Она дважды пересекалась с вернувшимся Егором Ильичом, но ей уже было не до разговоров.
После завершения смены Вера увидела начальника полевого госпиталя, сидящего немного в сторонке от брезентовой палатки, где проходили операции, усталого, почерневшего, заметно осунувшегося. Она с тоской подумала о том, что и сама выглядит не лучшим образом.
Они молча раскурили папиросу на двоих. Потом, когда к ней стало понемногу возвращаться желанное чувство успокоения, Вера рассказала начальнику госпиталя об Антонине.
– Помогу, – обещал ей Егор Ильич. – Беременным на фронте делать нечего! Пусть девчонка рожает. Столько мужиков поубивало. Кто знает, может, другого случая и не представится.
К ним подошла совсем молоденькая медсестра и тревожно произнесла:
– Егор Ильич, тяжелораненого привезли.
Подполковник порывисто поднялся и произнес:
– Все, бегу!
Антонина уезжала на следующий день. Все как-то быстро завертелось. В части ее ничто более не держало. Все вещи уместились в худеньком вещмешке, да и неоткуда на войне взяться богатству.
Они провожали Антонину втроем. Прожили бок о бок почти полгода, что для войны значительный срок. При прощании на глаза у всех как-то некстати стали наворачиваться слезы, редкая роскошь для войны. Бывает, убьют знакомого человека, так даже слезинки не уронишь, дело-то привычное. А тут подруга уезжает, не на передний край, не под пули, а в самый что ни на есть тыл, в глубь страны, где нет ни разрывов снарядов, ни грохота бомб. Ведь рожать девка едет, счастья ей пожелать следует, а слез столько накапало, сколько на панихиде не бывает.
У блиндажа стояла повозка, на которой до железной дороги Антонину должен был подвезти дядька лет пятидесяти пяти, по военным меркам совсем старик. На передовой нужны люди помоложе, но вот по хозяйству он был большой помощник.
На расстающихся девок возница не смотрел, курил на телеге, свесив ноги и сдувая дымок в другую сторону. Его дело сторона. Как только распрощаются девоньки, так сразу и поедем. Чего же их торопить? Возможно, последний раз видятся.
Установилось молчание. Девушки не могли насмотреться друг на друга, прекрасно понимали, что расставание навсегда. Судьба их разведет по сторонам. Теперь каждая потопает своей дорожкой.
– Ты напиши, когда приедешь, – попросила Вера. – Как встретили. А потом обязательно сообщи, кто родился, мальчик или девочка. Про вес не забудь.
– Обязательно напишу, – стараясь не разреветься навзрыд, произнесла Антонина. – Я вас буду помнить, девчонки. Никогда не забуду. Я ведь уезжаю, а вы остаетесь.
– Ну вот. Чего ты разревелась? – укоризненно произнесла Вера, не без труда сдерживая слезы. – Разве не знаешь, что тяжелее тому, кто уезжает. Мы-то здесь все вместе, а ты одна.
Прощание затягивалось. На войне это хуже всего. Как-то уж так тут заведено. Скорые встречи и такое же быстрое расставание.
– Все, я пойду, – уверенно проговорила Антонина и заторопилась к повозке.
Обернулась она только в тот самый момент, когда возница пошевелил своим долговязым телом и взял в руки вожжи.
Антонина помахала недавним соседкам ладошкой, распрямила узкую красивую спину и посмотрела куда-то далеко вперед.