмысленный ответ, и пленная шпионка это прекрасно понимала. Но она пыталась уцепиться за последний, хоть и мизерный шанс. А что еще было делать в ее положении? Город — вот он. И вот он, конец ее путешествия. К тому же она много чего рассказала пленившему ее советскому спецназовцу. Хоть и не прямо, а косвенно, но ведь и это немало. В умелых руках даже косвенные сведения, даже малозначительные полунамеки всегда превращаются в полновесные доказательства. И так получается, что эти доказательства она предоставила спецназовцу сама. Заболтал ее спецназовец, окрутил…
— Деньги! — выкрикнула Росица. — Я говорю о деньгах!
— Ах, деньги, — хлопнул себя по лбу Дубко. — Как же это я запамятовал!
Он резко нажал на тормоз, и машина остановилась прямо посреди улицы.
— Так вот, о деньгах, — продолжил он. — Что ж, я согласен. Хочется, знаете ли, пожить красиво, так сказать, пошиковать. И сколько вы мне заплатите?
— Назовите сумму сами, — неуверенно произнесла Росица. Она чувствовала, что ее собеседник темнит, гнет какую-то свою линию. Но что это была за линия?
— Обязательно назову, — сказал Дубко. — В рублях и в валюте. Если вы ответите мне на несколько моих вопросов.
— Что вас интересует? — с подозрением спросила женщина.
— Что меня интересует? Так, пустяки. Например, мне бы хотелось знать о резервной группе.
— Я вас не понимаю…
— Неужели? Ах, мадемуазель, все вы распрекрасно понимаете! Те четыре молодца, которые на наших с вами глазах вышли в море, до цели не доберутся. Уж вы мне поверьте — так все и будет. А корабль вывести из строя надо или не надо? Вроде как надо. Вот тут-то и будет задействована резервная группа. Я не ошибаюсь — все так и задумано?
Росица молчала, она не знала, что ответить. Тем более такого вопроса она совсем не ожидала.
— Молчите? — усмехнулся Дубко. — Что ж, можете и помолчать. Ваше молчание в данном случае красноречивее всякого ответа. Однако кое-что я хотел бы уточнить. Кто те четверо, что входят в резервную группу? Где они затаились? И входите ли вы сами в состав группы?
Но и на это Росица ничего не ответила.
— И последний вопрос, — сказал Дубко. — Помимо морских меня еще интересуют и ваши сухопутные шпионские дела. Резидент, связные, ну и так далее. В частности, мне бы хотелось больше узнать о некой личности по прозвищу Валентин. Подозреваю, что вы знаете этого человечка. Ведь знаете же?
— Зачем вам все это? — наконец отозвалась женщина. — Зачем вы все усложняете, когда все так просто? Я вам плачу, вы меня отпускаете. Обычная сделка, и ничего больше. Мы с вами спецназовцы, значит, можем договориться.
— То есть, насколько я понимаю, отвечать на мои вопросы вы не желаете? — уточнил Дубко. — Напрасно, мадемуазель. Потому что я предлагаю вам другую сделку, еще проще той, которую предлагаете мне вы. Подчеркиваю, тут все предельно просто. Если вы ответите на все мои вопросы, мы тотчас же едем по указанному вами адресу, вы мне платите, и мы расстаемся. А вот если вы не пожелаете отвечать, тогда другое дело. В этом случае вам же будет хуже. Уточню, вам будет очень и очень плохо. Иначе говоря, в этом случае я передам вас в умелые руки. Сказать, что вас там ожидает? Или догадаетесь сами? Вот такое у меня к вам деловое предложение.
— Но для чего вам знать ответы на ваши вопросы, если у вас будут деньги? — в недоумении, к которому примешивалась тревога, спросила Росица.
— Мадемуазель, у нас мало времени, — ответил Дубко. — Я тороплюсь. В данный момент мои друзья добивают вашу группу прикрытия. Так вот, я очень хочу им помочь, хотя, думаю, они справятся и без меня. Но тут, знаете ли, дело чести. Впрочем, я готов махнуть рукой на такие тонкие материи, как честь, если вы отвалите мне приличную сумму. Я поделюсь этой суммой с моими боевыми друзьями и… А дальше — не ваше дело.
— Ну так получите деньги и бегите к своим друзьям!
— Э, нет! Для начала я хотел бы услышать ваши ответы на мои вопросы! Иначе я в разочаровании махну рукой и отвезу вас по месту назначения. Благо это совсем рядом.
— Но зачем вам знать ответы, раз вас интересуют деньги?
Впрочем, этот вопрос Росица могла и не задавать. Потому что она вдруг отчетливо поняла, в какую западню загнал ее этот советский спецназовец. Из этой западни не было выхода. Или она все расскажет о себе самой и остальных шпионах и диверсантах, которых знает, или этот спецназовец сдаст ее, как он выразился, по месту назначения. И то и другое было для нее плохо. Очень плохо. Потому что в обоих случаях ей грозили последствия, которые она и вообразить не могла.
