С жильцами дома у неё этого не вышло. Их сознание полностью растворилось в космической пустоте. Но с нами получится.
Я вытянул руку, пытаясь схватиться за что-то, но моих пальцев больше не было. Они растворились, разлетелись пылью, унесённой потоком материи. Охватывавший меня до того страх наконец стал невыносимым и я попытался закричать, но губы, язык, само горло — всё исчезало. Наши с Мидо тела теряли форму, плавились под взглядом и касанием русалки, будто воск, брошенный в огонь. Кости ломались, рассыпаясь на звёздную пыль, плоть текла ручьями сверкающего света, смешиваясь с хороводом дрейфующих обломков древних миров.
Мимо нас проносились осколки погибших планет, их разорванные континенты были украшены руинами несметных цивилизаций, чьи секреты остались навсегда погребены в ледяной пустоте. Мы видели обломки храмов с нечеловеческой архитектурой. Их стены покрывали узоры и руны, что резали взор, разворачиваясь и изгибаясь в невозможных формах.
Проносясь над пустынной поверхностью, я видел чьи-то высохшие черепа, неведомо как сохранившиеся за миллионы лет. И черепа эти выглядели столь чуждо нашим представлениям, что один только их вид сводил разум к безумию.
Несмотря на наши сопротивления, — мы становились частью этой звёздной материи. Я буквально ощущал, как сливался с вихрем света и энергии. Моё сознание, — если его ещё можно было так назвать, — окончательно утратило связь с телом. Вместо моей привычной человеческой формы возникла переливающаяся масса, подобная живой туманности. Внутри неё — зарождалась новая сущность. Не просто я или Мидо, но часть чего-то единого, где сплелись бы наши умы, став частью чего-то вселенского и одновременно чуждого всему живому.
Спустя долгие годы, промелькнувшие будто секунды, наше общее сознание вспыхнуло новым светом. Оно нашлось где-то невозможно далеко от нашей родной Земли. Возможно, её к моменту нашего появления уже и вовсе не было. Люди прожили миллионы лет, достигнув всех вероятных высот, но в конце концов планета исчезла.
А мы с Мидо теперь обитали на гигантской чёрной планете, чьи горы были высечены из материала темнее самой ночи. Зловещий свет красного солнца ниспадал с неба, где в противоестественном порядке двигались огромные механизмы, вращающиеся вокруг гигантского колеса.
Это пожирающее звёзды колесо и есть воронка на груди русалки — это мы с Мидо знали наверняка.
По горизонту тянулись бескрайние города, чьи шпили уходили за пределы видимого, а улицы кишели скользящими тенями, беззвучно передвигающимися в хаотическом ритме.
Мы были одной из таких теней.
Неизвестным образом я и Мидо стали новым существом, и теперь это существо не просто видело окружающий мир — оно постигало его.
Оно знало, что окружавшие его тени, как и он сам, являются остатками некогда живших во вселенной организмов, ныне поглощённых пожирающей звёзды русалкой. В нашем общем сознании звучали безумные хоры, и мы присоединились к ним.
Знания, ужасные и древние, проникали в нашу сущность. Тайны жизни и смерти, причудливые схемы искажённого времени и места, вселенские циклы рождения и уничтожения раскрывались перед нами. Мы знали, что этот бездушный механизм, — который был чем-то вроде бесконечного двигателя у неё в груди, — являлся лишь малой частью чего-то гораздо более чудовищного.
Наш разум должен был рассыпаться от такого ужаса, но мы уже не были людьми. Теперь мы были частью космоса, порождениями тьмы.
И в этом хаосе, в этом бесконечном ужасе мы нашли странную, болезненную гармонию.