Мотанув головой, я ускорил шаги, не желая слушать это по десятому разу кряду. Тема эта свежа, популярна и вызывает много споров.
Жид, и маркграф?! А с другой стороны, он уже – рыцарь… Да и деяния – того… соответствуют. Равно как и владения.
А Кайзер… да, так никто не делает, тем более маркграфство пожаловано ещё ДО победы. А с другой стороны, законов это не нарушает…
А цимес, по мнению поклонников Паровозика Вилли (Кайзер – это голова…) в том, что именно сейчас все это проглотят. И проглотили, потому как не тот случай и (главное!) не то время, чтобы устраивать дипломатические скандалы.
Сделал бы это кто другой, да будь даже личность Кайзера менее эксцентричной, событие вызвало бы немалый общественный резонанс, и не факт, что проскочило бы… А Вильгельм с его чудаковатостью стоит как бы наособицу. Ему не то чтобы можно… но и не сказать, что нельзя!
С международной же точки зрения это значит, что маркграфство Масада, входящее в состав Иудеи, признано владениями Германской Империи. Де юре!
Признал это дядя Фима, потому что принял титул. Признала Иудея, потому как с хрена ли им оспаривать волю основного торгового партнёра – притом, что воля эта их ну никак не ущемляет. Пошумели изрядно, да… но и сторонников вхождения в Германскую Империю хотя бы на птичьих правах там хватало. И признало ЮАС… де-факто, разумеется, пока не де-юре.
В общем – казус, коллизия и забава для многих поколений дипломатов и юристов-международников. И очень красивый ход, на самом деле. Абсолютно сумасшедший! Но ведь сработал же…
… и полудурошный Паровозик Вилли прицепил к Германии огромные земли. Панама! Всю Одессу разом умыл, на все поколения!
Пусть… пусть автономия будет больше, чем у Великого Княжества Финляндского в Российской империи. Но ведь это всё равно – налоги, политическое влияние, протекционизм и прочие вкусности.
Да за такое приобретение, буде это потребуется, все курфюрсты проголосуют, чтобы Фима Бляйшман влился в их тесно сплочённые ряды! И иудаизм их не смутит… вот ни настолечко! Да и сын, говорят, вполне многообещающий юноша… и не женат!
Доказали же немецкие учёные, что ашкеназы (о сефардах речи нет!), это суть исконные немцы? А иудаизм там или нет… а какая нам, собственно, разница? В просвещённой Германской Империи люди могут быть даже атеистами!
Воняло от героического разведчика знатно, не менее чем трёхдневной падалью, так что мало не наизнанку выворачивало, но мы, дыша через раз, столпились вокруг, внимая каждому его слову и жесту.
– … вот туточки просквозили, – корявый палец человека, привычного более к плотницкой работе, коснулся макета местности, выстроенного на одном из столов в капонире, приспособленном под штаб.
– Однако… – дежурно удивился Санька, – не слишком ли сложно? Там же такая мешанина из разных частей, что чорт голову сломит!
– Вот именно, – снисходительно хмыкнул осназовец и поморщился, массируя грязное горло, на котором отпечатались чьи-то пальцы, уже успевшие пожелтеть. Переспрашивать никто не стал, но разведчик, памятуя о немаленьких чинах Чижа, всё ж таки пояснил:
– У семи нянек дитя без глазу, а здесь ещё хужей! Как бы не семижды семь! Такое себе столпотворение Ваавилонское, што и спицияльно не придумашь.
– Сперва, значица, индусы из тех, которые сипаи – енти сами всево пужалися. Потому, значица, что везде одни сплошные начальнички для их, так вот! Сикухи… а нет, сикхи, вот! У их же гонору, как у шляхты польской! Такого попробуй тронь – у-у…
Санька тем временем, не забывая слушать осназовца, рисовал с его слов расположение противника, не жалея труда и черновиков на выброс.
– … потом шотландцы, – продолжал Корней, с любопытством наблюдая за трудами Чижа, и крутанув головой, добавил неверяще:
– В юбках! И как ветерок, так… срамота, чистое дело срамота! Потом британцы, но со слугами, а те и пужливые и наглые разом, известное дело – лакеи!
