В прошлый раз основной удар Восьмой гвардейской армии русских был направлен именно на восточную часть города. Вряд ли что-то помешает им повторить такую попытку. Русские не могли не видеть, что стены после их артиллерийских залпов заметно обветшали. В некоторых местах появились значительные пробоины, через которые пехота могла проникнуть в крепость. Вот только за внешней стеной стояла еще одна, такая же крепкая.
Гарнизон настроился на предстоящее сражение. Особого напряжения не было, каждый защитник Познани занимался своим делом. Пехота на переднем крае углубляла окопы, запасалась боеприпасами. Отдыхали лишь те, кому это было положено.
Дозорные пристально всматривались в темноту. То и дело взлетали в воздух ракеты, освещали простреливаемое пространство. Артиллеристы подтаскивали к орудиям ящики со снарядами. Иной раз с крепостных стен летели короткие автоматные очереди. К ним подключались пулеметы и винтовки.
Эта перестрелка была вполне объяснима. У некоторых солдат не выдерживали нервы, в любой тени им виделся враг. Нечаянную пальбу нужно было просто перетерпеть.
Командование обороной самой важной, восточной части города генерал-майор Гонелл взял на себя и дважды в день в сопровождении офицеров обходил подразделения. Как и полагалось командиру, он умело подбадривал солдат, старался найти для каждого нужное слово. Дескать, фюрер оказал вам большое доверие, предоставил возможность защищать Познань. Он пристально следит за всем, что происходит в городе.
Отчасти это так и обстояло. Но другую сторону этой правды лучше было не вспоминать. Не исключено, что всем им предстояло умереть здесь, защищая стены крепости.
Проверив посты, Эрнст Гонелл в сопровождении начальника штаба полковника Мартина Ландманна направился в южную часть города, находившуюся под командованием майора Холдфельда, еще месяц назад воевавшего на Восточном фронте. Этот участок охраняли в основном отряды фольксштурма и части люфтваффе.
Гонелл считал, что русские не станут штурмовать город с южной стороны. Слишком неудобные там подходы, далеко от цитадели. На их пути протекает река, которую им предстоит форсировать, конечно же, с большими потерями, а городские стены здесь не уступают в прочности укрепленным фортам.
Комендант посмотрел на майора Холдфельда, выскочившего ему навстречу, и проговорил:
– В последние часы русские очень активизировались, и это мне не нравится. Они затевают что-то серьезное. Нам нужно быть готовым к любым неожиданностям. Отправьте в тыл к русским пеших разведчиков, пусть постараются зайти как можно глубже. Мы должны знать все о намерениях противника!
Начальник штаба отреагировал на это мгновенно.
– Мы только что получили результаты разведки, – заявил он. – По нашим данным, в ближайшие часы русские начнут очередной штурм с восточной стороны.
– Опять с восточной? Русские прекрасно знают, что эта сторона защищена надежнее других. Первые три попытки так вот войти в Познань у них провалились. Что-то мне подсказывает, что они изменят свое решение. Пусть разведчики постараются узнать, где находится самая большая группировка русских.
Генерал-майор Гонелл уже спустился со стены, когда неожиданно услышал голос русского агитатора:
– Немецкие солдаты и офицеры! Вас предали, вы находитесь в окружении.
Гонелл остановился и стал внимательно вслушиваться в обращение, звучавшее на правильном немецком языке. Обычно русские использовали собственных агитаторов, говоривших с явно выраженным славянским акцентом, реже – немецких перебежчиков. Этот же человек имел явно столичное произношение. Неужели в роли агитатора у них берлинец?
– Выявить, откуда вещает этот пропагандист, и сообщить мне! – распорядился генерал-майор, повернувшись к адъютанту.
– Слушаюсь, господин генерал-майор! Потом отдать приказ на уничтожение?
Эрнст Гонелл внимательно посмотрел на адъютанта, отчего тот невольно поежился.
– Я сам отдам приказ, когда это потребуется.
Офицер вытянулся и с готовностью произнес:
– Так точно, господин генерал-майор!
– Выполняйте!
Адъютант немедленно удалился, а сильный голос с правильно поставленными интонациями продолжал:
– Агонизирующая фашистская власть гонит вас на убой. Вами командует отъявленный нацист генерал-майор Эрнст Гонелл. Он будет жертвовать вами до тех самых пор, пока в крепости не останется ни одного солдата. Нам известно, что в ваших рядах немало рабочих и служащих. Некоторые из вас только вчера взяли в руки оружие. Немецкие рабочие не могут быть врагами советским пролетариям, именно поэтому вам нужно перейти на нашу сторону. Мы гарантируем вам безопасность, надлежащее лечение и жизнь. Вам будут созданы хорошие условия. После окончания войны вы вернетесь в свои дома, в родные семьи и окончательно позабудете кошмар, который вам принес нацистский режим Гитлера. Ваше сопротивление бесполезно. Оно приведет к ненужным жертвам. Предлагаем вам сложить оружие и вывесить над воротами белый флаг, который станет обозначением вашей капитуляции. На рассмотрение этого предложения командование Красной армии отводит вам три часа. Если по истечении указанного времени белый флаг не будет вывешен, то мы воспримем это как отказ от нашего гуманного предложения, и весь гарнизон крепости будет уничтожен.
