Перебросив её несколько раз из руки в руки, он не выдержал и вцепился-таки зубами в горячее, вкусно пахнущее тесто…
… и ожидаемо обжёгся.
– Вот так всегда! – Надя закатила глаза к небу, борясь с жалость и смехом одновременно, – Военный в серьёзных чинах, и такой мальчишка!
– Первые сорок лет детства в жизни мальчика – самые сложные, – вырвалось у меня.
– Как-как? – живо переспросил Владимир Алексеевич и достал блокнот, записывая понравившуюся фразу.
– Всё как есть! – подтвердила Песса Израилевна, смеясь одними глазами. С её приходом мы свернули разговоры на серьёзные темы, вспоминая всё больше всякое смешное.
Не потому, что не доверяем, а просто… ну как-то неуместно при ней на такие темы.
Тётя Песя, когда ей за надо, умеет прятать слова за зубами, как в хорошем сейфе! Но если сильно не надо, то зачем ей тяжело хранить важные тайны, распираясь от желания интересно поговорить и процеживая вкусные сплетни через ситечко самоконтроля? Её большое и ценное мнение по этому поводу мы таки уважаем, чем делаем ей слегка приятно, а нам чуть-чуть спокойней.
Сидели за чаем около часу, и как-то так беззаботно и легко вышло всё, что будто и нет никакой войны, а есть только здесь и сейчас… Дом, сад, и мы за столом, а впереди – безмятежная Вечность в кругу близких.
– Всё, – Песса Израилевна поднялась из-за стола, – я в гостиную, а вы продолжайте свои важные мужские разговоры без мине!
– Ох… – глубоко беременная София, приехавшая в Дурбан незадолго до родов, тяжело поднялась со стула, – Пожалуй, я составлю тебе компанию!
– Мы с вами, – Фира встала со стула и оглянулась на подругу. Надя закусила было губу… но чуть вздохнув, молчаливо признала правоту моей невесты.
Деление здесь не по уровню причастности к тайнам, а скорее в деталях этих тайн, подчас измазанных в крови и грязи до того, что тошнота к горлу подкатывает. Ну и необходимости выговориться, используя специальные «морские термины»… не без этого.
– Сложно было… – негромко сказал Санька, поглядывая на распахнутую дверь в гостиную, – а иногда и страшно!
Он помолчал, кусая губы.
– Насчёт технической стороны я не врал, – продолжил брат, – а так… разве что чуть не договаривал. Долго…
Он пощёлкал пальцами, подбирая слова.
– … аэропланы распаковывать из трюма. Для тайных операций сойдёт, но случись чего… Мы бы ничего не успели, Егор!
– Та-ак… – я очень живо представил себя на месте Саньки, и волосы на голове шевельнулись, – это я не продумал! Н-да… всё ж наскоро… Ничего, будем работать!
– Да, – кивнул брат, – это важно! Пара моментов была, когда мы по краю прошли. Чудом! Это поначалу легко было, как… как кур картечью! Непуганые, ничего не подозревающие…
– А после? – глухо поинтересовался Мишка.
– О… – криво усмехнулся Саня, – мы такой переполох в Молуккском проливе навели, вы просто не поверите! Досмотровые партии высаживали на все мало-мальски годные суда. Нас не остановили только потому, что очень уж «Дева» убого выглядит, и на крейсер, будь он хоть трижды вспомогательный, не тянет никак!
– На то и расчёт был, – закивал я, – Корытце со ржой, экипаж маленький, таких по земному шарику не один десяток тысяч трюхает себе потихонечку, никому неинтересные.
– Ну… да, – кивнул Чиж, – психология! Сработала. Но страху мы пару раз натерпелись! Было как-то…
«По наши души, – констатировал капитан, вглядываясь в приближающийся британский корвет старческими дальнозоркими глазами.
– Бронепалубный крейсер типа „Комюс“, он же тип C, – опуская бинокль, медленно сказал Ерофеев, напрягшись, как кот перед хорошей драчкой. Да и по правде, как тут не напрячься, когда вот, корвет ВМС Великобритании во всей красе!?
– Охолонь, – негромко сказал ему вышедший на палубу судовой врач, – перегоришь раньше времени.
Вопреки собственному же совету, медикуса несколько потряхивает…
– А оно у нас будет-то, время? – отфыркнувшись, еле слышно пробормотал корнет, едва заметно расслабляясь, но продолжая немигаючи следить за вражеским судном.
– Приказывают остановиться для досмотра, – без нужды перевёл один из матросов сочетание флагов.
– Не нам… – чуть погодя добавил его товарищ, наблюдая, как отчаливший от корвета паровой катер, подпрыгивая на волнах, несётся к пароходу под флагом Панамы[80].
– Пока, – выдохнул первый, дёргая рыжеватый ус.
– А-атставить панику! – коротко скомандовал фельдкорнет Чиж, поднявшись из трюма.
– Есть отставить панику! – не сразу отозвался матрос, чуть покосившись на капитана, сохраняющего полнейшее спокойствие. Фельдкорнет, отдав несколько коротких распоряжений пилотам, подошёл к борту. Опираясь на леерное ограждение, он принялся наблюдать за корветом, сохраняя, по крайней мере с виду, то спокойствие, что присуще людям, крайне далёким от каких-либо проблем. На его чистом юношеском лице виднелось выражение лёгкого, чуть отстранённого любопытства, а глаза смотрели покойно и ясно.
