Поначалу все складывалось благополучно. Бойцам Бурмистрова удалось захватить два подъезда в соседнем здании и закрепиться там. Однако вскоре к немцам стали подступать значительные подкрепления, с ходу открывшие минометный и артиллерийский огонь с двух сторон. Отступать было нельзя. В противном случае фрицы отрежут полк Крайнова и разведчиков Велесова от остальных частей, а дальше, лишенные боеприпасов, они будут уничтожены.
Связи со штабом дивизии не было. Майор Бурмистров трижды отправлял телефонистов для починки кабеля, но ни один из них не вернулся.
Вопросов у командира инженерно-саперного штурмового батальона было много. Требовалось узнать, как складывается оперативная обстановка на соседних участках. Судя по грохоту орудий, бои там разворачивались серьезные. Как долго следует удерживать позиции? Стоит ли рассчитывать на подкрепление? Идти ли на соединение с какой-нибудь близлежащей частью или запросить огонька против наседающих немцев? Еще масса проблем, требующих немедленного решения.
– Товарищ майор, нельзя нам без связи, – сказал старший лейтенант Кобзя, подошедший к Бурмистрову.
Ничего иного он сказать просто не мог, поскольку как раз и являлся начальником связи батальона.
– Сам знаешь, мы уже отправили троих, никто из них не вернулся, – осторожно произнес майор Бурмистров, понимая, к чему клонит старший лейтенант.
– Разрешите мне попробовать, у меня получится, – заявил Кобзя.
– Участок простреливается с двух сторон, – не сразу ответил на это майор Бурмистров. – Фрицы тебя просто положат.
Для самого Бурмистрова все эти провода и прочие лампы были какой-то черной магией, в которую ему просто не хотелось вникать, а Кобзя разбирался во всех этих приборах так уверенно, как если бы сам их придумал.
Прохор говорил взвешенно, неторопливо. Может, оттого его речь казалась несколько тяжеловесной, хотя в действительности таковой не была.
– Товарищ майор, но другого выхода не существует. Ведь с этим делом лучше меня все равно никто не справится.
В словах старлея была сермяжная правда, как тут ни крути.
– Знаю, – вынужден был согласиться Бурмистров, умолк, пережидая пулеметную трескотню, доносившуюся откуда-то с верхнего этажа, и, столь же взвешенно наделяя каждое слово дополнительным значением, продолжал: – Только обещай мне, что не будешь рисковать понапрасну. Связь, конечно, всегда важна, но война заканчивается не сегодня. Она будет и завтра, и через месяц. Нам с тобой ее еще хватит. До Берлина отсюда двести тридцать километров. Мы обязаны их пройти. Что будет, если с тобой что-нибудь случится?
– Другого найдете, товарищ майор, – сказал Кобзя и улыбнулся, хищно сверкнул крепкими молодыми зубами. – В бою не редеет строй.
Бурмистров неодобрительно покачал головой.
– Не нравится мне твоя шутка, товарищ старший лейтенант. Но вижу, что тебя не удержать. Хорошо. Возьми с собой Муратова, он один из лучших, парень старательный.
– Спасибо за доверие, товарищ майор! – заявил старший лейтенант.
– Только не нужно меня благодарить, не на танцы отправляю. На смерть идешь. Смотри, живым возвращайся, а то обижусь.
Приготовления были короткими. Муратов взял телефонный аппарат с катушкой кабеля, а старший лейтенант – сумку с инструментами, которые могли бы им пригодиться.
Шли они строго по кабелю, убегающему тонкой темной змейкой в темноту. Дважды затаивались в воронках, пережидали минометные разрывы, раздававшиеся в опасной близости.
Когда миновали половину пути, старший лейтенант увидел группу немецких автоматчиков, скрытно передвигавшихся в ночи, направлявшихся прямиком в тыл минометной батареи подполковника Крайнова. Их удар мог стать неожиданным и сокрушительным. Нанесут фрицы значительный урон и тотчас станут невидимыми, растворятся в зловещей черноте.
Город – это не равнина, где по обе стороны стоят противоборствующие армии. Здесь все запутано и переплетено, порой трудно осознать, что происходит, где стоит враг и находится тыл.
– Вот что, Муратов, – наблюдая за немцами, пробирающимися в темноте, проговорил старший лейтенант. – Сейчас мы с тобой ударим из двух стволов по этим гадам так, чтобы им тошно стало!
– С большой охотой, – по-деловому отозвался Муратов, отставляя аппарат с катушкой в сторону.
– Ты отползаешь к тому краю воронки, а я бью с этого. Тебе достается последний немец, а я стреляю по первому. Ты, главное, не промахнись. А там мы их добьем.
– Мне ведь не впервой… – договорить связист не успел.
Свет вспыхнувшей ракеты озарил его крепкую фигуру, наполовину высунувшуюся из воронки. Немец, шедший первым, короткой прицельной автоматной очередью прошил грудь Муратова. Тот рухнул на раскисшее глинистое дно воронки.
– Ах вы, гады! – выкрикнул старший лейтенант и надавил на курок, стараясь стрелять в самую середину растянувшейся цепи.
