— Дима, — я пожал её руку в ответ.
Тесная комната быстро заполнялась дымом. Дверь распахнулась и внутрь внезапно влетела какая-то девочка. Заметив нас, она сначала посмотрела на меня, затем перевела взгляд на Еву, снова на меня и сказала:
— Поняла, воспользуюсь другим туалетом.
И выбежала наружу. Ева опять посмотрела на картину в телефоне.
— Агата и правда вышла очень похожей. Ну что Дима, кажется, ты нашёл что-то полезное.
— Надеюсь на это. Если получится найти автора, то может удастся отыскать и Агату.
— С чего такие поспешные выводы?
— Я думаю, автор — это похититель.
— А с чего ты взял, что Агату похитили?
— Ни с чего, просто подумал так. Я вообще об этой ситуации ничего не знаю и всего лишь спекулирую.
— Ясно. Ну эта картина правда может быть уликой, возможно даже стоит показать её полиции. Но сначала я бы хотела сама на неё посмотреть.
— Давай встретимся после уроков и сходим ко мне домой, — предложил я. — Если хочешь, конечно.
— Сейчас суббота чел, какие уроки? Пойдём сейчас.
В принципе она была права, нам давно стоило перейти на пятидневную учебную неделю, как у всех нормальных людей. Я согласился.
Ева чем-то напоминала Агату. У неё было такое же каре, только не чёрное, а светло-русое. В ушах серёжки. Под рукавами татуировки. В одежде много чёрного цвета: — сапоги на толстой подошве, плиссированная юбка и тёплые колготки, даже рубашка с короткой курткой и те были чёрными. Все вещи одного оттенка. Звучит может и забавно, но выглядит стильно.
— Твои родители сейчас дома или на работе? — спросила она.
— А их вообще в городе нет.
— Хорошо, а то отругали бы тебя, что якшаешься ни пойми с кем.
— Да нет.
Глава 18. Запах её подруги
Небо принимало синий окрас, метель колыхала дорожные знаки, снег слепил нас. Видимость пропадала буквально через два дома. Люди в такую погоду спешили поскорее убраться с улицы или укрыться в ближайшем ларьке с бутербродами. Мы не сговариваясь, перебежали дорогу на красный сигнал светофора. Затем я повёл нас дворами и скоро мы спрятались в тёплом подъезде.
С шумом поднявшись, ввалились в квартиру. Паранойя попыталась опять овладеть мной, но когда рядом другой человек — я становился смелее. Ева растирала покрасневшие от мороза руки, осматривая квартиру.
Разувшись, она прошла в зал, её взмокшие в ботинках ноги оставляли на линолеуме медленно растворявшиеся следы. Она тут же заметила картину, прислонённую к дивану.
— Ёб твою мать, какая огромная.
— Я сперва вообще её с реальным человеком спутал.
— Кто-то явно не пожалела красок на это.
Ева бросила куртку и сумку на пол, переставила картину на диван, встала перед ней на одно колено и стала рассматривать. Опустила глаза в правый нижний угол, — видимо тоже училась в художке. Нахмурилась.
— Уже пробовал искать имя автора внутри самой картины? Возможно оно зашифровано в татуировках.
— Пробовал, внутри картины его нет. Удалось обнаружить лишь бесполезное название сзади, но поиск по нему в интернете ничего не дал.
Она быстрым движением развернула картину в воздухе и поставила обложкой назад.
— Вот здесь в углу, — указал я на мелкую надпись.
— Вот сука! — воскликнула Ева, увидев её.
— Что такое?
— Как он узнал об этом?
Я вопросительно смотрел на Еву.
— «Агат — самый сексуальный камень» — это я так однажды назвала Агату, когда она потеряла веру в себя.
— Может похититель подслушал вас?
— Не мог, в тот день мы были у неё дома, одни. Ни друзей, ни родителей. Я нигде её больше так не называла, даже в интернете. Об этом могли знать только мы с ней.
— Может Агата сама рассказала об этом художнику, когда он спросил, как назвать картину?
— Если бы кто-то писал её портрет, она бы мне сказала. А похититель, если это он, вряд ли стал бы её спрашивать. А Агата не стала бы сотрудничать, я её знаю. Этот вариант отпадает.
— Ну тогда не знаю, может банальное совпадение?
— Да это пиздец. Тут всё совпадает. Дата исчезновения вплоть до месяца. Футболка именно та, в которой я видела её последний раз тем летом. Даже кусочек новой татуировки, которую она сделала за две недели до этого, из-под рукава выглядывает. Она никому её не показывала.
— А может быть так, что это автопортрет, и Агата сама нарисовала себя? Что-то вроде предсмертной записки.
— Поэтично, но она никогда не думала о самоубийстве и, может выглядела мрачной, но всегда была позитивным человеком.
— Так говорят про всех самоубийц.
— Не умничай тут мне. Плюс картина нарисована совершенно не в её стиле. Она всегда рисовала только карандашом или ручкой и никогда не пользовалась красками. Она буквально ненавидела их, говорила, что они портят каждый её рисунок. И даже если она нарисовала картину, почему она валялась где-то в библиотеке?
— Ну этого я не знаю.
— Она бы отдала её мне или оставила где-нибудь на видном месте, дома там. Тут явно какая-то хрень.