Хотя по большому счету и воображать-то тут было особо нечего. Если она сейчас ничего не скажет, ее отдадут в руки советским спецслужбам. А что дальше? Наверняка тюрьма на долгие годы, и это в лучшем случае. А если она ответит на вопросы, то разоблачит всю шпионскую сеть. И тогда ей верная смерть, потому что такого ее хозяева не прощают. Не было у Росицы никакого выхода из западни — хоть отвечай на вопросы, хоть не отвечай. По крайней мере, так она считала.
И тут ей в голову пришла еще одна мысль, которая окончательно ее добила. Ведь что же это получается? А получается, что она вольно или невольно, сама того не желая, рассказала все-таки этому советскому спецназовцу все, что он хотел от нее услышать. Нет, напрямую она, кажется, ни в чем не созналась, но это мало что меняло. Совсем необязательно говорить напрямую, можно все подтвердить и косвенно. Например, не отвечая на вопросы, которые задаются. Молчание в ответ — ведь это и есть косвенное подтверждение.
Итак, она косвенно во всем созналась. И в том, что является иностранной шпионкой, и в том, что есть еще одна диверсантская группа — резервная, которая должна попытаться взорвать секретный советский корабль, если первая группа потерпит неудачу. Кстати, так оно и должно будет случиться, потому что первая группа уже, можно сказать, списана со счетов. О ней знают, знают также и о том, что она в данный момент подбирается к секретному кораблю. И, стало быть, ей не позволят подобраться, потому что это можно сделать лишь тайно, когда об этом никто не подозревает.
А отсюда следовал еще один вывод. По всему получалось, что и резервная группа также обречена на неминуемый провал. Ведь понятно, что, если один из диверсантов бесследно исчез, это неспроста. Значит, всем остальным надо затаиться. А это означало, что задание провалено и секретный советский корабль останется на плаву. Вот ведь как хитро и ловко обработал Росицу этот простецкий на вид советский спецназовец, который сидит сейчас рядом с ней и с ухмылкой смотрит в ее сторону! А у нее связаны руки, и она даже не в состоянии влепить ему пощечину. А так хочется!
— Сволочь! — с ненавистью процедила она.
— Если вы в мой адрес, то позвольте это слово считать заслуженным комплиментом, — насмешливо произнес Дубко. — Что ж, поехали по месту назначения…
Он тронул машину с места, какое-то время молчал, внимательно глядя на дорогу, а затем сказал:
— Что такое деньги, мадемуазель? Так, бумажки… Не все в этом мире измеряется деньгами, уж поверьте на слово стреляному советскому спецназовцу! А вообще, зря вы ввязались в эту свару. Вам бы, да при вашей красоте, детишек рожать. Хорошие получились бы детишки, как одуванчики…
…На базе Дубко пробыл недолго. Вкратце объяснив представителям службы безопасности, как обстоят дела и кто такая эта рыжеволосая мадемуазель, он потребовал помощи, которая немедленно была ему предоставлена. Вместе со взводом моряков-спецназовцев он помчался на двух машинах в обратный путь — помогать своим товарищам, которые в данный момент мужественно сражались с вражеской группой прикрытия. В том, что Богданов, Терко и Рябов сражаются, Дубко был твердо уверен. Бойцы группы прикрытия были ценной добычей, они могли рассказать много интересного. Не упускать же такую добычу! Это было бы неправильно, не по-спецназовски.
Глава 20
А что же Богданов, Рябов и Терко? А они вступили в неравный бой с группой прикрытия. Сражение и впрямь было неравным. В группе прикрытия было шесть человек, спецназовцев — трое. У группы прикрытия было огнестрельное оружие, у спецназовцев его не было. Но не отпускать же группу прикрытия с миром! Во-первых, это были враги, тайно пробравшиеся на советскую землю с целью причинить вред. Во-вторых, эти враги наверняка много знали и, следовательно, могли рассказать много интересного: и о диверсантах, и о разветвленной шпионской сети, которая, по всем прикидкам, присутствовала-таки на крымском южном побережье, да и о себе тоже. И, разумеется, о своих хозяевах, которые отправили их на советскую землю. Не упускать же такое добро из рук!
При любом раскладе спецназовцам необходимо было всех шестерых взять живыми — только так, и никак иначе. Они не имели права никого убивать — об этом следует напомнить еще раз. Сейчас Богданов, Рябов и Терко были частными лицами, обыкновенными советскими гражданами, действовавшими не по приказу, а, так сказать, по велению сердца. А раз так, о каком убийстве могла идти речь? За такое дело Богданова, Рябова и Терко непременно привлекли бы к уголовной ответственности как обычных граждан, преступивших черту закона. Даже за тяжелые увечья, которые они могли нанести боевикам из группы прикрытия, полагалось суровое наказание.
Да, эти шестеро были врагами — тут сомневаться не приходилось. Но вместе с тем официальных доказательств, что они враги, ни у кого в данный момент не было. Даже если бы такие доказательства и были, это все равно ничего не меняло, потому что Богданов, Терко и Рябов в данный момент не имели официальных спецназовских полномочий, а были обычными советскими гражданами-отпускниками.