Панамец тем временем остановился наконец, встав на якорь. К его борту причалил катер, и на борт парохода забралась досмотровая партия.
Надо сказать, что наблюдать это событие посчастливилось не одним лишь морякам „Девы“, но и доброй полудюжине судов, находящихся в одной из узостей Молуккского пролива. Встав на якорь, они ожидали своей очереди, и пожалуй, причины для волнений были у всех…
Минут через пять от корвета отчалил ещё один катер, и…
… фельдкорнет замахал руками, приветствуя британцев.
– Сбросьте трап, или что там у вас положено! – повернувшись к капитану, резко скомандовал Чиж. Юное лицо его исказилось, и на миг показалось, будто через кожу проступил лик древнего божества, и вот уже на палубе не вполне человек, а аватара самого Марса!
– Думаете? – приподнял бровь капитан. Короткий поединок взглядов, Иван Ильич отдал приказ…
… и потянулись долгие, томительные минуты ожидания.
– Что тут у вас? – резко спросил молоденький мичман, возглавляющий досмотровую партию и отчаянно старающийся казаться взрослым.
– Офицер! – и как и не было грозного божества… возле лееров весёлым щенком прыгает молодой креол, размахивая руками, – Возьмите нас на абордаж, сэр!
– Простите? – не понял мичман.
– На абордаж, сэр! – Санька-креол сиял, – Ну, или как там это у вас, военных моряков, называется?
Не давая опомнится, он усиленно зазывал моряков в гости, и мешая английский с креольским диалектом, очень убедительно играл…
… гомосексуалиста, впечатлённого статями бравого мичмана и мечтающего о романтическом морском приключении. За его спиной Ерофеев закатывал глаза и перемигивался с кем-то, невидимым с катера. Рожа у пловца была при этом ну настолько похабная…
Бравый мичман побагровел, крутанул шеей и смерил нежданного поклонника взглядом. Впрочем, связываться с экспрессивным заднеприводным он не стал… ну в самом-то деле!
Зато сержант британской морской пехоты высказался очень ёмко и ярко… Жаль, что самые интересные его высказывания заглушил шум заведённого двигателя парового катера. Потому что… ну в самом-то деле! Не отмоешься потом…
Да и что интересного может быть на этом корыте? Мелкая контрабанда? Минные аппараты сюда не поставишь, а прочее…
… ВМС Великобритании решительно не интересовало!»
– Н-да… – я хотел было пошутить, но вспомнил про свой вояж в женском обличии, и благоразумно решил смолчать.
– А не удалась бы игра? – задумчиво спросил Коста.
– Импровизировали бы, – ощерился брат, – на такие случаи у нас несколько сценариев отработано.
– Хм… – Феликс остро глянул на Саньку, – Я так понимаю, у вас были сценарии на ВСЕ случаи?
Чуть помедлив, брат кивнул, и по спине у меня пробежал холодок…
– Мы все присягу давали, – смущённо улыбнувшись, сказал Санька, – и…
Он снова оглянулся на дверь в гостиную.
– … помнили о пистолете Казарского![81]
Пробрало всех… хотя пожалуй, у каждого из присутствующих в жизни бывало нечто подобное, а у дяди Гиляя и Косты, так пожалуй, и не один раз.
Санька, несколько смущённый пафосом момента, решил зачем-то объясниться.
– Нет, ну в самом деле… Нас на «Деве Марии» два десятка человек всего, а на другой чаше весов – страна!
– Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя, – глуховато сказал молчавший доселе Лёвка, тут же смутившись ещё хуже Саньки и старательно отворачивая заалевшее лицо.
– Да, – не совсем понятно сказал Владимир Алексеевич, достав из кармана трубку и начав набивать её подрагивающими пальцами.
«Не иначе, было вспомнилось…»
Будто по негласному уговору, историю эту в тот день мы больше не поднимали…
Санька рассказывал всё больше хиханьки и хаханьки, пусть и опасливые. Навроде того, как разыгравшийся кит прошёлся под поплавками приводнившегося аэроплана, тронув их спиной.
– … о хо-хо-хо! – гулко, как в бочку, смеялся дядя Гиляй, – Так говоришь, портки тот пилот полоскал?
– Эй! – вскинулся Санька, – Я ничего не говорил!
– Но подразумевал! – парировал бывший опекун, поблёскивая глазами.
– Да ничего подобного! – возмутился брат, делая возмущённые брови.
– И зря, – наставительно сказал Владимир Алексеевич и хохотнул, – в иных историях без щепотки перца не обойтись!
– В историях – да, – кивнул фельдкорнет Чиж, – а легендах о ВВС – нет!
– О как, – озадачился дядя Гиляй, – уел! Даже спорить не буду. Сейчас – да… легенды нужны, и не поспоришь ведь… хех!
Услышав смех, на веранду осторожно выглянула Надя, а вскоре показалась и вся наша женская сборная, так что Саньке пришлось наново пересказывать свои байки, фильтруя из них кровь, грязь и специальные морские термины. Посмеялись от души, но недолго. Песса Израилевна, посидев немного с нами, снова подхватила Софию под руку и удалилась посплетничать о своём, о женском.
Судя по лукавым взглядам, кидаемым на Дзержинского, речь пойдёт о его романе с танцовщицей Клео де Мерод, о котором в Дурбане не судачил только ленивый. Вот кто бы мог подумать…