— В таком случае разве это не подтверждает мою версию с похищением? Типа похититель сам принёс её в школу?
— Странная теория, но может быть, я уже ничего не знаю.
Ева вздохнула, развернула картину лицом к нам и посмотрела в глаза Агате.
— До чего же хорошо взгляд получился. Глаза Агаты блестели точно также. Загадочная херня.
— Да эта картина вообще странная, — затараторил я, — огромная, нарисована непонятно кем и пахнет странно.
— Правда что ли? — снисходительно улыбнулась Ева. — Ты нюхал картину?
— Ну не то чтобы нюхал, оно само как-то получилось. Вот сама попробуй.
Ева наклонилась к картине и стала обнюхивать её, как вдруг с её лица мгновенно спала снисходительная ухмылка. Она растерялась, испуганно посмотрев на картину, снова стала нюхать её, на этот раз серьёзно. Лицо её вмиг окаменело, тело напряглось, она словно готовилась взорваться. Отпрянув от картины, Ева посмотрела на меня дрожащими глазами и спросила тихим голосом:
— Почему от неё пахнет, как от Агаты?
— Что?
— Так пахло тело Агаты, этот запах я ни с чем не спутаю.
— Как ты это поняла?
— Думаешь я не узнаю запах своей подруги? — разозлилась она. — Тот же самый, как и у неё в комнате, такой же, как от её одежды в шкафу.
Я не знал, что ответить. Больше она не улыбалась. Ушла на кухню, сама поставила кипятиться чайник, достала сигарету и опять закурила. Я сел за стол напротив. Заметил, как зажатая между её пальцев сигарета слегка подрагивает.
— Что за хуйня? — спросила она у самой себя. — Этот запах нельзя просто воссоздать, это невозможно.
Я смотрел, как дым распространяется по кухне и размышлял о том, как мне влетит от родителей, если они учуют его, когда вернутся. Ведь никто из нас не курит. Ева стряхивала пепел в подставку под чайные пакетики. За окном светлело всё сильнее, но метель не кончалась.
— Я не знаю, кто это сделал, — сказала она, — но я его найду.
— Ты согласна, что виноват художник?
— Я пока ни в чём не уверена, но тот, кто смог перенести запах Агаты в картину явно не совсем адекватный. «Парфюмера» насмотрелся или чего-то ещё я не знаю, и извращается как может. Его надо остановить, возможно, кастрировать, если это мужчина. Что если Агата не единственная его жертва? Сколько всего таких картин?
— И с чего ты планируешь начать?
Мне показалось логичным, назначить лидером нашего исследования старшего, хотя я не был до конца уверен в её детективных способностях. В любом случае она как дикая кошка, и вряд ли станет слушаться кого-то младше себя.
— Мы изучим картину вдоль и поперёк, отыщем все возможные улики и постараемся найти того, кто принёс её в школу. А потом я хорошенько надеру ему зад.
— Это круто, только мои родители приезжают в воскресенье ночью.
— Значит мы постараемся успеть всё за два дня.
Мы вернулись обратно в зал. Ева заметила молоток, лежащий в груде одеял и подушек.
— Чем ты здесь занимался, пока меня не было?
— Это для безопасности. Мне показалось, что я слышал чьё-то дыхание.
— Где? — серьёзно спросила она.
— Я спал ночью в своей комнате, — я указал пальцем в сторону комнаты, — и вдруг услышал дыхание, но оно было почти незаметным, поэтому я решил, что это ерунда. Но вчера ночью я уверен, что слышал человека.
— Это не могли быть соседи?
— Да нет, у нас не настолько тонкие стены, а дыхание было ровным, спокойным, как у человека за кропотливой работой. Знаешь, вообще-то это началось как раз в тот момент, когда я притащил домой эту картину. Странно, что я сразу не связал две этих вещи.
— В другой раз я бы назвала тебя чудиком, но боюсь, что в такой ситуации всё возможно. Примем это к сведенью.
Ева внезапно запустила руки под юбку и стала стягивать с ног колготки.
— Ты же не против? А-то они что-то давят мне на ноги и бесят.
Я лишь помахал головой. Смяв чёрные колготки, она бросила их на пол к куртке и рюкзаку. Её бледные ноги покрывали такие же мелкие татуировки, как на руках. Правое колено разбито, на голени левой ноги старый шрам. Ногти покрашены в тёмно-синий.
— Налюбовался? — она заметила, как я пялюсь.
— Нет, не совсем, — продолжил пялиться я, но уже в шутку. — Дай мне ещё пару минут.
— Отвлекись от моих ног и сосредоточься, нам надо работать.
Ева вздохнула, и, посмотрев на Агату, взяла её в руки. Повертела, понюхала, посмотрела на просвет, вгляделась в неё, как вдруг остановилась, будто заметила что-то. Провела над холстом ладонью. Затем потрогала раму и обратную сторону картины. Потом положила руку на холст и мрачно усмехнулась.
— От картины исходит жар. Потрогай ты, может мне кажется.
Я положил на неё руку и немного подождал. Мне стало жутко, она действительно источала лёгкое тепло, словно от поверхности стула, где недавно сидел человек.
— А что если вскрыть её и посмотреть что там? — предложил я.
— Как собаку?