Мне было интересно.
Рыжий вдохнул всё без остатка и резко выпрямился, тяжело глотая воздух, будто человек, выбравшийся из-под толщи воды. Он стал бледнее, чем раньше, но в целом казался в порядке. Шаманка отложила бубен и похлопала его по спине, на её лице сияла улыбка, она была очень довольна. На мгновение и мне показалось, что всё кончено, но в следующую секунду парня скрутило. Его тело сжалось, и изо рта у него хлынула густая чёрная жидкость, будто на пол вываливалась сама тьма или его органы. Испуганная шаманка отстранилась на пару шагов.
Но самое ужасное началось после этого.
Мельком я уловил едва заметное движение в огромном гробу. По левой ноге мёртвой девушки прошлась вибрация, почти незаметное шевеление. Но стоило мне перевести на неё всё внимание, как стопа, облачённая в чёрные туфли, внезапно задёргалась, отчего стоявшая рядом шаманка отпрыгнула в сторону. Ступню мёртвой девушки пробивала дрожь, а затем её нога согнулась в колене, будто в сломанной кукле заело пружину.
Я увидел, как её платье медленно сползло с бедра, открывая кожу — покрытую пятнами. Она не оживала, но что-то в ней определённо двигалось, словно забытый навеки и запущенный вновь древний механизм.
Проклиная своё обещание не отворачиваться, я держался за бинокль, как за спасательный круг, наблюдая эту чудовищную сцену. Рыжего парня всё ещё тошнило, он стоял на коленях, а испугавшаяся вначале шаманка, теперь пыталась взять себя в руки. Я видел, как она подрагивала всем телом и сжимала губы в попытках подавить нарастающий страх. Наконец, она, словно решившись, рванула вперёд и, схватившись руками за колено великанши, навалилась на него всем весом стараясь уложить обратно в гроб.
Однако нога не только не успокоилась, как надеялась шаманка, — её будто пронзила ещё большая судорога, она рывком вырвалась из пальцев шаманки, а за ней — вторая нога. Лицо мёртвой девушки оставалось пустым, безжизненным, но её тело вдруг изогнулось в страшной дуге, как будто исполинский труп пытался встать во весь рост, повинуясь одному ему известной воле.
Я почувствовал, как на моём лбу проступает холодный пот.
Боже, что они наделали?!
В панике шаманка кинулась к своему рюкзаку, быстро шаря дрожащими руками, пока не вытащила стеклянный шприц. В тусклом освещении комнаты он на удивление светился ярко-зелёным неоновым огнём. Она с диким взглядом размахнулась и вонзила шприц в шею мёртвой великанши, нажимая на поршень с такой силой, будто хотела сломать его. Я затаил дыхание. Мне казалось, ещё миг — и труп поднимется, раскроет глаза, наполненные бездной, и посмотрит прямо на меня.
Но тело, будто ослабленное уколом, стало медленно оседать, теряя напряжение. Ноги девушки безвольно сползли обратно в гроб, будто она была марионеткой, которой разом оборвали все нити. Её лицо оставалось всё таким же пустым, и эта мёртвая безучастность пугала меня даже больше, чем все эти судороги.
Шаманка тяжело выдохнула и обессиленная опустилась на пол. Я свалился на стул вместе с ней. Оказалось, что всё это время я стоял на ногах, чего сам не заметил.
Глава 27. Нарастающий страх
Плечи шаманки вздрагивали при каждом вздохе, а взмокшие чёрные волосы закрывали лицо. Разожжённый в очаге огонь практически погас под ударами ветра из распахнутой форточки. Удивительно, но судя по тёмным окнам соседних квартир — никто не услышал этой свистопляски.
Всё кончено.
Я перевёл бинокль на рыжего парня, который согнувшись словно креветка, по-прежнему сидел на полу. Вид у него был такой, словно он изрыгнул собственную душу. Перед ним образовалась приличная лужа непонятной чёрной жидкости, в которой просматривались какие-то мелкие комочки. Возможно, частицы ужина. Жидкость медленно расплывалась по пятнистому линолеуму.
Сначала я подумал, что она просто течёт, подчиняясь гравитации, но в её движении было что-то слишком целеустремлённое, слишком странное, будто у неё появились свои намеренья. Я не сразу понял это, но когда заметил, как она уверенно огибает сидящего перед ней парня — у меня волосы встали дыбом.
Рыжий, тоже осознав это, побледнел, вытаращив глаза на зловещие сгустки жидкости, которые волнами переливались по полу, двигаясь к стене. В какой-то дикой панике он вскочил на ноги и стал пытаться преграждать им путь, отмахивая ногами в стороны, будто сбивая дым. Но это не помогало! Жидкость словно не замечая его отчаянных попыток, продолжала медленно подбираться к косому плинтусу. Это напугало рыжего ещё больше, размахивая руками, он привлёк внимание шаманки. Она подбежала к нему и, сообразив, что происходит, схватила свою водолазку, попытавшись ею будто тряпкой остановить жидкость.
И тут я заметил, как плинтус приподнялся. Чёрная жидкость стремительно вползала под него, исчезая из виду, но не полностью — её тонкие, подвижные ручейки ещё скользили по полу, как тараканы, заползая в найденные щёлки. Шаманка и рыжий пытались остановить их, но у них ничего не выходило. Капли огибали их, или вовсе спрыгивали с водолазки, пропадая между полом и плинтусом. Измученные бесплодными попытками напарники свалились на пол и замерли.