Та самая ракета, сносимая ветром, уже затухая, высветила убитого немца, завалившегося на груду камней, запечатлела его гнев, прорывавшийся через стиснутые зубы. Потом обожженные руины вновь накрыла чернота, заровняла все неровности, спрятала черту, которая разделяла старшего лейтенанта и немцев. Ворох свинца обрызгал старшего лейтенанта крохотными фонтанчиками снега, заляпал лицо ледяной грязной крошкой. Пуля угодила ему в левое плечо. Ничего страшного, если не считать потерю крови.
С позиций подполковника Крайнова сначала взлетели две яркие ракеты, а потом тяжело застучал крупнокалиберный пулемет, заставивший немцев залечь. Ударили полковые минометы. Осколки со свистом вгрызались в землю.
Старшему лейтенанту следовало переждать самую малость, а потом двигаться дальше. Кровь у него теперь почти не текла, одежда присохла к ране. Некоторое время он просто лежал на самом дне воронки, заполненной водой и кусками льда, и не подавал никаких признаков жизни.
Офицер уткнулся лицом в землю, чувствовал ее зябкое дыхание. Когда обстрел прекратился, он приподнял голову. Впереди никого не было. Немцы отступили.
Во мраке различимы были одноэтажные дома, побитые разрывами. Некоторые из них стояли с развороченными стенами, другие – с сорванными крышами. Всюду, куда ни глянь, воронки. Мостовые и тротуары перерепаханы взрывами. Танкам здесь никак не пройти, а вот русской пехоте такое вполне под силу.
Старший лейтенант сполз в воронку, попытался приподнять безжизненную голову сержанта и почувствовал на ладонях нечто липкое, неприятное. Кровь! Глаза у сержанта были полуоткрыты и безучастны ко всему происходящему. Жизни в них не было.
«Катушка разбита на куски, провода искромсаны осколками, – подумал начальник связи инженерно-саперного штурмового батальона. – Теперь это уже мусор. Может, мне следует вернуться и взять другую? Но хватит ли сил? Вдобавок в этом случае будет потеряно время, что может обернуться новыми загубленными жизнями. За остаток ночи я не смогу вернуться обратно. Днем этот отрезок уже не пройти. Территория хорошо пристреляна фрицами, каждый метр взрыхлен пулями. Любой человек будет виден как на ладони. Значит, нужно двигаться вперед. Остается только надеяться, что я еще раз не напорюсь на группу немцев. Возможно, что причина нарушения связи совсем пустяшная. Если провод перебит осколком, то мне останется только связать между собой оголенные концы и возвращаться на позиции. В этом придется разобраться на месте».
Больше не мешкая, старший лейтенант выбрался из воронки и пополз в сторону ближайшего укрытия, стараясь держаться протянутого провода. Кабель уводил его все дальше в темень, как-то замысловато петлял между руинами, извилистой змейкой убегал в сторону штаба дивизии.
Старший лейтенант дополз до следующей воронки, скрючился на самом ее дне, заполненном грязной жижей, переждал ракету, вспыхнувшую белым светом над местом недавнего сражения. Наконец-то она замерцала и погасла. Пора было выбираться из ямы.
Кобзя прополз вдоль кабеля еще метров триста, пока опытным глазом связиста не обнаружил разрыв. Один конец кабеля слегка скрутился, возвышался над поверхностью земли и покачивался на ветру, как это делает среднеазиатская кобра. Под проводом зияла черная дыра без дна, уводящая куда-то в недра земли.
Все было понятно. Взрыв артиллерийского снаряда пришелся именно на провод, вырвал из него изрядный кусок. Соединить два конца не представлялось возможным.
Старший лейтенант обогнул воронку, прополз на несколько метров вперед и среди разбитого булыжника, присыпанного землей разрывами, отыскал второй конец кабеля и потянул его на себя, однако без особо успеха. Не хватало метра с небольшим. Старший лейтенант опять попытался подтянуть кабель, но тот не желал поддаваться.
Впрочем, тут было одно решение. Кобзя закрепил на ладони оголенный конец, дотянулся до второго, тоже лишенного изоляции, и намотал его на другую руку. Он почувствовал, как по конечностям прошел слабый разряд тока, а потом потерял сознание.
Глава 26Последние патроны
Штаб и наблюдательный пункт дивизии находились в подвале разрушенного двухэтажного дома, фасад которого смотрел на южную часть города. Снаружи местоположение штаба напоминало всего лишь развалины, не однажды разбитые артиллерийскими снарядами. Только небольшой круг людей был осведомлен о том, что скрывалось под этими обломками.
Командир дивизии генерал-майор Дмитрий Баканов посмотрел на карту и воткнул шесть красных флажков вдоль левого берега Варты. Еще четыре нашли себе место в заводской промышленной зоне и два – на границе с районом Ротай. Немного, конечно, за две недели боев, но такие города-крепости, как Познань, за одни сутки не завоевываются!
Дивизия ввязалась в ожесточенные бои. Все то, что происходило здесь, очень даже напоминало Сталинград, где приходилось драться буквально за каждый дом. Немцев выкуривали с этажей, лестничных площадок, зачищали от них кладовые, подвалы. О широкомасштабном наступлении пока не могло быть и речи. Каждый метр, отбитый у фрицев, воспринимался как маленькая победа, которая непременно должна привести к большой, к захвату не только Познани, но и всей Западной Пруссии.