… а вот здесь я ничуточку не вру!
– … часть записей удалось расшифровать, и… боюсь, по сравнению с творением профессора это жалкий эрзац!
– Впрочем… – я тру подбородок, – что уж там! Создать нечто работающее по обрывкам… да какое там по обрывкам – по намёкам, которые можно доверить письму, нечто работающее… Но дорого! Ладно, это пока… серия экспериментов и…
Я задумываюсь.
– … месяца через два-три, если не помешает эта чортова война.
– Не чертыхайтесь, Георг! – с суровым видом прервал меня Бота, только сейчас нащупавший твёрдую почву под ногами, – И скажите наконец, что же это за… механизм?
– А! Да, простите… сейчас увидите! Ещё пару минут на подготовку и… А впрочем, скажите сразу – крестиком или чертой?
– Простите? – осторожно осведомился президент ЮАС, – Мы сюда прилетели под ваше честное слово, а вы…
– Просто скажите, господин президент! – прерываю его. Бота, оглянувшись на сопровождающих его промышленников, снова повернулся ко мне, и сказал, как выплюнул:
– Линией!
– Замечательно! – я вновь полез в недра механизма, и там загудело, заскрежетало…
… а потом механизм поднял тонкий хобот и выплюнул в сторону гор пучок света, хорошо видимый в предрассветных сумерках. Несколько томительных секунд ожидания…
… и скалы потекли. Линией. А потом, по просьбе недоверчивых промышленников, ещё раз, но уже на другом склоне – крестиком. И снова…
– Извините, господа! – я решительно прервал развлечение, – Каждый выстрел обходится примерно в тысячу фунтов.
– Мы готовы компенсировать вам издержки, – любезно предложил Де Гроот.
– Простите, господа… – качаю головой, – это вопрос не только финансов, но и редкости некоторых составляющих.
– Так… – Луис Бота вспомнил, что он президент, и решительно выступил вперёд, – Я так понимаю, вы хотите предложить армии Южно-Африканского Союза своё изобретение?
А в голосе, вот ей-ей – предвкушающие нотки человека, который сейчас вот получил возможность отыграться за всё…
– Армии? – я часто моргаю, что придаёт мне (по словам Саньки) несколько придурковатый вид. В сочетании с медикаментозными средствами, это должно убедить дорогих гостей, что я не спал минимум двое суток.
– Ах, армии… – будто вспоминаю, – в самом деле, можно и армии. Но вообще же, господа, я вижу гиперболоид[77] скорее незаменимым механизмом в горнорудном деле. И… может быть, ещё прокладке туннелей.
– Значит, вы считаете, что для армии это бесполезно? – снова Бота, который, похоже, пытается каким-то образом отыграться на мне за свои неудачи в политике. Он сейчас на грани импичмента и нервного срыва…
– Почему же? – я снова тру подбородок, – Как стационарный пост обороны, к примеру, в порту… А! В самом деле, не подумал!
Смеюсь несколько нервно…
… а далее всё по накатанной колее. Осмотр механизма, опрос техников и…
… Высокие гости улетели, полностью убеждённые, что я заново раскрыл тайну лучей смерти профессора Филиппова.
… и что-то мне подсказывает, что вопрос импичмента Луиса Бота можно считать решённым! Потому что нет такого преступления, на которое не пошёл бы крупный капитал в ожидании трёхсот процентов прибыли!
А всего-то – ювелирная работа горняков и сапёров, взрывчатка, плавиковая кислота и…
… знание человеческой психологии!
Глава 12
На очередном собрании Фольксраада президент попросил слова, и разумеется, ему предоставили такую возможность. К трибуне Бота шёл быстро, рассеянно кивая знакомым и весь настолько погружённый в собственные мысли, что выглядело это почти неприличным.
Оказавшись за трибуной, он добела сжал тонкие губы и замолк, дожидаясь тишины в зале, но так и не дождавшись её. Шум голосов разве что несколько поутих, но не сошёл окончательно на нет.
– В стране политический кризис, – каркающим голосом сказал Бота, невидящими глазами глядя перед собой. Депутаты, не особенно прислушиваясь к нему, переговаривались между собой самым непринуждённым образом.
Ну что интересного может сказать президент? Очередную речь об объединении всех здоровых патриотических сил перед лицом надвигающейся опасности? Сколько их было…
– В стране политический кризис, – безжизненным голосом повторил он, не обращая никакого внимания на происходящее в зале, – и очевидно, я с ним не справляюсь. Поэтому я, Луис Бота, президент Южно-Африканского Союза, прошу Фольксраад засвидетельствовать мою отставку.
… к выходу президент, теперь уже бывший, шёл быстро, почти бежал.
Шум поднялся необыкновенный, но Бота, чьё лицо явственно напоминало посмертную восковую маску, не слушал никого. Вопросы депутатов, выкрики аккредитованных в Фольксрааде журналистов и даже попытки схватить его за рукав или полу сюртука не принесли никакого результата.
