Луис Бота, уж на что сторонник примирения с британцами, и то зубами скрипит. Ан сам виноват… Доигрался, Наполеон местечковый.
Президент ЮАС подыгрывал примиренцам и англофилам в Фольксрааде, вытаскивая их на важные посты просто в пику нам, да и перестарался. Ну или возможно – переиграли генерала.
По его задумке, бритты ломали зубы о Дурбан, после чего с ними можно было начать переговоры или навалиться на ослабленного врага уже силами чисто африканерских полков.
С этой целью он и его сторонники ставили нам палки в колёса. До поры.
Не знаю, чего уж там обещали им британцы, да и были ли переговоры вообще, а не просто разговоры в кулуарах, коими так славны британцы. Но фракция примиренцев была уверена, что англичане ограничатся «приведением к покорности» территорий бывшей Родезии, их же оставят в покое. Планы Британии отвоевать как минимум земли, «откушенные» недавно бурами от Капской колонии, привели буров в шоковое состояние.
Примиренцы в итоге раскололись на несколько фракций. Друзьями они нам не стали ни в коем случае, но временными союзниками некоторые их них – вполне. А другие – старательно раздувают мехи тщеславия у мудаков, мешая подготавливать к обороне собственно африканерские территории.
По каким соображениям они подыгрывают врагу, Бог весть. Причины разные, и перепутано всё так, что куда там клубку с пряжей после парочки игривых котят!
Одни искренне хотят влиться в Британское Содружество. Это ни в коем случае не единая фракция, и есть как сторонники вхождения в Содружество без всяких условий, так и те, кто оглядывается на Великое Княжество Финляндское и хочет ещё большей автономии.
Другие парламентарии не считают свои действия хоть сколько-нибудь опасными для суверенитета страны. Считают, что все их действия пойдут во вред исключительно нам, а расово чистых африканеров последствия войны не коснутся никоим образом.
Последних, к слову, достаточно много, что иногда приводит меня в уныние. Вот так вот своеобразно аукается недостаток образования, наложенный на веру в свою Избранность…
Общаешься с человеком, и вроде бы он совсем не глуп, а потом бац! В разговоре вылетает какой-то триггер, и вот собеседник уже несёт какой-то вздор, стекленея глазами до полной невменяемости. Может молиться начать посреди разговора или с политическими речами разойтись так, что только слюна летит.
Нам, собственно, плевать, насколько глубоко вторгнутся британцы в земли расово чистых африканеров… Вот ей-ей, плевать!
Проблема только в том, что в таком случае война с Британией грозит стать затяжной, что ломает все наши планы. Нам нужно разгромить основные силы британцев БЫСТРО.
Противостояния длительного, экономического, мы не выдержим. К тому же, чем дольше будет длиться война, и чем она более вялая и точечная, тем больше будет сходить «на нет» наше техническое преимущество.
Если война продлится месяц, и мы разгромим пусть не живые силы противника, но значительную часть флота и авиации, то Британская Империя впадёт в кататонический ступор. Мировой кризис, и без того ударивший по островитянам сильнее всего, накроет их, что называется «с головой».
В таком случае и Франция не выйдет из войны, ибо репарации и контрибуции – дело святое, и добить ослабленного врага – не подлость, а восстановление исторической справедливости! Разборки с Германией по поводу Эльзаса и Лотарингии можно и на потом отложить… А сперва – делёж британских колоний и сфер влияния!
А если нет?! Даже если мы физически уничтожим большую часть британской эскадры близ Дурбана, что нам делать с пехотными частями, которые будут базироваться на территории Капской колонии? Аэродромов на территориях африканеров у нас пока очень мало, и что самое важное – не завезёно пока в должном объёме горючее, запчасти и прочее, необходимое для серьёзной войны.
Каждый день будет лишать нас технического преимущества. Будет шпионаж, будут сбитые аэропланы, и учёные Британии быстро скопируют все новинки!
А африканеры? Случись затяжная война, так многие захотят «почётного мира», особенно если британцы, уже потрёпанные нами, пообещают бурам какие преференции. Как вариант, вовсе оставить их в покое.
Из душа я вышел чистый до скрипа, и переодевшись в принесённое незаметной прислугой чистое, по широкой лестнице спустился вниз, в просторную гостиную, обставленную в викторианской традиции. Мебель несколько разносортная, но подобрана с большим вкусом, как и полагается в семье со «старыми» деньгами.
– Баас… – окликнул меня слуга, подкравшийся на мягких лапах, – обед накрывать?
Чертыхнувшись нежданному появлению, делаю вид, что не заметил реакции кафра, вусмерть перепуганного моей резкостью. Прислуга здесь не вышколенная даже, а прямо-таки дрессированная. А методы, которые используются для достижения целей, и вспоминать не хочется…
При всей патриархальной простоте здешних нравов, всегда нужно помнить, что простота эта – Ветхозаветная! Здесь легко уживается немыслимое для США и скандальное для Европы признание «цветной» родни…
… и «приведение к покорности» отдельных чернокожих и целых племён методами, которые нельзя назвать иначе как палаческими и изуверскими.