Мимо, заглушая речь агитатора, прокатила зенитная самоходная установка «Вирбельвинд». Ее четыре ствола были направлены в небо. Эта машина весьма успешно показала себя в действиях против скопления пехоты. Уничтожить такую технику русским будет непросто. За девятигранную башню солдаты величали ее коробкой с кексом, но настоящее название самоходки было «Ураганный ветер», что полностью соответствовало предназначению такой машины. Всего за несколько секунд автоматическим огнем она могла уничтожить целый полк.
Из башни высунулась голова командира. Лицо сосредоточенное и строгое, полное решимости. Он знал, что воевать на такой грозной технике почетно. Увидев коменданта крепости, стоявшего на обочине дороги, он вскинул в приветствии руку. Генерал-майор Гонелл лишь одобрительно кивнул в ответ.
Двое солдат просунули в амбразуру стены ствол тяжелого противотанкового ружья, закрепили раздвижные станины лафета, поставили щитовое прикрытие. В сторону бастиона бодро прошагали парашютисты Геринга.
«Русские, сами не понимая того, лезут в огненную ловушку, – подумал генерал-майор. – Каждый метр в городе простреливается из всех видов оружия».
Двое патрульных не замечали Эрнста Гонелла, подошедшего к ним, курили на углу здания и негромко разговаривали. Обыкновенный солдатский треп.
– Франц, тебе не кажется, что у этого русского вещателя берлинское произношение? – усмехнувшись, сказал один из этих солдат, рослый, костистый с широким разворотом плеч.
– Я бы сказал, что этот русский не совсем обычный агитатор. Все свои выступления они начинают с пластинок, а он сразу зачитал ультиматум.
– Торопился. Очевидно, они уже назначили время штурма.
Ответить Франц не успел, заметил коменданта города, вышедшего из-за угла, отшвырнул сигарету, бодро вскинул руку и выкрикнул:
– Хайль Гитлер!
– Хайль! Как настроение? – спросил Эрнст Гонелл.
– Боевое! Будем биться до конца, господин генерал-майор, – охотно ответил Франц. – Город им не взять.
– Знаю, вы отличные солдаты. Фюрер очень надеется на вас.
К ним подскочил запыхавшейся взволнованный адъютант.
– Господин генерал-майор, наблюдатели выявили местонахождение русского пропагандиста.
– Где же он запрятался?
– Он на втором рубеже, в двадцать четвертом квадрате. Его особенного хорошо видно с наблюдательного пункта Тридцать второго батальона.
Генерал-майор Гонелл прекрасно представлял эту местность с сопкой и двумя неглубокими оврагами. Четыре дня назад эту территорию занимала рота истребителей танков из Четвертой полицейской дивизии СС под командованием капитана Шварцберга. Большая часть этого подразделения полегла при первом же наступлении русских, попытавшихся взять город с ходу. Тогда ими было подбито восемь русских танков. Смертельно раненного Шварцберга солдаты под огнем сумели принести в город, где он и скончался под сочувствующими взглядами сослуживцев.
«Надо отдать должное почившему. Он умел разговаривать с простыми солдатами. Это тот самый случай, когда подчиненные всецело доверяли своему командиру. Кончина столь опытного офицера обернется для нас большими потерями», – подумал Гонелл, не сказал ни слова и быстрым шагом двинулся на наблюдательный пункт Тридцать второго батальона.
Придерживая рукой распахивающиеся полы генеральской шинели, он поднялся на самый верх бастиона. В тесной комнате с узкими амбразурами, проделанными в стене, кроме командира батальона подполковника Гросса находился майор Эверест, отвечавший за западный сектор обороны.
– Господин генерал-майор, разрешите доложить, – после приветствия бодро проговорил командир батальона. – Обнаружен русский агитатор. Этот район у нас хорошо пристрелян. Мы можем уничтожить его одним пушечным выстрелом.
– Почему агитатор пришел именно в это место? Русский наверняка знал, что сопка находится под наблюдением. Он мог выбрать место пониже и куда более безопасное.
– Очевидно, он решил подняться повыше, чтобы вещание было как можно более отчетливым и громким.
– Русский очень рискует. Хочу посмотреть на этого храбреца, – сказал Эрнст Гонелл, иронически хмыкнул и шагнул к амбразуре.
– Он как на ладони, господин генерал-майор, – произнес майор Эверест, протягивая коменданту свой бинокль.
Тот невольно задержал взгляд на его черной поверхности, инкрустированной золотом. Не рядовая вещь, старинная. Выпущена в Берлине компанией Герца. Наверняка досталась майору от деда, такого же кадрового военного.
Гонелл приложил бинокль к глазам и взглянул на невысокую сопку, заросшую кустами. На крошечном плато, изрытом недавними разрывами, он рассмотрел небольшую движущуюся точку. Это был русский агитатор, волочивший за собой сани с рупором. До самой кромки сопки ему ползти оставалось немного, каких-то сто метров. Потом он скроется на противоположном склоне, и достать его будет куда труднее.