А если же на стороне Антанты выступят ещё и балканские страны, аппетиты ведущих держав могут разыграться, и война Колониальная станет Мировой!
… а мы, всей душой желая поражения Российской Империи, не хотим гибели не единого русского солдата. Пасть должен не фронт, но Самодержавие![84]
Двадцатого февраля 1903 года в порт Кейптауна зашёл первый морской конвой из Соединённого Королевства, и на землю Капской колонии ступила нога британского солдата. Две недели ушло на обмен дипломатическими нотами, гневные филиппики в прессе и ультиматумы, а шестого мая Британия объявила о разрыве мирных соглашений.
Глава 13
– Он, паскуда, раньше в Натале жил, – мешая русский и африкаанс, горячечным шёпотом рассказывал Роэль напарнику, расположившемуся поблизости под миртовым кустом, – адвокат…
Слова падали в горячий прокалённый воздух, подрагивающий от жары, и стороннему наблюдателю могло показаться, что они обретают видимые, едва ли не одушевлённые формы. Будто сотни крошечных духов вьются, пританцовывая, у головы африканера, и выстраиваются в очередь, толкаясь и распихивая друг друга, отчего речь африканера звучала отрывисто и скомкано.
Земля уже успела высохнуть после прошедшего утром дождя, и освежающая прохлада ушла, как и не было. Осталась тяжёлая, несколько душная влажность, наполненная ароматами одуряюще пахнущих африканских растений, от которых кружится голова, а в сердце разливается сонная нега. В такие дни хорошо дремать в тени, и не суть важно – покачиваясь ли в гамаке или сидя в кресле-качалке на веранде дома, листая газету, да подкуривая постоянно затухающую трубку.
Лежать, прея в маскировочных накидках и пытаться притом уподобиться какой-нибудь рептилии, дыша через раз и по возможности не шевелясь, человеку непривычному очень тяжело. Даже кафры, урождённые обитатели здешних благословенных пажитей, не всегда способны на такой подвиг. В полуденную жару они либо заваливаются в тенёк подремать, либо выбирают какое-нибудь несложное занятие, не требующее ни хоть сколько-нибудь физических, ни умственных усилий.
Что же говорить о белых людях, один из которых родился в тех краях, где реки скованы льдом до восьми месяцев в году?! Но дух возобладал над плотью, и они, впав в то странное оцепенение, что со стороны можно принять за спячку, ухитрялись вести не только еле слышимую беседу, но и наблюдать за неширокой грунтовой дорогой.
Каждый раз, когда птичий всполох показывает приближение повозки или всадника, оба наблюдателя замолкают, начисто сливаясь с ландшафтом. Готовые в любой момент перейти от оцепенения к самым решительным действиям, они провожают глазами пылящую по дороге повозку, одинокого всадника на старой кобыле или группу работников-индусов, которые за каким-то чортом оказались здесь в разгар рабочего дня.
Выглядит это крайне подозрительно и попахивает провокацией… Но нет, индусы, гомоня на своём наречии, прошаркали мимо, вздымая босыми ногами пыль.
Индусы-кули прошли, и снова наблюдатели впали в оцепенение, не забывая прислушиваться к птичьему гомону и вглядываться в кусты на противоположной стороне дороге, где залёг командир. Впрочем… всё это только предположительно, старшо́й у них волчара битый и воспитывает подчинённых, ухитряясь даже во время выполнения задачи подкидывать им пищу для мозга и тренировки наблюдательности.
Андрей, грызя травинку и сплёвывая то и дело сгрызенное чуть в сторонку, изредка еле заметно кивает впопад и невпопад, слушая вполуха, и не перебивая Роэля только из вежества и дружественной приязни. Буковки он знает не хуже африканера, глаза и ухи есть, мозги в наличии, да и на дырявую память ни разочка не жалуется. Нового тот не сказал решительно ничего, а просто проговаривается, выплёскивая нервное напряжение.
На ликвидацию кого бы то ни было, осназ отправляют только после того, как те наизусть вызубрят всё мало-мальски нужное, будь то информация об объекте ликвидации, карты местности, пути отхода и прочая мелочь. Любая! Вплоть до особливой неприязни хозяйской собачонки к дикобразам. Если такая информация от разведки получена, разумеется. Никогда ведь не знаешь, что может пригодиться!
Утаивать информацию нельзя ни в коем разе, особенно если она касается объекта ликвидации, и самое главное – её причин. В уставах прописано. Намертво!
Раз попустить, да другой… да выйдет так, что занимается осназ не диверсиями и ликвидацией опасных для страны людей (причём только с постановления суда), а…
… по самые уши замаран в политических убийствах внутри страны, да в разборках финансовых и промышленных кланов. А куда это годится?!
Что там выйдет из этой задумки годков через десяток, один Бог ведает, а пока осназ имеет двойное подчинение, и в мирное время работает на Службу Шерифа. Заодно и тренировки…
Серафим не раз говаривал, что во время той, первой ещё Англо-Бурской, любая мелочёвка выручала не раз и не два. Это ведь как работает? Деньга к деньге, да глянул в кубышечку, а там уже рупь! Так и здесь – одна мелкая деталюшка к другой, как в пазлах, так-то картинка и складывается! Пусть даже не цельная, пусть с дырочками, но суть-то ухватить можно? То-то!
