Эрнст Гонелл продолжал усиливать контратаку. Опорные пункты немцев были растянуты вдоль фронта наступления русских. Из резервов он смог выделить два пулеметных взвода и противотанковую роту. Из цитадели подошли три пушки калибра сто пятьдесят миллиметров, а также два пехотных взвода, имеющие в наличии мощное оборонительное вооружение – тяжелые пулеметы на лафете.
Силы русских не беспредельны. Они должны дрогнуть. Если не удастся выбить их из здания в течение ночи, то утром к ним подойдет подкрепление, и тогда противостоять им станет значительно труднее.
Но русские будто бы обрели бессмертие. Они не обращали внимания на шквалы пулеметного и автоматного огня, залпы артиллерии, наплевали на обвалившуюся кровлю, продолжали держаться за два этажа так, как если бы в них был заключен смысл их собственного существования.
«Именно в этом месте, на небольшом пятачке, в данный момент решается исход войны, – подумал генерал-майор. – Я просто обязан задержать русских здесь, в Познани, не пустить их на Одер, куда они стремятся, где создают крепкий плацдарм для дальнейшего наступления на Берлин. В этом случае фюреру хватит времени на то, чтобы подтянуть резервы и остановить советские танковые армады. Потом немецкому командованию удастся заключить перемирие с американцами и англичанами.
Если у меня все-таки не получится задержать колонны русских между двумя переулками, где продолжает держать оборону многоэтажный пункт, то уже через несколько дней они начнут штурмовать цитадель. Это означает, что через Познань каждые сутки будут проходить к Одеру восемьдесят эшелонов, нагруженных вооружением и боеприпасами. Русские смогут расширить плацдарм, не позволят нам собрать силы для решающего сражения. Сколько же тогда в этом случае продержится армия? Полгода? Или пару месяцев?»
Наступил последний час перед глубокими сумерками. Гонелл медлил. Ему казалось, что бой развернулся уже на пятом этаже, где русские сумели выстроить непреодолимую преграду из шкафов и прочей мебели. Но еще через несколько минут из штаба батальона ему сообщили, что волна сражения застряла где-то между третьим и четвертым этажами. Без основательного подкрепления продвинуться выше не получится.
Он поднял трубку телефона, напрямую соединяющего его с цитаделью, и услышал слегка взволнованный голос заместителя:
– Генерал-майор Маттерн у аппарата.
Эрнст Гонелл заменил генерала Маттерна на посту коменданта крепости сразу с подходом к ней танковых колонн русских. Маттерн, назначенный на данную должность год назад, воспринимал ее как вершину своей военной карьеры, надеялся, что с этого спокойного места, расположенного вдали от фронта, сможет уйти в отставку. Но все оказалось совершенно иначе. Так уж вышло, что именно здесь развернулось одно из главных событий текущей войны, от которого зависела не только его личная судьба, но, быть может, и участь всей Германии.
Эрнст Гонелл испытывал к бывшему коменданту крепости некоторое снисхождение, хотя не показывал его ни намеком, ни взглядом, ни тем более словами. Он держался с ним ровно, почти на равных. Как-никак, оба они носили генеральское звание. Но Гонелл всякий раз невольно сдерживал улыбку, когда Маттерн шел по городу и торжественно, как нечто особенно ценное, нес перед собой выпирающую бездонную утробу. Выглядел он по меньшей мере комично. Генеральский мундир, даже сшитый на заказ, выглядел на его фигуре мешковато и собирался по бокам в некрасивые широкие складки. Генерала Маттерна можно было бы представить добродушным лавочником, стоявшим за прилавком с кусками нарезанного мяса, в крайнем случае пожарным, но уж никак не кадровым военным. Мундир смотрелся на нем как самое настоящее недоразумение.
– Это комендант города Гонелл. Направьте к объекту сорок три, на перекресток улиц Логенвег и Вальтгассе, дополнительный взвод минометчиков.
– Господин генерал-майор, боюсь, что мы не сумеем этого сделать. Людей у нас немного. Если их забрать с других участков, то русские сумеют прорвать нашу круговую оборону, – словно извиняясь, проговорил Маттерн.
Этот толстяк, наслышанный о богатой военной биографии Эрнста Гонелла, безоговорочно принимал его лидерство и смел возражать только по телефону.
– Возьмите взвод автоматчиков из моего личного резерва и усильте его отделением панцерфауст. Без них нам русских не выкурить.
– Слушаюсь! – обреченно проговорил генерал-майор Маттерн.
Он буркнул что-то еще, но Эрнст Гонелл посчитал, что разговор исчерпан, и небрежно положил трубку.
Глава 24Просили продержаться
Штурм верхних этажей немцы начали с минометного обстрела. Красноармейцам оставалось только укрыться где-нибудь за бетонной плитой и вслушиваться в нарастающий свист мин. Рванет сбоку, осыплет перекрытие мелкими минометными осколками. Солдат всякий раз невольно стиснет зубы и отметит, что в этот раз ему тоже очень повезло.
