Удовлетворившись ролью солиста в отдельном спектакле, настаивать молодой человек не стал, дабы не настроить против себя сослуживцев. Далее, обратившись во внимание, он слушал с самым доброжелательным видом, и если приходилось, отвечал односложно, не перетягивая внимание на себя.
Ход, пожалуй, что и верный! Сперва – удачное первое впечатление, а после, не став настаивать на развитии своих идей, Вольдемар показал себя хорошим товарищем и командным игроком. Да и скромность его не смазалась излишним напором!
Получасом позже поручик Урусов поднял вопрос воздушных поединков, остро волновавший всех присутствующих. Не находя бесчестья в разведывательных полётах и бомбометании, гвардейцы всё ж таки видели себя скорее продолжателями славных рыцарских традиций, а не разведчиками или расчётом летающей катапульты!
Не сойдясь во мнении, решили спросить у экспертов, обратившись к британцам. Майор Примроуз, выслушав внимательно делегата, пыхнул дымком и после длинной паузы выдал свой вердикт…
– Воздушный бой в Британии видят прежде всего как поединок стальной воли и лётного мастерства. Пулемёты… – он снова пыхнул трубкой и пожал костлявыми плечами, – не отрицаю их пользу, но и придавать большое значение им всё-таки не стоит.
Он замолк, и капитан Невилл, улыбнувшись одними уголками губ, без участия глаз, продолжил разговор.
– Я, господа, стоя обеими ногами на земле без труда попадаю в бекаса[63], но в воздухе… – он покачал головой, – В воздухе, господа, дело иное! Стрелять с самолёта ничуть не легче, чем с несущейся галопом лошади. Вдобавок, вражеский аэроплан может свернуть не только в стороны, но также вверх или вниз, так что хоть сколько-нибудь результативная стрельба возможна едва ли не в упор.
– Впрочем, – без эмоций добавил он, – в этом вы ещё успеете убедиться самостоятельно.
Британец замолчал, даже молчащим продолжая весьма непринуждённо удерживать внимание.
– В Королевском лётном Корпусе, созданном указом Его Величества Эдуарда Седьмого, эксперименты такого рода проводили, и могу вас уверить, результаты были несколько обескураживающими! Хороших стрелков… – Невилл неторопливо пыхнул сигарой, – у короля много. Но…
Капитан снова затянулся.
– … одно дело – стрелять по мишеням, расположенным на земле, или даже – по матерчатым мишеням, прикреплённым к другому аэроплану. Результаты не слишком обнадеживающие, но всё же, высадив полную обойму, хороший стрелок может добиться одного-трёх попаданий со ста пятидесяти футов.
По лицам аэронавтов пробежали самоуверенные улыбки. Они, все как один, полагали себя не просто хорошими, а отличными стрелками, и надо сказать, что несмотря на некоторую самоуверенность – не без оснований. В Русской Гвардии стрелять умеют и любят, а уж после вступления на Престол Государя Императора Николая Второго, с его фанатичной страстью к охоте, неумение стрелять в этой среде стало приравниваться едва ли не к фрондерству!
– Сколько из этих выпущенных пуль попадёт непосредственно во вражеского пилота и жизненно важные узлы летательного аппарата, можно только гадать, – продолжил британец, и на лицах русской аристократии начало проступать понимание.
– Стрелять… – он снова пыхнул трубкой, – придётся едва ли не в упор, на расстоянии пистолетной дуэли. Настолько близко, что возникает опасность столкновения летательных аппаратов, что вместе со стрельбой…
Он покачал головой и сунул в рот трубку.
– Рыцарский поединок! – раздувая тонкие прозрачные ноздри, выпалил поручик Вельяминов, и в нескольких словах развил идею, сравнивая бой в воздухе с таранным ударом тяжёлой кавалерии. Товарищи по школе весьма благосклонно отнеслись к его словам, и в гостиной начал явственно оформляться мираж тех славных времён. Отчётливо пахну́ло кровью, конским потом и железом, а в голосе аэронавтов появились лязгающие нотки людей, готовых нестись галопом на противника, удерживая под мышкой тяжёлое копьё.
– В Королевском Лётном Корпусе пришли к схожим выводам, – спокойно кивнул Невилл, выслушав доводы курсантов, – хотя детали, разумеется, несколько отличаются.
– А если посадить стрелка позади пилота? – наморщив чистый лоб, осведомился капитан Алтуфьев, не обращая внимания на осуждающие взгляды, коими его тотчас же наградили некоторые товарищи. Обвинений в трусости капитан не боится, порукой его храбрости «Станислав» с мечами и «Клюква»[64] на темляке шашки. Поняв, что капитан рассуждает чисто гипотетически, взгляды сослуживцев смягчились. Тем паче, к орденам прилагается значок выпускника университета, откуда и проистекает привычка к лишним умствованиям.
