[74].
– Вот здесь мозг поломать придётся, – бурчу удовлетворённо, – на заученных ходах не вылезешь!
Выкинув было из головы идею соревнований для популяризации новых шахмат, я всё ж таки снова и снова возвращался к ней.
– Хм… а почему бы и не да? – покрутив мысль так и этак, пришёл к выводу, что организовать турнир при моих возможностях не стоит ничего. Нужно всего-то навсего разместить в газетах, где я имею доли, правила новых шахмат, ну и организовать турниры на местах… Тоже не сложно.
Лекторы общества Знания, Университет… а дальше сами разберутся, кому и что поручать конкретно.
– И ведь пожалуй… – я замолчал, прокручивая идею с упорством мясорубки, – к месту! Хм… как часть пропаганды. Вера в неизбежную победу и прочее. А заодно ведь и выявим умных, нестандартно мыслящих людей! Нам такие – край как нужны!
Размышления мои прервал самокатчик из штаба, прорвавшийся через Пессу Израилевну с пакетом наперевес. Одетый с иголочки, щеголеватый, благоухающий одеколоном (несколько избыточно на мой придирчивый вкус), выглядел он, тем не менее, несколько помято и затравленно.
Козырнув, он вручил мне пакет и застыл сусликом, дыша через раз и стараясь не коситься на мою любимую будущую тёщу. Разорвав конверт, я мельком пробежал глазами текст, и тут же почти сжёг его в одной из пепельниц, расставленных в изобилии специально для гостей.
Меланхолично дождавшись, пока бумага прогорит, растёр всё в пепел, не боясь испачкать руки.
– Коммандер… – обратил на себя внимание самокатчик, – ответ будет?
– Ответ? Ах да, ответ… будет, погоди.
Набросав ответ, запечатал конверт и вручил самокатчику вместе со свёртком, принесённым заботливой служанкой с кухни. Кухарка у меня – большая любительница кулинарных экспериментов, и я такую тягу поощряю. Да и ещё и тётя Песя…
В общем, готовят они не на одного меня, плюс нередких гостей, а полное впечатление – на взвод солдат, притом только-только с голодного марша. Дом мой в итоге стал пользоваться репутацией самого хлебосольного в квартале, потому как свёртки со съестным всучивают не только гостям и курьерам, но кажется – любому чернокожему бою, проскочившему мимо ограды недостаточно быстро!
Проводив самокатчика, я кивнул встревожено замершей тёте Песе.
– Да. Началось… Я в Преторию, на совещание.
Всплеснув руками совершенно как русские бабы, она тут же набухла слезами. Не замечая этого, но зная, как я не люблю женские слёзы, она засуетилась, собирая меня в дорогу.
Фира в эту мамскую суету не полезла, стараясь держаться храбро и весело, развлекая меня беседой на отвлечённые темы. Получается… ну так себе получается, если честно. Но я искренне делаю вид, что верю, будто её кривоватая подрагивающая улыбка, это нормально. Это ничего…
Сборы, впрочем, были недолги. Вещи на случай внезапного отъезда у меня всегда сложены, притом на самые разные случаи.
Есть пехотный ранец утверждённого в Кантонах образца, со всеми вещами, жизненно необходимыми любому военному. Саквояж с вещами чуть менее необходимыми. Пара чемоданов, в одном из которых одежда, в которой не стыдно показаться на светском рауте, а в другом – набор оружия, лекарств, инструментов и тому подобных вещей. Опыт!
Сперва аварийная посадка, закончившаяся вполне удачно и даже с некоторым прибытком, но приучившая меня возить с собой всё необходимое для таких случаев, притом в двойном комплекте. Потом – несколько внезапных совещаний, когда я в своей походной одежде выглядел совершеннейшим Гаврошем.
Единственное, регулярно приходится обновлять хранимый набор одежды, потому как сейчас у меня период роста, притом какой-то нескладушечный, как у щенка дога. То рукава обнаружатся короткими, то штанины…
Я сейчас довольно-таки высокий для шестнадцати годочков, но весь какой-то мосластый и костистый, будто из одних коленок и локтей состою. Ловкости, как несложно догадаться, это мне ничуть не прибавило… очень не ко времени!
Не теряя времени, самостоятельно закинул вещи в багажник автомобиля, коснулся подрагивающих губ Фиры своими, раз уж Песса Израилевна отвернулась расстроено просморкаться, и тронулся, выехав в сгущающиеся сумерки.
Огни ночного Дурбана не слишком ярки покамест, но вполне достаточны для того, чтобы чувствовать себя на дорогах вполне уверенно. Фонарей на центральных улицах с избытком, в вечерних окнах загорается свет, а вывески магазинов, ресторанов и аптек традиционно подсвечены огнями.
Ехать, впрочем, приходится достаточно медленно. Правила дорожного движения воспринимаются в народе как понятие отвлечённое и скорее философское, нежели жизненное. В полной мере соблюдают его, пожалуй, только цветные возчики, многие из которых более европейцы, чем сами европейцы.
Белые фермеры любой национальности, признавая пользу правил для общества, без колебаний нарушают их при любой возможности, если только в данный момент лично им так удобнее. Не отстают от них и вездесущие велосипедисты. Взрослые ещё туда-сюда, а мальчишкам, кажется, при покупке велосипеда сзади намертво крепят ракету Конгрива! А уже если встретятся двое мальчишек на велосипедах, едущих примерно в одном направлении, гонки неизбежны!