Попытки прояснить ситуацию не дали ничего – ни сразу, ни чуть позднее. Луис Бота удалился в своё поместье и не желал никого видеть. По смутным и недостоверным слухам – пил…
Как уж там договаривались промышленники с Луисом Бота с его ближайшим окружением, могу только догадываться. Уверен, интриги там были интереснейшие и ярчайшие. Наверняка ходы гроссмейстерского уровня соседствовали с грубым шантажом и подкупом, предательством и разрушенными судьбами.
Если тому вообще суждено случиться, лет через тридцать, а вернее даже пятьдесят, Свет Божий увидят чьи-то мемуары, дневники, или попросту всплывут обмолвки впадающих в маразм старцев. Как это обычно бывает в таких случаях, появившаяся информация уничтожит не просто судьбы людей, но и целые политические партии, а быть может, и крупные корпорации, но…
… всё это, разумеется – если! Вернее же всего, история эта так и останется тайной, а появившиеся обрывки документов и воспоминаний, перемешиваясь с домыслами, будут служить неиссякаемым источником вдохновения досужим журналистам, писателям и любителям дешёвых бульварных романов.
Могу только догадываться, что крупный капитал, объединившись на пути к заветным сверхприбылям, попросту стоптал президента. Как это позже аукнется мне, не знаю. Возможно, озлившиеся промышленники уничтожат все мои начинания, кроме разве что Университета.
А возможно, и нет… В конце концов, пожелтевшие страницы Истории хранят десятки куда более масштабных афер, закончившихся для их вдохновителей вполне благополучно… и я очень хочу попасть в число этих счастливчиков!
Я же всё-таки не залез им в карманы… напрямую. А то, что Эсфирь весьма уверенно пообещала заработать на колебаниях биржи и полученной инсайдерской информации не меньше ста тысяч фунтов себе в приданое, это же совсем другое дело! Верно ведь?
В связи с отставкой президента, в ЮАС начались невнятные брожения, грозящие перерасти в полноценный политический кризис – с периодом безвластия, делёжкой портфелей в министерствах, бюджета в Фольксрааде и прочими особенностями незрелой африканской демократии.
Кризиса как такового не вышло, ибо всё было подготовлено, и события в ключевых точках срежессированны от и до. Публика неискушённая вряд ли чего заметила, и долгих две недели обыватели наслаждались хорошо подготовленным спектаклем с толикой здоровой импровизации.
Пресса, по своему обыкновению, принялась раскапывать эту помойку с энтузиазмом норной собаки, учуявшей лису. В иное время, пожалуй, они докопались бы до сути, но здесь и сейчас ассистенты режиссёров весьма умело отвлекли их внимание, кинув этой своре корзину грязного политического белья. Редкие репортёры нашли в себе силы пройти мимо, а прочие, как это водится у собак, нашедших падаль, поспешили в ней извозиться, с энтузиазмом делясь с читателями изысками вкуса и аромата супружеских измен, сомнительных финансовых сделок, протекционизма и некомпетентности.
Как это всегда бывает в кризисе подготовленном, измазанными в политических и финансовых нечистотах оказались преимущественно наши противники. Из числа самых одиозных, разумеется. Газеты захлестнула волна компромата, а за ней – волна самоубийств, арестов и отставок.
Националисты и примиренцы попытались было ответить, но авторитет партийных лидеров пошатнулся в первые же дни. Их места попытались занять личности не всегда адекватные, но яркие и одиозные, которых хватает в любой партии…
… и мы им немного помогли! Как правило, не требовалось никакой вербовки или скажем, переговоров. Достаточно было просто придержать компромат или подать материал под таким углом, что эти самые личности выглядели уже не клоунами из провинциального шапито, а пусть и несколько эксцентричными, но безусловно порядочными людьми.
… но разумеется, компромат на них лежит наготове.
Мы же… нельзя сказать, что вовсе уж чисты перед Богом и людьми, но в общем и целом – да! В сравнении… Мы, по крайней мере, пока, горим Идеей и не успели погрязнуть в коррупционных схемах и всевозможных махинациях.
А ещё мы просто оказались… профессиональней. Африканеры не дети и умеют работать жёстко. Но всё ж таки в политическом смысле это глухая провинция, по сравнению с которой любое европейское захолустье выглядит ярко и оживлённо.
Точнее…
… ещё недавно так и было. Буры, в массе своей, перестроиться не успели, а мы… а нам и не надо было! Это ведь только кажется, что в русской деревне тишь да гладь, да божья благодать! На деле же там такие интриги, такая бурная общественная жизнь, что куда там шекспировским страстям!
Только что не на виду всё, а тихохонько… как правило. Вендетту из-за покоса не хотите ли? И не в обидах дело, а точнее, не только в них. А буквально – дело жизни и смерти, без преувеличений! Не хватит сена? Лошадь по весне падёт, а там и вся семья по миру пойдёт… то, что от неё останется. Такая вот политика с географией…
Это не значит, что каждый крестьянин готовый политический деятель, вот уж нет! Все эти деревенские интриги выглядят злой карикатурой на настоящую, правильную политическую и общественную деятельность.
Но привычка-то – есть! Выискивать подвохи в царском указе и появлении начальства в селе, просчитывать свои действия не просто на несколько ходов вперёд, а с учётом родственных и социальных связей как собственных, так и прочих односельчан.