— То есть внутри лишь оболочка, без разума?
— Вероятно так.
«Но у тела могут быть инстинкты» — подсказывала Виктория.
— Инстинкты? — задрала бровь Агата. — Могут ли быть инстинкты у такой огромной твари? У людей же их нет, только рекомендации.
— Рекомендации?
— Ну типа — инстинкты — это то, что ты знаешь с рождения. Кошка, например, знает, как лазить по деревьям даже если её никто не учил, а вот нас всему надо учить. Мы только кушать и плакать можем сразу, но это скорее рефлексы такие.
— Эх, зря я уроки биологии прогуливала, теперь ничего непонятно.
— Если я всё правильно понял, у нас два варианта развития событий при уничтожении картины, — они посмотрели на меня. — Первый — картина оказывается лишь порталом и ничего не происходит. Гигантская сотненожка остаётся где-то в своём подпространстве, но Художница сможет найти её. И второй — картина оказывается карманным измерением для хранения полезных вещей — и дикая сотненожка вырывается оттуда, пытаясь убить нас своими инстинктами.
— Откуда взялась теория о карманном измерении? — узнала Агата.
— Ну она как-то сама собой напрашивалась.
— Получается убивать не вариант? — спросила Ева.
— Хрен его знает.
— Вот блядь, вселенная понарожает уродов фантастических, а нам разгребай потом.
Никто не знал, чем крыть и мы задумались. Бурление непонятной жидкости в котлах создавало мерный шум, будто прогуливаешься мимо водопада. Внезапно Виктории в голову пришла ещё одна идея, она принялась печатать, а после показала мне:
— Она пишет: — а что если не мудрствовать лукаво и скормить картину той огромной женской голове в храме?
Агата и Ева вопросительно уставились на неё, а вслед за этим быстренько переглянулись.
— А разве они с ней не друзья? — спросила Агата.
— Я помню, когда мы с Евой пришли сюда первый раз, голова будто стонала и корчилась от боли, выпуская из своей глазницы Художницу. Словно ей всё это было неприятно, такая явная гримаса боли. А вот недавно когда она выплёвывала и глотала нас с Викторией, то улыбалась. Так что хрен его знает, может и не друзья они.
— Да, Дима прав, — кивнула Ева. — Плюс я сразу об этом подумала, но не стала говорить. Голова находится внутри храма, а Художница разбирает его на запчасти для рам. Никакого уважения, а с друзьями так не поступают. Так что натравить их друг на друга было бы круто.
— Аргументы железные, но сомнительные, — проговорила Агата, почесав затылок. — Я бы даже перефразировала так: авантюра глупая, но может сработать. Убьём неизвестное существо при помощи другого неизвестного существа. Ладно, давайте, потащили.
Схватившись за картину с четырёх сторон, будто грузчики за тяжёлый диван, мы потащили её к зияющей дыре в стене храма. Голова словно спавшая на своём постаменте, открыла глаза, когда мы вошли. Только теперь я заметил, что её пустые глазницы стали одинакового размера и обрели облик нормальных женских глаз. Она ждала нашего приближения с полуулыбкой.
Мы поднесли полотно к её рту, не зная, как намекнуть, что мы от неё хотим. Агата вдруг вскрикнула, я обернулся и увидел, как две белоснежные кисти рук беззвучно приближаются к нам с обеих сторон. Они подхватили картину, мы отошли в сторону, руки плавно подняли её и поднесли ко рту огромной головы, а затем она надкусила картину, будто печенье. И тут произошло то, что заставило нас взвыть от ужаса. Рама раскололась и оттуда вырвалась Художница во всю длину. Её огромное тело походило на вытянутую личинку жука-навозника, из него росло бесчисленное количество конечностей, некоторые из них напоминали человеческие руки с тремя локтями, а какие-то походили на паучьи лапы. Она взъерепенилась в зубах белой головы, вдруг оттолкнулась от неё и порвала себя на две части. Вместо внутренностей из неё полились кости, черепа и грудные клетки. Мы хотели бежать, но поздно — Художница бросилась на нас.
В последний момент её крепко сжали кисти рук и вновь запихали в рот. Голова поедала извивающееся тело, пока оно цеплялось за волосы, оттягивало глазницы и прилипало к лицу, словно живой кальмар. Голова набила полные щёки, как будто втянула лапшу из миски. Прижавшись друг к дружке мы напугано наблюдали за этим.
Вскоре кроме кучки костей в луже крови на полу, ничего не напоминало об огромном монстре. Женская голова выглядела удовлетворённой. Её изящные пальцы рук встали перед нами и стали показывать какие-то символы, я долго тупил и не мог понять, что это, пока до меня не дошло — это же язык жестов. Мы неуверенно поднялись на ноги. Я глянул на Викторию, та сообразила, что надо делать и перевела сказанное нам в телефоне:
«Она спрашивает: куда вам нужно?».
— Что? — удивилась Ева. — Она типа предлагает доставить нас домой?
— Я всё ещё не до конца доверяю этой штуке, — сказала Агата. — Что если она просто сожрёт нас?
— А я ей верю. Мы враги её врага, а значит — друзья.
— Виктория, — попросила Агата, — а ты можешь спросить у головы, как её зовут?
