– Ему не менее восьмисот лет, господин генерал-майор, – мгновенно отозвался майор Холдфельд. – Рассказывают, что здесь найдены и захоронения друидов, гораздо более ранние, еще римского времени.
– Друиды могли позаботиться о своих мертвых, – задумчиво протянул Эрнст Гонелл. – На своем веку это кладбище повидало немало, как и те люди, которые лежат в этой земле. Сложно даже представить, сколько их там. Все они заслуживают того, чтобы их прах никто не тревожил. Но у нас нет выбора. Значительная часть надгробий и памятников будет уничтожена во время боя. С нас не следует снимать вины за то, что произойдет здесь через несколько часов. Горожанам больно будет осознавать, что могилы их предков окажутся разорены. У меня к вам просьба, майор. У вас очень хороший слог. – Генерал-майор разлепил в слабой улыбке тонкие губы. – Напишите от моего имени, что мы просим извинения у всех тех людей, чьи близкие лежат на этом кладбище. Когда закончатся боевые действия, мы восстановим каждый памятник, любую могильную плиту. Я лично займусь этим. Даю слово офицера. Если, конечно же, останусь жив после всего того, что здесь произойдет. Вы сумеете написать такое письмо, майор Холдфельд?
– Так точно, господин генерал-майор! Уже завтра это письмо будет прочитано каждым жителем города.
– Не хочу сказать, что с души у меня упал камень, но все-таки мне стало как-то немного легче.
Нарушая черноту неба, в воздух взлетели осветительные ракеты. Они надолго зависли в темной вышине, а потом медленно опустились на нейтральную территорию.
Коменданту города в очередной раз стало понятно, что впереди простиралась не голая равнина, как ему только что представлялось, а окраина города, перепаханная взрывами. Линия фронта проходила прямо через разрушенные дома. Улицы были завалены разбитой, почерневшей от копоти, еще не остывшей военной техникой.
На нейтральной полосе, ширина которой составляла всего-то двести метров, лежал опрокинутый набок грузовик, от которого оставались лишь погнутые металлические конструкции. Неподалеку от него просматривались узкие окопчики боевого охранения, от которых тянулась тонкая траншея.
На территории, занятой русскими, стояли два подбитых средних танка, таких же черных, как наступившая ночь. Они успели выстрелить по нескольку раз, прежде чем были уничтожены из артиллерийских орудий. У трехэтажной постройки, в которой до войны размещались швейные цеха, замерла покореженная немецкая двадцатимиллиметровая зенитная самоходная установка на полугусеничном шасси.
Ракеты прогорели и наконец-то погасли. Окрестности сразу же погрузились в еще более глубокую темноту. У генерал-майора возникло такое ощущение, что он просто ухнул в преисподнюю вместе с колокольней и со всеми людьми, которые на ней находились.
Прошла долгая минута, прежде чем Эрнст Гонелл в плотных сумерках вновь стал различать контуры зданий, подбитые орудия, служившие в качестве ориентиров, нейтральную полосу, неровной косой проходившую через одноэтажные частные строения, сквер, расплывчатым темным пятном просматривающийся между домами.
Понемногу светало. То, что еще какую-то минуту назад выглядело темным, размытым, вдруг стало приобретать полутона, светлеть, выпирать границами и прямыми линиями. Утро еще не наступило. Это был даже не рассвет, а тонкая, очень зыбкая, но осязаемая материя, из которой и будет соткан грядущий день.
Несколько раз, будто бы по какому-то заведенному ритуалу, ночь прошили трассирующие пулеметные очереди. Автоматная трескотня, казавшаяся сплошной, была недолгой, потом все успокоилось. Еще через четверть часа тишину разорвали хлопки батареи батальонных минометов, бьющих откуда-то с глубины позиций русских. Следом за тем в темное небо почти одновременно взлетели зеленые ракеты, окрасив в болотный цвет спрессованный почерневший снег и ходы сообщения, осветили дно глубоких воронок и бросили травяные блики на стены разрушенных зданий.
Сначала где-то далеко тяжким дыханием ухнул разрыв гаубичного снаряда, и воздух наполнился тревогой. Потом близ переднего края грохнули несколько осколочных мин, часто и грозно застучали станковые пулеметы русских. В лунном свете, пробивавшемся через плотные белесые облака, вдруг возникла словно из ниоткуда туманная светло-серая полоса дыма. Генерал-майор Эрнст Гонелл понял, что атака противника началась.
Дождались!
– Соедините меня с Тридцать четвертой батареей, – потребовал комендант города у связиста, неотступно следовавшего рядом с ним.
– Слушаюсь, господин генерал-майор! – немедленно отозвался тот, снимая с плеч рацию.
Дымовая завеса то поднималась под темные тучи, то вдруг стелилась по земле, укрывала русские шеренги, наступающие под прикрытием залпов дивизионной артиллерии. Снаряды расчищали путь штурмовым батальонам, летели прямо на передовые линии немецкой обороны, уничтожали траншеи, взрывали блиндажи. Порой они разрывались в опасной близости от первых рядов русских, но те, будто бы уверовав в собственное бессмертие, стремительно приближались к городу.
