И поэтому спецназовцы-отпускники должны были действовать осторожно, можно сказать, ювелирно. То есть обезвредить шестерых вражеских боевиков так, чтобы не причинить им особого вреда. Только так, и никак иначе.
— Действуем нежно! — дал команду Богданов и сам себе удивился. Кажется, никогда еще он не давал такой странной, по сути, извращенной команды.
— А то как же! — оскалился в бесшабашной улыбке Терко. — По-другому никак не получится! Каждого, кого прихвачу, я расцелую в сахарные уста. И попрошу прощения за беспокойство.
— Начинаем! — скомандовал Богданов. — А то ведь, чего доброго, они уйдут. Что им тут делать? Свое дело они сделали.
Весь разговор велся шепотом и больше угадывался по движению губ и по характерным жестам, присущим языку глухонемых. Иначе было нельзя — враг находился совсем близко. Но бойцы прекрасно друг друга понимали, да иначе и быть не могло.
До поры до времени у спецназовцев имелось преимущество: группа прикрытия понятия не имела, что они рядом. Следовательно, можно было подкрасться к ним незаметно, а это уже многое значило.
Богданов, Рябов и Терко так и сделали. Неслышно, будто бесплотные тени, тщательно маскируясь, они подкрались к боевикам. Боевики таились за камнями на некотором расстоянии друг от друга, поэтому каждый спецназовец выбрал себе одного противника. Этих троих непременно нужно было обезвредить, вывести из строя и завладеть их оружием. А потом вступить в схватку с тремя остальными. Один на один — это уже совсем просто, это почти как детская забава…
Понятно, что первых трех боевиков необходимо было обезвредить как можно быстрее, чтобы остальные трое не успели опомниться и понять, в чем дело. А как это сделать? В том-то и вопрос. Кидаться на них врукопашную? Так ведь любая рукопашная схватка — это лотерея, тут кто кого… Да и шуму от рукопашной схватки было бы изрядно, потому что боевики, понятное дело, были ребятами тренированными, а значит, ловкими, увертливыми и сильными. Нет, рукопашная схватка тут не годилась.
Что ж, нет так нет. У Богданова, Рябова и Терко имелось на этот случай другое оружие — самодельные пращи. В умелых руках это вполне подходящее оружие: убить не убьет, а вот вывести противника из строя вполне может. Конечно, если уметь им пользоваться. А Богданов, Терко и Рябов умели.
К намеченным жертвам спецназовцы подкрались по всем правилам спецназовской науки — неслышно и сзади. А подкравшись, одновременно громко свистнули. Расчет был на то, что, услышав неожиданный свист, боевики в испуге вскочат или хотя бы оглянутся, подняв головы. По сути, это была стандартная человеческая реакция на неожиданный звук за спиной, присущая всем людям, в том числе и боевикам из группы прикрытия.
Все произошло точно так, как спецназовцы и рассчитывали. Услышав за спиной резкий свист, все трое боевиков от неожиданности привстали и оглянулись. В тот же миг в воздухе просвистели камни, и каждый из камней угодил в цель: двоим боевикам — в лоб, а третьему — в горло. Удары были настолько сильны и точны, что все трое на миг потеряли сознание. Именно это спецназовцам и надо было. Не медля ни доли секунды, они бросились к поверженным жертвам, мигом отобрали у них оружие — это оказались пистолеты с насадкой для бесшумной стрельбы — и так же мгновенно ловкими, натренированными движениями связали им веревками руки и ноги. Вдобавок каждому сунули кляп в рот, пожертвовав для этого собственными носовыми платками.
Понятно, что совсем без шума никакую работу проделать невозможно. Остальные трое боевиков обратили внимание на непонятный шум и прислушались к нему. Вдобавок кое-что и разглядели, потому что любую работу невозможно проделать не только бесшумно, но и незаметно. Особенно когда эта работа совершается совсем рядом.
Но услышать и увидеть не означает понять. Для того чтобы понять, необходимо какое-то время. И даже уточняющие вопросы. И такие вопросы последовали — на английском языке.
— Что там у вас? — спросил один из боевиков. — Все в порядке?
Богданов знал английский язык, поэтому понял вопрос и тоже по-английски ответил:
— Все в порядке!
Но, видимо, его ответ оставшихся трех боевиков не устроил. Что-то в нем они почуяли неладное. Может, их насторожил акцент, а может, незнакомый голос…
— Харви, — отозвался голос из-за камней, — ну-ка, покажись!
Должно быть, одного из поверженных боевиков звали Харви, и это именно его хотели видеть оставшиеся три боевика. Понятно, что Харви показаться не мог. В той стороне, где притаились боевики, раздался шорох осыпающихся камней.
— Кажется, они меняют позицию! — шепнул Богданов. — Или собираются уйти.
И то и другое было вполне возможно, поэтому медлить не приходилось. Оставив трех связанных боевиков, спецназовцы, маскируясь за камнями, выдвинулись в ту сторону, откуда раздавался шум. Конечно, оставлять противника, связанного веревками, было делом ненадежным. Ведь их запросто можно перетереть об острые края камней, а таких камней вокруг было предостаточно. Перетереть и освободиться, и тогда все труды Богданова, Рябова и Терко окажутся напрасными. Более того, тогда им придется все начинать сначала, и далеко не факт, что все у них получится так же ловко, как и в первый раз.