Огонь в очаге полностью потух.
Когда всё немного успокоилось, я неожиданно обнаружил, насколько всё это время было тихо у меня на кухне. Раньше я этого не замечал, но теперь эта тишина пугала сильнее, творящегося прежде хаоса. Я решил воспользоваться образовавшейся паузой, отложил бинокль и опять поставил себе чайник. Достал из холодильника кастрюлю с картошкой пюре и сковородку с подливом, и поочерёдно зачерпывая ложкой сначала первое, а затем второе — немного перекусил. Я не участвовал в происходящем в той квартире, но мне требовались силы.
Краем глаза я заметил, как под квартирой на четвёртом этаже появилось ещё одно окно. Бросив еду, я схватил бинокль. Свет зажёгся в комнате той самой девятилетней девочки — она включила лампу около кровати. Уже осознавая к чему это ведёт, я затаил дыхание. Расползаясь пятном, на кровать девочки сочилась та самая густая субстанция. Капля за каплей, зловещие чёрные пятна проступали на подушке. Я не знаю, каким образом, но эта жидкость была живой и точно знала что искать.
Внезапно чёрное пятно прыгнуло прямо в лицо девочке. От неожиданности та отскочила назад, ударившись о стену. Я с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть. Оно напало на неё! Девочка пыталась отбиваться, как-то отнять субстанцию от своего лица, но та расползалась по нему, проникая в рот, ноздри и даже глаза. Поздно спохватившись, девочка попыталась позвать на помощь родителей, но упала с кровати ослеплённая странной жидкостью. Нет, это была не просто жидкость — а сама смерть, непреодолимая сила, пришедшая с другой стороны реальности.
Я на полном серьёзе бросил бинокль и хотел побежать к этому дому. Возможно, я ещё мог спасти девочку, но остановил себя у дверей. Без ключей я вряд ли попаду к ним подъезд, а если позвоню по домофону, поверят ли мне соседи и впустят ли? Стоит ли мне показываться перед той шаманкой и рыжим парнем? Кто сказал, что они хорошие? И самое главное — хочу ли я рисковать своей жизнью, оказываясь в непосредственной близости от этой чёрной мерзости и гигантского тела на четвёртом этаже?
Нет, не хочу.
Иногда думать в первую очередь о себе — это не плохо.
Когда я вернулся на кухню и посмотрел через бинокль, увидел неожиданное — девочка мирно спала, будто ничего и не было. Нигде не осталось следов чёрной жидкости, даже на подушке. Одеяло ровно накрывало девочку, руки которой лежали сверху. Золотистые кудри покоились на плечах.
Она была сама безмятежность.
Лишь свет в комнате продолжал гореть.
Я поднял бинокль вверх, но рыжего и шаманки в комнате уже не было. Более того, пропало всё оборудование, очаг для костра и вообще любые признаки того, что они там находились. Даже форточка была вновь закрыта. Лишь чужеродных размеров покойница всё также лежала в одиночестве.
Я просидел на кухне ещё час или два, но ничего не поменялось. Мне хотелось спать, но лежать одному в гостиной или спальне теперь было невозможно. И тогда я сделал первое пришедшее в голову — вытащил матрас со своей кровати, притащил его на кухню и постелил себе здесь. Теперь эта кухня была единственным местом, где я чувствовал себя в безопасности, под мерцающим светом кинескопного телевизора.
Засыпая я договорился с собой, что когда завтра вернутся родители, я дождусь ночи и покажу эту великаншу отцу. Это будет моим доказательством, тогда он мне точно поверит. А что делать с этой информацией, пускай решает сам.
Всю ночь меня мучил беспокойный сон о бесконечном снеге, который засыпал всё вокруг, и с первыми лучами холодного солнца я включил телевизор. Синоптики в новостях сообщали, что обильные снегопады продолжаться ещё целую неделю.
Уже к четырём часам дня их прогнозы сбылись, и намело больше двадцати миллиметров суточной нормы осадков. Снаружи не было ни души, очевидно что в такое воскресенье люди старались сидеть дома и лишний раз не показываться. Во дворе ветер выкручивал из снега жуткие, изломанные хребты, похожие на рёбра древних чудовищ, выползших из-под земли.
У меня было плохое предчувствие.
Оно стало оправдываться, когда позвонила мама. Она сказала, что дороги между нашим городком и деревней настолько замело, что проехать по ним на машине невозможно. Они уже предупредили коллег по работе, чтобы те заменили их в понедельник, а мне разрешили остаться дома и не ходить в школу, если снегопад не ослабнет к следующему утру.
Я остался один.
Окна квартиры на четвёртом этаже как всегда были зашторены, комната девочки тоже и я старался безуспешно убедить себя, что всё в порядке. Происходящее вчера было лишь моим сном.
К вечеру я всё-таки набросил пальто и сбегал до магазина, чтобы прикупить некоторые ингредиенты для горячих бутербродов по моему фирменному рецепту. Когда у меня бывает мрачное настроение — я всегда готовлю.
Рецепт бутербродов был прост: сперва на нарезанные пополам дольки чёрного хлеба я выкладывал копчёный сервелат, и закидывал в микроволновку. Там они не только разогревались, — свиной шпик в ломтиках колбасы выпаривался и, растворившись в хлебе, делал его сочным. Затем на горячие бутерброды я раскладывал толсто нарезанную помидорку из холодильника. В