Частота залпов увеличилась. Скоро над полем поднялась стена сплошных разрывов, состоявшая из плотного черного дыма и вздыбленной земли. В какой-то момент она становилась почти непроницаемой, поднималась к самому небу, закрывала собой ближайшие постройки, город, побагровевший горизонт. Когда залповый огонь уносился в глубину немецких позиций, эта стена неожиданно рассыпалась. Тогда можно было рассмотреть, как взрывная волна поднимает в воздух громоздкие постройки, раскидывает по сторонам куски стен и людей, спрятавшихся за ними, обращает в пыль груды камней и превращает в ничто то, что какую-то минуту назад называлось жилищем.
Совсем рядом с колокольней, будто бы проверяя ее на прочность, снаряд самоходного орудия во все стороны разбросал охапку осколков. По толстым средневековым камням прошлась зябкая дрожь взрывной волны.
– Господин генерал-майор, Тридцать четвертая батарея на связи, – доложил связист Эрнсту Гонеллу и передал ему трубку.
– Майор Беккер?
– Так точно, господин генерал-майор! – тут же ответил молодцеватый, слегка взволнованный голос.
Эрнст Гонелл приставил бинокль к глазам и увидел в рассеивающейся дымке контур танка, поддерживающего русскую штурмовую пехоту.
– Ударить по квадрату семнадцать из всех стволов осколочно-фугасными снарядами! Плотность огня предельная! Русские не должны поднять головы! Будьте внимательны, они движутся в сторону старого кладбища.
– Слушаюсь, господин генерал-майор! – заявил командир батареи.
– Соедините меня с командиром противотанковой роты капитаном Шульцем.
Связист вновь прижал к голове наушники и громко, стараясь перекрыть шум боя, который быстро усиливался, прокричал позывные командира противотанковой роты.
Ранцевая радиостанция пехоты, прозванная связистами «Дорой», пыталась достучаться до капитана Шульца. Связист крутил ручку настройки.
Вместе с эфирными шумами, с грохотом боя, прозвучал далекий подсевший голос командира противотанковой роты:
– Господин генерал-майор, у нас здесь жарко.
– Сейчас жарко у всех. Из семнадцатого квадрата в сторону двадцать второго под прикрытием танков и огня полевой артиллерии движется штурмовая группа русских. Через двести метров они окажутся в пределах вашей видимости, на расстоянии двух километров. Ударьте по ним прямой наводкой бронебойными снарядами. Ни один танк не должен дойти до старого кладбища. Вам все понятно, капитан?
– Так точно, господин генерал-майор! Наши противотанковые пушки встретят их прямой наводкой!
– Атака должна быть отбита. Снарядов не жалеть! Конец связи.
Еще через минуту раздался громкий кашель скорострельных малокалиберных пушек капитана Шульца. Прозвучал хлопок. В небо взметнулось ярко-красное пламя. Затем над подбитым танком поднялся гриб чадящего черного дыма.
Где-то на середине нейтральной полосы цепи русских залегли. Красноармейские бушлаты на сером слежавшемся снегу выглядели темными заплатками. Многие из этих солдат уже более никогда не поднимутся. Те, которые попытаются двигаться дальше, нарвутся на пулеметные очереди.
Бой разгорался. Со стороны фортов, рассекая ночь, полетели бронебойные снаряды. Сразу три из них отыскали в ночи движущийся танк, прошили броню башни, уничтожили экипаж. Через мгновение сдетонировал боекомплект. Танк разорвался на многочисленные бесформенные куски.
Некоторое время эти обломки полыхали, пускали черные клубы. Языки пламени яростно лизали чернеющее небо, освещали улицы, изрытые снарядами, разрушенные дома, солдат, лежавших на снегу. Под ярким огнем они выглядели совершенно беззащитными, цеплялись ладонями за землю, как за последнее свое убежище.
С юго-западной стороны тоже не все шло ладно. Русские усиленно наседали, тащили на себе пушки и через густой дым били прямой наводкой по фортам.
– Соедините меня с майором Эверестом! – приказал генерал-майор, продолжая наблюдать в бинокль за ходом сражения.
С крепостей взлетали осветительные мины, маневры русских иногда становились видны. Наступающие штурмовые группы закрывались дымами. Немецкие пулеметы вовсю лупили по цепям противника, прорывавшимся в спасительную темень, откуда они, уже совершенно невидимые, сумеют продолжить наступательную операцию.
– Майор Эверест на связи, – сквозь шум боя услышал комендант.
– Майор, приготовьтесь контратаковать. Мы должны оттеснить русских на прежние позиции.
– Слушаюсь, господин генерал-майор! – заявил Эверест. – Мои солдаты погибнут, но не отступят.
– Давайте по существу, без всякой пропаганды. Оставим ее доктору Геббельсу, у него это получается лучше, чем у нас. А наше дело воевать, бить врага! Вам все понятно, господин майор?
– Так точно, господин комендант!
– Ваш план действий?
– У русских хорошо работает артиллерия. Нам следует ослепить расчеты орудий, а также командные и наблюдательные пункты, понаблюдать за позициями русских, выявить массовые скопления пехоты и провести массированные артиллерийские атаки, после чего силами пехотного полка отбросить противника на прежние позиции.