На обратном пути, уже после полудня, Хомма заглянул в фотоателье возле ближайшей к дому станции. Он попросил, чтобы ему сделали увеличенную копию поляроидного снимка.
В ателье был только молодой парень, с виду студент, может быть, даже не работник, а хозяйский сын. Когда он увидел тот самый снятый крупным планом дом шоколадного цвета, то поинтересовался:
— Это что же такое?
— Я сам хочу узнать, затем и прошу увеличить.
— Вот оно что! Значит, оригинал вам нужен? Если так, подождите полчасика, я вам сразу верну. А увеличение будет готово послезавтра.
— Хорошо, я подожду.
Стулья в фотоателье были маленькие, с расшатанными ножками. За то время, пока Хомма сидел в ожидании появилось больше ни одного клиента. Из щелей дуло, было невыносимо холодно.
Хомме пришло в голову, что можно ненадолго отлучиться, и он направился к телефонной будке по соседству с фотоателье — позвонить в контору адвоката Мидзогути.
Ему ответил женский голос. Кажется, это была та самая секретарша Саваки. Она сообщила, что адвоката нет — по делам уехал на несколько дней в глубинку. Будет послезавтра.
— Хотелось бы встретиться с ним. Как там у вас с графиком?
— Заполнен до отказа, — отозвалась секретарша через некоторое время.
— Ничего, значит, не выйдет…
На другом конце провода послышался смешок:
— В обед господин Мидзогути всегда ходит в одно и то же место — в лапшевню по соседству с конторой, — может, там его застанете. Полчаса сможете поговорить…
Ресторанчик, где подавали японскую лапшу удон, назывался «Нагаторо». Хомма записал, как его найти, поблагодарил и положил трубку. Парень из фотоателье уже выглядывал на улицу, озираясь в поисках неусидчивого клиента.
Когда Хомма вернулся домой, на часах было больше трёх. Исаки не было. Может быть, он у кого-то из соседей, а может, ушёл за покупками. Хомма вскипятил воду, сделал себе чашку растворимого кофе, расположился на кухне и после некоторых раздумий набрал телефонный номер. Позвонил напрямую в отдел расследований.
Он не ожидал застать собеседника сразу. По всем расчётам, тот должен был находиться в отлучке. Поговорив некоторое время с полицейским, который работал теперь на его месте, и, обсудив местные новости, Хомма положил трубку и допил кофе. Перезвонили минут через двадцать. Он сразу подошёл и услышал громовой голос:
— Что-то ты рано сегодня! Ещё не вымотали процедуры? — Это был Икари Садао, товарищ Хоммы по службе.
Они вместе учились в Полицейской академии, но потом их пути разошлись, Икари получил назначение в отдел расследовании Главного управления. Однако бывает же такое — два года назад его направили в ту же оперативную группу, в которой состоял и Хомма. Икари тогда смеялся: «Вот так повысили! Оказался там же, где и ты!»
Я понял, что это ты звонишь, поэтому нарочно вышел. У начальства ушки на макушке, нормально не поговорить… У тебя что-то стряслось?
Икари был коротышка, но если его бросить об стенку — отскочит и тут же снова окажется на ногах, причём без единой царапины, эдакий мускулистый живчик. Говорит очень быстро и очень громко. Предки его испокон века торговали в квартале Инари буддийскими алтарями.
— Ты уж прости, что от работы отрываю, но есть просьба.
Икари рассмеялся:
— Да ладно, занесём тебе это на счёт. Когда вернёшься — отработаешь.
— Хочу, чтобы ты сделал запрос на ознакомление с персональными данными. Сможешь начальство обвести вокруг пальца?
— Легко. Эти чинуши дальше своего носа ничего не замечают. Где будем смотреть? В банке?
— Нет, в базе данных биржи труда и в муниципальном отделе регистрации места.
Хомма продиктовал номер полиса социального страхования, который получила «Сёко Сэкинэ», поступив на работу в контору Имаи, а также дату её рождения и адрес соответствующего окружного муниципалитета.
— Мне нужно знать, какие данные у них зафиксированы на этого человека. Если я прав, то страховка впервые поступающего на работу оформлялась дважды, в разных фирмах.
— Ясно. Что за фирмы?
Хомма рассказал про «Офисное оборудование Имаи» и «Торговую корпорацию Касаи», дал адреса.
Икари, не говоря ни слова, быстро записывал, потом уточнил:
— Ещё муниципальный отдел регистрации в Уцуномии?
— Да, личность всё та же, нужен посемейный реестр, раздел о выбывших. Хотелось бы иметь копию вкладыша.
Хомма сообщил данные Сёко Сэкинэ, относящиеся к тому времени, когда она ещё была зарегистрирована вместе с родителями.
На этот раз Икари, записывая, для верности повторив за Хоммой слово в слово.
— Дело пустяковое, — Икари чуть понизил голос, — только во что это ты влез? Я думал, что ты ходишь на свидания с докторшей, принимаешь процедуры…
— Меня попросили, один мой родственник… Ищу пропавшего человека. Вообще-то, не думал тебя беспокоить да, кажется, тучи сгущаются…
— Ты что имеешь в виду? — Слышно было, как Икари засопел. — Пахнет преступлением?
— Ну…
— Так возвращайся. Проведём официальное расследование, и никаких проблем. Чего тебе одному с этим маяться?
