Госэкзамен — страница 66 из 87

– На том стоим, – принимаю комплимент не себе, а всей разведке Кантонов разом, – Денег на разведку не жалеем, да и… хм, при наличии идеологической подоплёки работать становится значительно проще.

Он морщится едва заметно…

– Не принимайте близко к сердцу, Евгений Максимович! – спешу утешить его, – Мы ведь, собственно говоря, на одной стороне!

– Социалисты? – он вздёргивает бровь, ухитряясь показать свой скепсис едва заметной мимикой. При всей своей демократичности, он не пытается опрощаться, уподобившись Толстому, и не играет в либерала с эполетами. Евгений Яковлевич вполне яркий представитель офицерства Российской Империи, разве что не «вообще», а весьма немногочисленного крыла технократов.

– В первую очередь – патриоты, – парирую я ничуть не смущённый, – а социалисты или нет, не суть важно! У нас, не поверите, даже свои черносотенцы имеются, разве только без монархического подтекста.

Помолчав, он сделал глоток, и я не стал вываливать на полковника своё ви́денье будущего Российской Империи, давая ему время переварить информацию. На эстраде тем временем появился новый шансонье, и до двух заговорщиков в кафешантане решительно никому не было дела!

Это ведь не шпионский роман, а жизнь. Если за нами нет плотной слежки, то обрывки фраз, выхваченные случайными слушателями, не играют ровно никакой роли. Понятное дело, толика конспиративности в нашем разговоре имеется, и хотя мы используем в разговоре настоящие имена, но всё ж таки не выкрикиваем их так, чтобы слышали все окрест!

В остальном же… общество наше чрезвычайно политизировано, а цензура очень мягка и касается только военных и государственных тайн, да отчасти норм морали. Народ нисколько не стесняется, выражая свои мысли по поводу самодержавия, политического строя разных стран и тому подобных вещей.

Не стесняясь, обсуждают военные перевороты, и…

… это не всегда досужие фантазии! Народ у нас резкий, решительный. Один только переезд из Расеи для русского крестьянина или мещанина такой себе анабазис, что человек случайный его и не пройдёт! Даже если переезжает община, это такой слом всех жизненных устоев, столько человеческих трагедий…

А одиночки или те, кто семьями едут? Вот уж битые-перебитые, ко всему готовые… Не буквально, разумеется, но психологическая готовность к любому жизненному дерьму у них просто поразительная!

Год назад ещё шапку срывал, и кланялся любой кокарде с орлом, а ныне не просто вцепился в новую жизнь зубами и ногтями, но и готов отстаивать свои гражданские права с оружием в руках. Распробовали…

А многие притом с опытом если не Англо-Бурской, то как минимум в Июльском восстании поучаствовали, ну или ещё где. Российская Империя велика, и в одном из её уголков непременно бунтуют!

Одни – поговорят, спустят пар в свисток, да и начнут приглядываться, где им интересней обустроиться, и где семье лучше будет. Другие говорят ровно о том, что собираются сделать…

Что есть, то есть… Тормоза во многих бошках сломаны напрочь!

Революционеров, террористов, подпольщиков и прочей резкой публики, у нас – хоть в снопы скирдуй! Не только из числа поданных Российской Империи, к слову… Всех привечаем, кроме разве что крайних радикалов, кусающих кормящую их руку.

– И в чём же, по-вашему, заключается наша роль? – осведомился наконец Максимов. Он немигаючи уставился на меня, но это не было не примитивное давление психики, а желание максимально подробно увидеть мою искренность, так что я не в обиде. Сам такими фокусами балуюсь, разве что…

… профессиональней? А ведь пожалуй… мелькнули, да и пропали мысли, что в оперативной и подпольной работе я стал получше многих кадровых профессионалов! Лакун в этой области, разумеется, полно, да и возраст давит, но… а ведь действительно… состоялся!

– В поддержании порядка, Евгений Яковлевич, – задумчиво отвечаю полковнику, – Не более… и не менее.

– Вот как… – он на мгновение прикрыл глаза, – И что же, не будет никаких обещаний?

– Зачем, господин полковник? – искренне изумился я, – Не путайте нас с отдельными группами революционеров, тем паче радикалами! Они, действительно, могут иметь какие-то свои планы… но мы за них не отвечаем и поддерживаем ровно в той степени, пока они идут в русле общей политики.

– А так… – я пожимаю плечами, – Судьба страны в руках русского народа![115] Будет ли то социализм по Марксу, Томасу Мору или буржуазная республика по французскому образцу, не суть важно. Есть ряд ключевых моментов, на которых мы настаиваем, а остальное – как получится. Все люди рождаются равными и свободными в своём достоинстве и правах…[116]

– Красиво, – безэмоционально подытожил полковник Генштаба, выслушав мой краткий спич, и полез за папиросами. Открыв серебряный портсигар, он подрагивающими пальцами достал одну, и прикурил не с первой попытки.

– Красиво, – ещё раз повторил он, – А получится ли?