Любые соревнования, даже самые дурацкие, у нас в большом почёте. Больше даже в Дурбане, чем в Кантонах вообще.
Шахматы, шашки, бокс, подъём пудовой гири на разы… Всё очень серьёзно. Даже чемпионство на уровне двора, в котором всего-то пяток участников, воспринимается победой не меньше, чем Олимпийской!
Проезжая часть воспринимается некоторыми как стадион, а уж вечером-то…
– … ах ты ж поганец! – выкрутив руль и нажав на тормоза, объехал пацанят, выбежавших на дорогу за мячом. Возраст самый паскудный, когда уже не сопляки у мамкиной юбки, и бегают без присмотра, но нет ни мало-мальского понимания, ни жизненного опыта.
Выходить, дабы надрать уши, впрочем, не стал… Учён! Надрать-то я могу любому… в своей весовой категории уж точно. Ну, кроме Толи «Бульдога» Ерохина, но это – уникум!
Другого опасаюсь… а ну как узнают?! Автографы, это как минимум! А у нас ещё и фотоаппараты в большой моде, вот уж где Зло… Импровизированная фотосессия? Спасибо, но нет!
Выехав за город, вдавил в пол педаль газа, и менее чем через пятнадцать минут был уже на аэродроме. Обслуга, предупреждённая по телефону, подготовила аэроплан, но я, учёный опытом и помнящий свои же инструкции, потратил время на проверку возможных неисправностей и диверсий. Благо, механики на это не обижаются, потому как с самого начала Техника Безопасности для лётного и наземного состава – Альфа и Омега!
Проверив аэроплан, закрепляю багаж, и после короткого разбега взлетаю навстречу закату.
Приземлился жестковато, скозлив при посадке, и потому из кабины вылезал, будучи сильно не в духе. Ворча разом на криворукий персонал, не способный обеспечить освещение лётного поля и на ситуацию разом, прыгнул на землю и повёл затёкшей шеей, разминая её.
Почти тут же, не успел я как следует поворчать на почтительно внимающих моему ворчанию техников (не забывающих, впрочем, выполнять свою работу), подъехал автомобиль, из которого катапультировался Мишка. Заулыбавшись, он сгрёб меня в охапку, прижимая к груди.
– Всё… Да хватит говорю! Чортушко… – я, как повелось у нас, ворчу, отряхаясь и всячески показывая себя брюзгой, – Экое здоровило выросло!
– Это да, – не без самодовольства согласился брат, снимая фуражку и приглаживая коротко стриженые волосы, – Недавно в цирке был, так потом, дома, почти все трюки силачей смог повторить.
– Иди ты! – на что Пономарёнок только улыбнулся с той напускной скромностью, которая пуще иной гордыни, – Дела-а…
По дороге, за трескотнёй мотора, поговорить толком не удалось, ну да и ладно, ехали мы совсем недолго. Остановились подле довольно-таки длинного двухэтажного дома с чахлым сквериком, в котором под навесом прохаживался бдительный часовой.
– Здесь и квартирую, – на ходу рассказывает Мишка, заходя в подъезд и придерживая двери шофёру с чемоданами, – служебная.
Покивав, без всяких стеснений разглядываю братово логово, обставленное с казённым уютом, отчётливо попахивающим казармой. В просторной гостиной на стенах всюду карты, стопки книг на военную тематику по всем углам, оружие на стенах и неистребимый запах ружейной смазки, который каждый уважающий себя африканер считает наилучшим ароматом из всех возможных.
– Ванная там, – еле уловимым движением головы показал брат, – освежись с дороги, а я пока позвоню, велю принести что-нибудь поесть.
– Не надо, – остановил я его, – решительно никакого аппетита! Давай-ка лучше чаю поставь.
– С дороги-то? – искренне возмутился Пономарёнок.
– Ну, бисквиты и шоколад на стол выставь, – сдался я, – если захочу, то и поем.
Когда я вышел из ванной в халате, на столе были не только бисквиты и шоколад, но и сыр с ветчиной, хлеб, пирожки и неизбежное в африканских реалиях вяленое мясо. Махнув безнадёжно рукой, глянул на висящие на стене часы и уселся за стол, наливая себя чай, настоянный на местных травах.
– Совещание утром, – коротко сказал Мишка, устраиваясь напротив и подвигая к себе пирожки, до которых он всегда был большим охотником. Несмотря на всю серьёзность ситуации, настроение у брата не то чтобы вовсе уж хорошее, но и предгрозового ощущения тоже нет.
– Сладилось, – не удержался он, улыбаясь зубасто искренне, как наевшийся крокодил, – Нормальная девка оказалась!
Ёмко, в нескольких предложениях, Пономарёнок поведал мне, что всё ж таки сумел наладить отношения с навязанной невестой. Будущая женитьба не выглядит для него теперь Голгофой, и хотя любви как не было, так и нет, но взаимная симпатия всё ж таки присутствует. Немало!
– Так… – он прервал сам себя, – заболтался я! Совещание с утра будет, давай-ка я тебя в курс дела введу, хотя бы тезисно.
– Давай, – киваю согласно, – глядишь, за ночь что-то уляжется в голове!