Виктория кивнула, вышла вперёд и сделала несколько коротких жестов руками. Голова внимательно посмотрела на это, улыбнулась и ответила:
«У меня нет имени, но вы можете придумать его мне».
— Это странно.
— И очень подозрительно.
— Так ты можешь доставить нас домой? — спросил я, и Виктория перевела это.
Голова медленно покивала.
— Но там нас может поджидать Художница, если и возвращаться, то с большой осторожностью.
«У тебя дома её нет, — там безопасно. Она поняла, что вы опять перехитрили её и прямо сейчас быстро возвращается обратно. Она будет здесь очень скоро».
— А что будешь делать ты? И теперь она и тебе будет мстить.
«Она утратила полную силу, теперь я смогу справиться с ней».
— Похоже, у нас нет выбора.
— Тогда не будем тянуть резину.
— Ладно, давайте возвращаться домой.
Вчетвером мы взялись за руки, голова вытянулась, слетев со своего постамента, широко раскрыла рот и проглотила нас. Я зажмурился, ожидая твёрдого приземления, но на этот раз всё оказалось куда мягче. Через пару секунд темнота неожиданно рассеялась, и, открыв глаза, мы вместе с девушками оказались посреди моей квартиры. Мы даже не замарались кровью, которой по идее должен быть наполнен рот.
Голова с полуулыбкой смотрела на нас из стены, занимая собой половину комнаты.
«Спасибо» — напоследок сказала она. — «Если что-нибудь понадобиться — зовите меня».
И растворилась в воздухе.
— Как можно позвать того, у кого нет имени? — возмутилась Ева.
— Ну она же предложила его самим придумать.
— И как мы её назовём? Типа Настя?
— Не, как-то Настя это чересчур вульгарно.
— Надо всё-таки потом выбрать какое-то имя, не звать же её всё время — «Жуткая Женская Голова». Вдруг нам правда понадобиться её помощь?
— Будет хорошо, если нам от неё вообще больше ничего никогда не понадобиться, — проговорила Агата.
— В принципе-то да, но иметь такую могущественную подругу довольно круто.
— Я бы даже сказал — престижно. Заодно с ней мы могли бы стать командой по спасению мира от НЁХов. Виктория, а ты что думаешь?
«Я думаю о том, как буду возвращаться домой».
— О подобных сложностях будем размышлять позже, — сказала Ева. — Раз уж мы провернули такое дело, то давайте наградим себя горячим чаем и какой-нибудь вкусной едой.
— Я ожидала, что ты потребуешь чего-то погорячее.
— Нет, — сегодня мой второй день рождения и я выбираю быть трезвенницей.
— Ого, какие перемены в характере, может ещё и от мата откажешься?
— Ну совсем-то уж чего горячку пороть, надо и меру знать.
— Окей.
— А я слышал, мат помогает терпеть боль. Так что может быть Ева и правильно делает, что пользуется им.
— Да, но ведь это бескультурье, — сказала Агата.
— Не знаю, зачем люди придумали мат и сами запретили его говорить?
— Вопрос на который пока нет ответа.
— Так что, мы собираемся есть или нет? — перебила нас Ева. — Дим, у тебя дома что-то покушать есть?
— Кажется мы с Агатой съели всё, придётся идти в магазин.
— Ух, а там холодрыга наверное.
— Плюс у меня ещё скоро родители приедут. Отец, конечно, шуткой просил, чтобы я привёл домой невесту в их отсутствие, но думаю сразу трёх будет трудно объяснить.
— Скажешь, что не смог выбрать и взял всех одновременно.
— Или что у нас шведская семья.
Виктория написала сообщение, вклинившись в диалог:
«Ребят, а как мы на улицу-то пойдём? У нас же даже тёплой одежды нет».
— Блин правда, я Евину куртку где-то посеяла, — сказала Агата. — Извини Ева.
— Да хрен с ней, она старая, но как теперь быть неясно.
— Можно какую-нибудь одежду у моих родителей взять, хотя она вам великовата может быть.
— Ладно, разберёмся, не парьтесь, — Ева обняла нас троих. — Пошлите накупим вредной еды, завалимся ко мне и посмотрим что-нибудь весёлое. Давно я об этом мечтала.
— Отличный план.
И мы пошли веселиться.
Новелла №5: Мёртвая гармония, Глава 25. Окно напротив
Это странное окно обратило на себя внимание в одну из моих ночных посиделок.
Можно даже сказать, что всё случилось из-за того, что я любил ночь. Ночью мне всегда легче писалось. Утром пока я находился в школе, этим не позанимаешься, днём бывают другие дела, а вот ночью мне никто не мешал. Большинство людей в это время максимум сидят в телефонах. Они уже слишком устали, чтобы заставлять мозги работать, а вот мой ум по-настоящему активизировался именно в ночное время.
А в какое время года ночь длится дольше всего? Правильно — зимой. Поэтому зиму я тоже любил. Пока другие переживали, что приходится вставать по темноте и возвращаться с работы по темноте — я кайфовал. Наши серые города зимними ночами ведь реально выглядят красивее всего, свет оранжевых уличных фонарей отражается от сугробов и освещает небо, делая ночи достаточно светлыми, но не лишая таинственности. Хотя везде по-разному. Крупные города слишком тёплые, поэтому там снег постоянно тает и такой красоты может не быть.