Осколки разорвавшейся мины в силу неправильности своей геометрической формы обладали непредсказуемой траекторией полета, попадали порой в самые недоступные и закрытые места. Их способность отскакивать от стен значительно усиливала поражающий эффект. Подполковник Крайнов не однажды отмечал, что осколки распарывали на нем телогрейку даже тогда, когда он прятался от взрыва за стеной. Ему оставалось только удивляться мудрености их полета.
Он решил, что немцы предпримут атаку сразу после артобстрела, усилят свои передовые ряды подразделением автоматчиков. Так оно и произошло.
Сразу после последнего залпа на уровне четвертого этажа прозвучал отчаянный крик караульного:
– Немцы!
Раздалась хлесткая очередь из «ППШ», а за ней громкий разрыв гранаты фаустпатрона, крепко тряхнувший межкомнатные перегородки. Почти одновременно по всему длинному зданию на уровне четвертого этажа жахнули еще несколько разрывов, сокрушая баррикады и металлические нагромождения, находившиеся на лестничных пролетах и площадках.
В какой-то момент подполковнику показалось, что межэтажные перекрытия не выдержат насилия и обрушат бетонные плиты на головы его солдат. Но нет, дом стоял крепко, мужественно встречал железо, начиненное тротилом.
Оглушающий грохот автоматных и пулеметных очередей заполнил все пространство. Разрывы стали раздаваться все чаще, заставляли дрожать пол и стены. Помещения заполнялись едким дымом и поднятой пылью.
– Всем вниз! – прокричал Крайнов. – Не давайте немцам прорваться на этажи!
Командир полка, сопровождаемый ординарцем, метнулся к лестнице, где уже завязался ожесточенный бой. Группа из десяти бойцов, прижавшись к стенам, отстреливалась от наступающих автоматчиков и фаустников.
С северной стороны громыхнула немецкая стопятимиллиметровая безоткатная пушка. Холл заполнился дымом. Взрывная волна раскидала по стенам несколько замешкавших стрелков. Раскуроченную мебель побило множество осколков.
Подполковник Крайнов увидел немца, показавшегося в лестничном пролете, дал по нему короткую очередь и невольно стиснул зубы. Он успел заметить, как короткие злобные фонтанчики брызнули над головой фрица, не причинив ему вреда.
Дальше что-то оглушительно шарахнуло. В щепки разлетелся громоздкий шкаф, загораживающий лестницу. Путь на четвертый этаж был открыт. Немцы увидели это и усилили атаку.
Но не тут-то было. Один из советских бойцов швырнул на лестничную площадку лимонку. Граната сперва закрутилась на каменной плитке в смертельном танце, а потом вдруг с металлическим зловещим стуком стала скатываться по ступенькам.
Это зрелище буквально заворожило подполковника. Он поймал себя на том, что не в силах оторвать взгляд от чугунного куска металла, начиненного взрывчаткой. Крайнов знал, что через какую-то секунду граната разорвется на тысячи больших и малых осколков, которые уничтожат все на расстоянии двух десятков метров от места взрыва. Но к своему ужасу он вдруг понял, что не способен даже шагнуть в сторону.
Вдруг кто-то грузный, не считаясь с офицерским чином, толкнул его за стену, а потом отчаянно, пронзительно выкрикнул:
– Ложись!
Вместе со взрывом, переломавшими перила, в стену злобным роем ударили раскаленные осколки. На плечи и голову командира полка посыпались остатки штукатурки, какой-то ветхий мусор. С дребезжанием упало рядом помятое ведро, невесть откуда взявшееся, и покатилось по бетонному полу.
– Товарищ подполковник! – К Крайнову подскочил командир штурмового батальона майор Бурмистров. – Немцы прорвались с западной стороны по пожарной лестнице. У нас недостаточно сил, чтобы отбить контратаку.
– Сколько их?
– Около пятидесяти человек.
– Возьми из резерва взвод автоматчиков. Не дай им пройти! – выкрикнул подполковник Крайнов.
– Есть! – ответил командир батальона, пригнулся, чтобы не угодить под выстрелы, и устремился к западному входу.
Немцы напирали со всех сторон, число убитых и раненых красноармейцев быстро возрастало. Самое скверное состояло в том, что невозможно было помочь беднягам, лежавшим на ступеньках и лестничных площадках раненым. Оставалось только слушать их стоны, звучавшие порой совершенно невыносимо.
На какое-то время натиск немцев ослабел. Взвод автоматчиков сработал неплохо, потеснил их. Установился баланс, который мог сохраняться достаточно долго. Шло нечто вроде позиционного сражения в пределах одного дома.
Но немцам этого было явно недостаточно. Уже в следующую минуту их натиск усилился. Они были полны решимости занять весь район, вот только на пути у них стоял ничем не примечательный пятиэтажный дом.
Немцы напирали. То и дело в разных частях здания раздавалась пальба. Фаустпатроны без труда пробивали самые толстые стены. Их применение приводило к немалым разрушениям.
Раненых, которых становилось все больше, красноармейцы спрятали в углах небольшой комнаты, за тремя бетонными стенами. Подступы к ним караулило отделение автоматчиков.
Вот уже стало вечереть. Бойцы продержались почти сутки, а помощи никакой так и не получили.