Вельяминов, выпускник славного Николаевского[65] училища, одарил Алтуфьева снисходительным взглядом, но развивать конфликт не стал. Негласные традиции юнкерских училищ гласили, что прикасаться к «мирным», а значит и «бесполезным» наукам нужно как можно меньше, отчего даже на уроках химии сидели в белых перчатках…
… пока её наконец окончательно не отменили![66]
– В таком разе результаты стрельбы выглядят несколько более обнадёживающими, – неторопливо ответствовал Невилл капитану Алтуфьеву, – Но, господа, возникает дилемма этического характера! Смоделировав ситуацию и подкрепив её многочисленными натурными экспериментами, мы пришли к обескураживающим результатам.
Поискав глазами графин, он налил себе шустовского коньяку и снова откинулся на спинку кресла, продолжая импровизированный урок:
– При подобном развитии ситуации, роль пилота сводится, по сути, к роли кучера, – присутствующие зароптали, но британец обвёл их тяжёлым взглядом, и русские офицеры примолкли.
– Кучера, – повторил Невилл совершенно безэмоционально и приложился губами к бокалу с коньяком с той трепетной нежностью, что выдаёт не столько ценителя, сколько скрытого алкоголика из тех, что не признаются в своём алкоголизме и себе, – и отсюда растут… как это на русском? Корни проблем?
Британца уверили, что его русский язык совершенно безупречен, а лёгкий акцент, даже если и проскальзывает иногда, не имеет никакого значения.
– Пусть не кучера, – поправился британский военный, – пусть будет водитель боевой колесницы! Как ни крути, всё ж таки лицо второстепенное, подчинённое. К тому же, научить пилотировать аэроплан сложнее, чем научить метко стрелять!
– Нонсенс! – воскликнул кто-то из курсантов, – Это столь же нелепо, как доверить управление судном механику… или скорее даже – кочегару, на том основании, что подбрасывая уголь в котёл, именно он движет судно!
– Соглашусь! – британец отсалютовал бокалом возмущённому офицеру, – Более того, если посадить позади пилота стрелка, возникает ещё одна проблема.
Допив коньяк, он встал, опёршись на подлокотники кресла, и подошёл к модели «Виккерса» в гостиной, выполненной один к пяти, свисающей с потолка. Аэронавты потянулись за ним, как гусята за гусыней, да и преподаватели школы, заинтересовавшись разговором, подошли поближе. Впрочем, вмешиваться в беседу, равно как и разбавлять демократическую толпу курсантов своими персонами они не стали, встав своей компанией чуть поодаль.
– Обратите внимание, господа! – артикуляция Невилла стала отчётливей, что выдало в нём привычку к преподаванию. Невесть откуда взявшейся указкой он потыкал в сложное переплетение реек, соединяющих крылья биплана, – Видите? Стрелку необходимо быть не только метким, но и чертовски хладнокровным человеком… Я бы даже сказал – рептилией, если в идеале!
– Да уж, – пробормотал кто-то из русских преподавателей, ухвативших суть проблемы, – Стреляться на пистолетном расстоянии, не забывая притом о необходимости беречь собственный аэроплан, это что-то за гранью… Если мы говорим о нижних чинах, разумеется.
– Именно! – энергически кивнул британец, – Подобная стратегия предполагает использование аэроплана фактически в качестве пулемётного лафета, только очень уж дорогостоящего и малоэффективного. Вести хоть сколько-нибудь эффективный огонь таким образом возможно, но только если пилот совершенно забудет о чувстве самосохранения.
– Вот… Господа, помогите! – Невилл вместе с заинтересованными курсантами, первым из которых стал капитан Алтуфьев, снял с потолочного крюка модель аэроплана будущего противника, – Вот так держите… и хвост чуть выше!
– Видите? – приложив длинную указку к задней кабине, британец изобразил ей пулемётную трассу, – Эффективней всего стрелять вперёд, где сидит пилот и находится мотор! То есть пилот изначально подвергается повышенной опасности! А чтобы подойти на дистанцию эффективной стрельбы, выдерживая притом нужный угол, пилоту нужно фактически залезть под пули вражеского стрелка. Самому!
– Военные, – подытожил британец, – лучше других знают, что они смертны, и готовы отдать свою жизнь, исполняя приказ. Но есть риск просчитанный, а есть – бессмысленный!
Некоторое время курсанты и преподаватели с упоением вспоминали детство, пытаясь расположить модели аэропланов так, чтобы подобрать хоть сколько-нибудь приемлемые траектории. Получалось скверно… да собственно, почти никак.
Разве что капитан Алтуфьев, подзуживаемый бессмысленным для военного университетским образованием, выстроил несколько чисто умозрительных схем, в которых русские аэропланы атаковали противника по самым немыслимым траекториям.
– Ну право же, капитан… – прервал забавы Алтуфьева немолодой одышливый полковник с солидным брюшком человека, напрочь забывшего, что такое маневры и летние лагеря, зато досконально изучившего лучшие рестораны и разбирающегося в марках вин, как никто, – Понимаю, что вам интересно, но мы всё ж таки занимаемся не развлечениями и теоретическими изысканиями, а прикладным аспектом военной науки! Вся эта ваша…
Полковник, от которого ощутимо попахивало вином, сделал неопределённый жест рукой.