После той войны я прикупил по случаю дом в Претории, с прислугой и всей обстановкой. Ни разу никого не бил и не кричал, разве что голос несколько раз повысил, да каюсь – применял воспитательные меры экономического характера. А до сих пор… В подкорке уже сидит.
– Немного погодите, – отвечаю слуге, не глядя на него, дабы не напугать ещё больше, – сейчас врач придёт, вот тогда и начните на стол накрывать.
– Да, баас! – кафр коротко поклонился и ушаркал в сторону кухни.
Врача не пришлось долго ждать – благо, позвонили ему ещё с аэродрома. Буквально через пять минут ожидания в дверях появился мистер Джонс. Худой, высоченный выходец из Аризоны с безукоризненными манерами и лицом стервятника, он более всего напоминает британского аристократа, какими их принято представлять.
На самом же деле он выходец из самых низов общества, в молодости успел поработать ковбоем, а после – побывать по обе стороны Закона, прежде чем скопить деньги на образование и отучиться в Йеле, а потом в Сорбонне. По живости характера, Джонс успел поучаствовать в нескольких войнах на трёх континентах, четырежды жениться и осесть в ЮАС, будучи уже в достаточно почтенном возрасте.
Врач, к слову, отменный, с богатейшей и разнообразной практикой. Несмотря на возраст, технических и научных новшеств не чуждается, сохранив детскую любознательность и ясный ум.
Так, он является одним из пионеров автомобильного движения в ЮАС, а недавно приобрёл аэроплан для визитов к пациентам, проживающих на отдалённых фермах. И ремонтировать свою технику мистер Джонс предпочитает самостоятельно!
К ясному уму и детской любознательности прилагаются и юношеские же пороки, не считая алкоголизма, коим он переболел ещё в молодости. Женщины, скачки, карты… и дуэли. Это, собственно, и есть причины его переездов. В некоторых странах правосудие прямо-таки жаждет пообщаться с медиком накоротке.
Несмотря на все недостатки, достоинства мистера Джонса как врача и как человека перевешивают их с изрядным запасом, да и человек он очень приятный. Для своих…
– Джентльмены, – поприветствовал нас медик, снимая котелок и передавая слуге изящным жестом, – Наслышан. Не будем терять времени, мистер Борст! Раздевайтесь до пояса, а я пока пойду помою руки.
За каким чортом Корнелиус оделся после душа, зная, что его будет осматривать медик, я не очень-то понимаю. Вроде и пожил здесь достаточно, и друзья среди африканеров есть, а понять их могу не всегда. Приличия? Накинь поверх простыню, ну или если есть фетиш по поводу именно что одежды – пиджак… Но нет!
Чертыхаясь про себя, помог кривящемуся от боли ведомому разоблачиться, пока слуга, опасливо поблёскивая глазами в сторону оставленного врачом саквояжа с инструментами, расстилал на кожаном диване чистую простыню.
Лёвка тут же подобрался поближе, готовый при необходимости ассистировать. Притом не напоказ, а как-то очень незаметно и притом грамотно. Но оценить это, пожалуй, мог бы только человек, разбирающийся в медицине хотя бы на уровне медбрата.
Такие себе мелкие подробности, вроде особой манеры сидеть, когда тебе вполне комфортно, но ты, не нервируя никого излишней близостью и боевитым видом, готов в любой момент подхватить упавшего в обморок человека или подать стерильные инструменты, разложенные на столе. Или к примеру – чисто вымытые руки, которые он держит на весу…
Митрофан Елизарович, напротив, предпочёл не лезть под руку. Воспользовавшись давнишним ещё моим разрешением, он набулькал себе с полстакана виски и уселся в кресле с видом человека, намеревающегося прорасти здесь корнями.
В Европе, пожалуй, такое было бы совершенно немыслимо. Пусть шофёр там и не считается за прислугу, но и вровень с хозяином держать его будет только редкий чудак. Но…
… это Африка, да и Митрофана Елизаровича уместней назвать не шофёром, а скорее волонтёром. Жалование он получает, но скорее для порядку, и довольно-таки скромное, сообразно своим нечастым шофёрским обязанностям. На деле же, выполняемые им функции ближе, пожалуй, к помощнику парламентария.
Пару минут спустя мистер Джонс неторопливо ковырялся в ране блестящим зондом, а Корнелиус старательно улыбался, пребывая на грани обморока. Оскал у него…
«Сфотографировать бы эту улыбочку!» – мелькнула мысль, с которой я расстался не без сожаления.
– Ну вот и всё, – подытожил мистер Джонс, вытаскивая зонд и заливая рану какой-то вонючей жидкостью собственного изобретения. Впрочем, несмотря на запахи и очевидно болезненное воздействие, заживление ран после его снадобий не только быстрое, но и почти всегда проходит без осложнений, а тем паче антонова огня. Очень жаль, что по каким-то своим соображениям он отказывается патентовать состав…
– Останетесь на обед? – спохватился я, помогая медику собирать инструменты.