– Должно, – также безэмоционально отозвался, – а иначе… зачем всё? Вы, полковник, знаете, каково это – детский гробик отвозить по весне… Да не на кладбище, потому как денег на попа нет, а в овраг?

– Даже так? – голос его дрогнул, и сигарета сломалась в руках, – Чорт!

– Это не самое страшное, – спокойно сказал я, пока Максимов прикуривал новую папироску, – Это обыденность, Евгений Яковлевич. Для большинства русских – обыденность, есть вещи и пострашнее.

– Я…

– Вы изучали всё больше вероятного противника, господин полковник, – спокойно киваю, – понимаю. Вы просто представьте себе реалии Российской Империи…

– … снизу. Четверть детей мрёт, не доживая до года. Ситуация с призывниками, половина из которых в принципе не пройдёт военную комиссию, а остальных нужно сперва откармливать, вам известна. Перспектив… да собственно, никаких!

Он кивнул, и затянулся сильно. Не последовало громких слов о том, что он не знал… Знал, разумеется, знал! Как разрозненные факты, сводить которые в единую систему высочайше запрещено! Как запрещено слово «голод» в газетах, заменяемое на «недород».

… а вообще, человеку с нормальной психикой думать о таких вещах просто не хочется! Подсознание противится, игнорируя такие факты. Потому что иначе…

… нет иного решение, нежели менять всю систему! Пусть даже с мясом! Или помнить постоянно, что ты – соучастник. Молчаливый или не очень… и каждый твой поход в ресторан – это упущенная возможность спасти от голода семью крестьян, каждая покупка нового гардероба на деньги от сданного в аренду поместья, это детские трупики по весне.

А христосование на Пасху с соседом-офицером, который (и ты это точно знаешь!) принимал участие в карательных операциях, и может быть, сам подписывал приказы о расстреле очередного бунтовщика или отдавал приказ «перепороть всю деревню»… Это как?

– Всю систему ломать придётся, – констатировал он мёртвым голосом, и затянулся, – крови будет…

– Не ломать! – возражаю резко, – Строить! С ноля строить! Евгений Максимович, господин полковник! Очнитесь! Не работает система, и давно не работает! Социальные лифты сломаны напрочь, вы разве не видите?

– Строить? Кхм… – он задумался и начал курить одну папиросу за другой, жадно, взатяг, не обращая никакого внимания ни на песни, ни на прелюбопытные сценки из жизни посетителей кафешантана.

– А ведь пожалуй, – согласился он после долгого раздумья, – Строить, надо же! Вы правы, Егор Кузьмич, именно строить! Фундамент у здания Государства Российского прочный, а остальное… Нет, в самом деле – проще разметать эти гнилые доски!

«Эге! – не без оторопи подумалось мне, – а не перестарался ли я часом? Экий якобинец…»

Обсудив вчерне вопросы сотрудничества, и придя к предварительному согласию, сидели потом уже как добрые знакомые, вспоминая всякие забавные истории из своей жизни. По негласному уговору, Англо-Бурскую войну не затрагивали, всё больше о российских реалиях вспоминали, притом в анекдотическом ключе. Евгений Яковлевич задумывался иногда, обрывая себя же на полуслове, и как мне стало ясно, пересматривая свою жизнь в ключе нового мышления.

Я поведал ему о своём побеге из Российской Империи, и полковник хохотал до слёз, слушая истории моей женской испостаси.

– Дашенька… – стонал он, – Господи, сказать кому… Не беспокойтесь, Егор Кузьмич – могила!

– Да хоть бы и нет, – усмехаюсь я в наклеенные усы, – это не тот эпизод в жизни, которого я стыжусь! Ничем предосудительным я себя не запятнал, но знаете… это сейчас вспоминается сугубо в юмористическом ключе, а тогда… Поверьте, Евгений Яковлевич, страшно было!

– Зато женщин стали понимать, – философски заметил тот.

– Понимать? – удивился я, – Что вы! Так… не больше, чем давно женатый человек, обременённый выводком дочерей и племянниц, если он не чужд толики эмпатии.

– И всё-таки, – не согласился со мной Максимов, – полезный опыт.

– А вот здесь я с вами соглашусь, Евгений Яковлевич, – кивнул я.

Распростившись с генштабистом и покинув кафешантан, я не без удовлетворения констатировал, что кажется, расчёты Мишки оправдались более чем полностью! На контакт с технократами из Генштаба мы вышли ещё во время событий в Эфиопии, но изначально это были контакты штабных офицеров ЮАС.

Сейчас мы вышли на них уже от имени группы социалистов разного толка, что даёт определённый простор для игры. Не только нам, но и им…

… и это никого не пугает! Напротив, это прекрасная возможность встроиться в нашу систему, используя её как трамплин для роста в системе Генштаба и Российских реалиях. Ну а нам, соответственно – возможность влиять на события в родном Отечестве.

Этакий симбиоз разных систем, что для генштабистов, привыкших к подковёрным играм и разведывательным операциям – мёд и мёд! Они, разумеются, планируют использовать нас в своих интересах, и мы до поры будем подыгрывать им. А потом…

… переварим![117]