Заучивали как «Отче наш» примеры всякие, навроде тово, как пластуны шастали в лагерь к британцам, как к себе домой, и никаких особливых хитростей, а просто – знание, грошик к грошику собираемое. Как командира полка зовут, да лейтенантов в ротах, да кто как выглядит и какие пристрастия имеет.
Любые! Хорошее, плохое… всё в дело может пойти! Как кузину зовут, да какую породу собак любит матушка полковника, да почему сержант, собака ирландская, не любит выходцев из Хэмпшира.
А устав британский да негласные, но культивируемые привычки ветеранов, так и вовсе – наизусть заучивали! Отдельно драгунов, пехоты, артиллерии, ополченцев из Капской колонии и индусов из санитарных отрядов. Ну и язык, знамо дело! Не просто знать назубок, а кому способности позволяют, тому хоть несколько фразочек и словечек ставят так, чтоб под выговор Йоркшира, к примеру, подходило. В масть.
Соображалку чутка включить, и вот уже ты не на пузе через лагерь ползёшь, аки крокодил, а на своих двоих, как белый человек. И не абы как, а знаешь, на кого и как ссылаться, чтоб тебя за своего приняли и пропустили. Ну или хотя бы не задержали…
Выучено и затвержено так, что ночью разбуди и с любого места спрашивать начни – любой осназовец ответит! И задачки психологические, этнографические, да на наблюдательность – как семечки щелка́ют, любого спрашивай. А ничего такого… дело привычки, ну и отбора.
Гвардия как есть! Только правильная, настоящая, а не эти… болванчики в мундирах.
Но вот если привычка такая у Роэля, языком в засаде чесать, и если возможность такая есть, так что же, затыкать дружка? Пусть его… Кто языком, а кто вон… траву грызёт да сплёвывает. Тоже, если подумать, не самая приятная привычка. Так что один вот… языком молотит без устали, а второй – грызь да тьфу…
– … сходу в политику влез, – возбуждённо продолжает африканер, – обоими ногами! Права индусов… Нет, ты подумай? Права! Не нравится что-то, так что тебя в Африке держит? Да?
Андрей кивает бездумно, и Роэль тихохонько выплёвывает своё возмущение понаехавшими цветными, которые (вот твари, а?!) хотят каких-то прав! Белого аборигена Африки ничуть не смущает, что его напарник из таких же понаехавших…
… которых современная расовая наука не считает полноценными европейцами, решительно классифицируя как переходное звено между азиатской и белой расами. Африканеры не столь пристрастны, ибо и сами не без грешка…
… то бишь с примесями негроидной крови, подчас заметными. В Штатах почти все они считались бы цветными, с соответствующей сегрегацией и урезанными правами. Но ведь это совсем другое дело! Верно?
Впрочем, подобное двоемыслие и двойные стандарты для Южно-Африканского Союза давно уже стали нормой и никого не удивляют. А что такого-то? Где иначе-то?
– … а ещё, паскуда, – не унимается Роэль, к месту и не к месту вставляя полюбившееся словцо, – адвокатишка этот сам говорил, что считает борьбу буров за свои права и свои земли справедливой, а…
– И не повесили? – вяло поинтересовался Андрей, прекратив жевать травинку и сбрасывая с щеки жука.
– С чего бы? – не понял африканер, – А… нет, это ещё до войны было! Одно время, дед рассказывал, вместе хотел вести политическую борьбу против британцев.
– Ага… и чево объединяться-то не стали? – лениво поинтересовался русин, уже зная ответ.
– Сдурел? – удивился Роэль, – С цветными!?
– Ага… – закивал напарник, – как же…
Бабка из гриква у самого африканера, «это другое», а индусы – цветные и низшая раса? Но поднимать эту тему он не стал, опасаясь нарваться на очередную лекцию о том, что есть цветные правильные и проверенные, а есть – неправильные и чужие, и…
«Это совсем другое дело, Андрей!» – как наяву услышал он безапелляционные слова.
– … а как война началась, так неделя прошла, а он уже верноподданный, – возмущается Роэль, – и подаёт прошение о формировании Корпуса индийских носильщиков-санитаров. Это как?!
– «Я считаю, – прикрыв глаза, начал цитировать африканер, полагаясь на память, – что если я требую прав как британский гражданин, то обязан также участвовать в обороне Британской империи… Я полагаю, что Индия может стать независимой только в рамках Британской империи и при ее содействии».
– Доказательство лояльности индийцев по время войны, чтоб Индии предоставили самоуправление – это, по его мнению, не подлость! – горячо шептал бур, – А вот когда мы, захватив Наталь и наши старые провинции, повыгоняли оттуда большую часть индусов за ту самую лояльность к Британии, так это, по его мнению, нарушение базовых прав человека. Подбивает теперь, паскуда, работать на благо Британии оставшихся на наших землях индусов!
Андрей, не вслушиваясь в слова, покивал, и напарнику этого оказалось достаточным, чтобы тот продолжил возмущённое повествование.