Но и медлить было нельзя. Ладно бы три уцелевших боевика и впрямь собирались уйти — это было еще полбеды. А могла случиться и настоящая беда. Допустим, уцелевшие боевики вовсе даже не намеревались уходить, а, сменив позицию, собирались основательно выяснить, что же такого произошло с их товарищами. И что тогда? А тогда могло случиться все что угодно. Например, стрельба. Причем стрельба прицельная, на поражение, и велась бы она в одну сторону — исключительно по спецназовцам, потому что сами они не имели права отвечать встречным огнем. Вернее, стрелять-то они могли, но исключительно в устрашающих целях, а никак не на поражение. И это был бы весьма невыгодный для них бой. Бой с непредсказуемым результатом, смертельно опасный…
Нужно было что-то немедленно предпринять, придумать что-нибудь заковыристое и эффективное. Ну а что, спрашивается, можно придумать в такой ситуации, тем более когда катастрофически не хватает времени на раздумья? Только рукопашную схватку, и ничего больше. Это прекрасно понимали и Богданов, и Терко, и Рябов. Тут Богданову даже не нужно было подавать команду — настолько все было понятно.
Ну а что в рукопашной схватке самое главное? Конечно, внезапность. Того, кто сумеет броситься на противника неожиданно, можно на семьдесят процентов считать победителем. А то и на все восемьдесят. Конечно, многое будет зависеть и от прочих вещей — ловкости, силы, смекалки. Но это все приложение к внезапности. Таково главное правило всех рукопашных схваток на свете. Стоит ли говорить, что Богданов, Рябов и Терко прекрасно знали это правило.
Отчасти трое уцелевших боевиков невольно помогли спецназовцам — они буквально напоролись на них, при этом их не заметив. А может, все было по-другому, и это спецназовцы исхитрились определить, каким маршрутом будут двигаться боевики, и перерезали им путь. Но, как бы там ни было, все случилось так, как случилось. Богданов, Рябов и Терко неожиданно возникли перед боевиками, будто выросли из-под земли, и, не медля даже сотой доли секунды, бросились на них. Бросились, сцепились, сплелись в один хрипло дышащий клубок, а точнее, в три клубка, и попробуй в таком положении дотянуться до пистолета и выстрелить! Даже ножом в таком положении не ударишь как следует, потому что для этого надо размахнуться, а размахнуться возможности не было.
Боролись, рычали и матерились — одни по-русски, другие по-английски — довольно-таки долго. Да и то сказать, боевики и впрямь оказались прекрасно подготовленными бойцами. Это, впрочем, было понятно — других на такое дело не пошлют.
Первым подмял под себя противника Рябов. Подмял, слегка придавил, так, чтобы противник на какое-то время оказался в полубессознательном состоянии. Ну а с таким противником справиться куда как легче. Боевик мигом был скручен по рукам и ногам — любой спецназовец КГБ умеет это делать превосходно — да так и остался лежать, пытаясь прийти в себя. Сам же Рябов стремительно вскочил на ноги и огляделся — нужно было помогать товарищам. По всему выходило, что помогать нужно Терко. Противник ему попался здоровенный и, судя по всему, сильный как медведь, так что Степану приходилось туго. Не то чтобы соперник одолевал его, но и самому Степану ничего не удавалось сделать с таким «медведем».
Подскочив к сопящей и рычащей паре, Рябов изловчился и нанес боевику ловкий спецназовский удар прямо в то место, где кончается шея и начинаются плечи. Одного удара хватило, чтобы противник обмяк, ну а с обмякшим противником Терко мог справиться и сам. Рябов же, не медля ни секунды, устремился на помощь Богданову, которому тоже приходилось несладко, и отключил боевика тем же самым ударом, что и «медведя», с которым барахтался Терко.
Спустя минуту все было кончено. Все три боевика лежали на земле надежно связанными. Один из них, который был похож на медведя, окончательно пришел в себя и ворочался на земле, пытаясь освободиться от пут, при этом злобно матерился по-английски.
— Вот ведь какие колена человек загибает! — сказал на это Терко. — Я хоть и не слишком сведущ в английском языке, а все равно понимаю! Любо-дорого послушать! Скажи-ка, косолапый, а по-русски ты можешь?
Не дождавшись никакого ответа, Терко бегом устремился туда, где лежали связанными еще три боевика. Надо было посмотреть, все ли в порядке и не освободился ли от пут кто-нибудь из них.
И успел как раз вовремя: один из боевиков, видать, самый ловкий, уже успел наполовину перетереть веревку на руках. Еще минута-другая — и…
— А ну, не балуй! — прикрикнул на него Терко и приставил к его виску пистолет.
Жест получился красноречивый и убедительный, а главное, понятный. Боевик злобно взглянул на него, но попытки освободиться оставил.
— Так-то лучше, — сказал Терко. — Лежи спокойно, целее будешь. Думаю, ты меня понял. И остальные тоже… Командир, — крикнул он, — здесь все в порядке! Одного, самого шустрого, я успокоил, а остальные вроде ничего. Лежат. Все живые!