— Я ещё не совсем уверен… То есть уверен, но не понимаю, куда всё это дальше покатится.
— Да, морока…
— Во всяком случае, ещё некоторое время повожусь сам. Неловко просить, и всё же — помоги!
Судя по доносившимся из трубки звукам, Икари скрёб затылок, но наконец согласился:
— Ясно, сделаю. Но родственник, о котором ты говорил, — это, я надеюсь, не Сатору?
Икари баловал Сатору. Он говорил, что, как человек посторонний, имеет право безответственно потакать желаниям ребёнка.
— Сатору ни при чём. Это дальняя родня. Сын двоюродного брата Тидзуко. Ты знаешь, каким словом это называют — ну, то, кем он мне приходится?
— Откуда мне знать такие вещи? — Икари собирался уже вешать трубку, но Хомма опередил его вопросом:
— Ты-то как — всё ходишь на смотрины?
В свои сорок два года Икари был всё ещё одинок. Расхохотавшись, он ответил:
— Точно, хожу. В прошлое воскресенье ходил. Вдова, сыну двадцать лет.
— Что, понравилась?
— Почему ты так решил?
— Голос у тебя бодрый.
— Врёшь. Я что, по-твоему, такой простак? — Пошутив, Икари вновь посерьёзнел, — Так ты сказал, что ищешь кого-то?
— Сказал.
— Это женщина? — (Быстро же он схватывает!) — Эта женщина жива?
Хомма горько усмехнулся — слова застряли у него в горле. Да, проницательный Икари почуял, что пахнет палёным.
Настоящая Сёко Сэкинэ, скорее всего, мертва, вероятность — восемь или даже девять из десяти. Убийство или же случайная смерть — этого он пока точно не знает.
Но женщина, которая называет себя её именем, определённо жива, где-то она существует. Словно отвечая самому себе, Хомма медленно и членораздельно произнёс:
— Жива, только надо её найти. Уж эта женщина наверняка жива-здорова.
Икари некоторое время молчал, потом сказал только:
— Смотри осторожней! — и повесил трубку.
Хомма тоже отошёл от телефона.
Некоторое время он сидел, положив локти на стол и уставившись в пустоту. Потом через силу встал, принёс из комнаты Сатору маленький плеер и решил послушать музыку, которая осталась после Сёко Сэкинэ.
Там были песни — всё больше светлые и радостные, про любовь. Ни одна из них не застревала в голове. Перед глазами задремавшего Хоммы маячил алый цветок, цветок на свитере Акэми Конно, который остался после Сёко Сэкинэ — фальшивая Сёко не захотела его взять.
10
Курисака и на этот раз пришёл после девяти вечера. То ли он действительно занят, то ли не может уходить с работы раньше начальства, даже если со своими делами покончил, — по недовольному лицу молодого человека судить было трудно.
Хомма вечером позвонил ему на работу и заранее предупредил:
— Есть кое-что, о чём тебе следует знать, и я хочу спросить, что ты собираешься делать дальше.
Наверное, потому парень и был так встревожен. Ещё не успев снять пальто, Курисака уже спешил задать вопрос:
— Что случилось, почему вы хотели со мной поговорить?
К плохим новостям человека надо готовить. Если сразу поставить его перед фактами, от которых у него земля под ногами зашатается, то он может просто не принять их всерьёз. Сумеет ли он преодолеть это испытание с честью?
— Ты всё-таки садись — разговор будет долгий.
— Вы нашли Сёко?
Хомма покачал головой:
— Я сразу хочу сказать, что новости неутешительные. Пожалуйста, выслушай, набравшись терпения. Ладно?
Курисака насупил брови:
— Что-то вы уж чересчур… Что такое?
— Невесёлые дела.
— Я понял, поэтому давайте уж, говорите, у меня мало времени.
Хомма велел Сатору посидеть в своей комнате. Тот, видимо, играл в компьютерные игры поэтому время от времени оттуда доносились характерные электронные звуки: «Пи-и, пу-ру-ру…» На кухне натужно урчал мотор холодильника. На фоне двух этих звуковых дорожек Хомма по порядку поведал всё, что узнал, с самого начала. Послужной список Сёко Сэкинэ, копия посемейного реестра, свидетельство о регистрации по месту жительства — всё это было выложено на стол. Лицо у Курисаки застыло — маска, а не лицо. Жили и двигались на этом лице только глаза.
— Вы шутите? — сразу спросил парень, как только рассказ был окончен. Ему не хватало воздуха, словно всё это время он сдерживал дыхание, ожидая, когда наконец сможет задать этот вопрос.
— К сожалению, я не шучу и не обманываю, всё это правда.
— Да как это возможно!..
Как и следовало ожидать, Курисака рассмеялся. Слегка разведя руки, он изобразил согнутыми пальцами кавычки:
— Ерунда какая-то… Сёко — не Сёко! Разве такое может быть?
Хомма молча наблюдал за выражением его лица. Что бы он сейчас ни говорил, Курисака всё равно его не услышит.
— Ведь я жениться на ней собирался! Я её выбрал!
Он словно настаивал на том, что никто не смеет говорить дурно о женщине, на которой собирался (пусть всего лишь собирался!) жениться он, Кадзуя Курисака. Я, мол, безупречен, — значит, и выбор мой безупречен.