– Вот… – он с хрустом почесал подбородок, давя выползшую крупную вошь, – Языка-то мы взяли, дело нехитрое, а дальше этим… зигзугом и пошли через весь лагерь. Не напрямки, а так… по лисьи, чуть не назад иной раз вертались. Ничо… проскочили! Ну, так и учителя какие были, а?!
– Сам… – грязный палец возделся к небу, – дядя Гиляй! Вот!
Произнесено было с нешуточной гордостью, и ведь да… знак качества, никак иначе! Я сразу проникся к осназовцу симпатией, начав воспринимать его не иначе, как дальнего родственника. Ну… а кто он после это есть?!
– Там уже сложней пришлось, – признал Корней и звучно почесался, так что я напомнил себе, что человек трое суток без сна, и всё это время не на жопе ровно сидел, с кофием и какавой под боком. Чудо, что при таком раскладе он вообще связно разговаривать может, притом с живыми людьми, а не невидимыми для всех прочих собеседниками!
– У нас, собственно, задача была – пошуметь, – криво ухмыльнулся осназовец и заплямкал губами, так что один из штабных, догадавшись, сунул ему в рот свою сигару.
– От спасибочки, – закивал Корней, затягиваясь до головокружения и звучно прокашливаясь, – До самых печёнок продрало, ети… и хорошо, а то глаза слипаются…
– Пошуметь, – терпеливо повторил Санька, почти не глядя рисуя на краю листа шотландского стрелка с задранной ветром юбкой. У брата часто так – руки помимо головы работают, не раздумывая и почти не глядя.
– А! Да, пошуметь, – кивнул разведчик, с трудом отрывая взгляд от рисунка, – Я ж говорю – у семи нянек! В таком разе можно знатно набедокурить! Сумятицу внесть по-разному можно, ан результат один – у нас погибших помене, у их – поболе! А тут…
Он снова крепко затянулся.
– … летадлы, ети! Случайно увидели.
– Близко подошли? – осведомился Ивашкевич, который чем дальше, тем больше принимает на себя функции начальника разведки ВВС. Не официально пока, а так… характер подходящий, ну и опыт, не без того.
– Близко? – удивился Корней, – Зачем? Не… так-то можно было, но время… Летунов, их всерьёз охраняли. Я так думаю, вообще чудо, што оне в ентом бедламе оказилися.
– Случай… – протянул Тома́, - тылы скомкались, вот так и вышло.
– Могёт быть, – согласился осназовец, – а могёт – хитрый план у британского благородия! У их, у британцев, которые из благородий, башка по странному работает, не как у людей. Свои какие-то соображения.
– Так что близко лезть не стали, – подытожил Корней, снова затягиваясь сигарой. На некоторое время он прервался, подхватив из руку вестового огроменную чашку с бульоном из супа, который и выпил до самого донышка, шумно отдуваясь и болезненно сглатывая.
– Не стали, – повторил он, благодарно кивая, – чтоб не насторожить. Да и время! Пока туда, пока сюда… Што толку от самово полново донесения, если оно запоздало? Так что мы оттедова когда выбралися, так сразу руки в ноги и бегом! А как к нашим подобралися, так дальше и сами знаете. Сразу, знацича, до штабу, и через пять минуточек уже в небе летел. Тока и успел, што посрать заранее!
Поблагодарив, отпустили осназовца, оставив на попечение техников, потащивших того мыться в полевой душ. Корней зевал, норовил завалиться спать на плечи сопровождающих, но те не сдавались, бубня ему о вошках, киселе опосля душа и чистой постели с холодным пивом после. С пивом – это уже их собственная инициатива. Очень уж они впечатлились рассказом разведчика, как им с товарищами несколько часов пришлось прятаться среди начавших подтухать трупов…
– Ну, слава Богу… – широко перекрестился Ивашкевич, – нашлись потеряшки!
– Осталось всего ничего, – хмыкнул Санька, – узнать место и время!
– Это-то? – Адамусь ухмыльнулся уголком рта, – Решаемо! Держать такую армаду близ линии фронта зряшно никто не станет. Накладно, да и опасно…
– Верно, – согласился я с литвином, – что-то ты, брат, сегодня не в форме… Голова не варит?
– Есть такое дело, – смущённо улыбнулся Санька, – Я… хм, дышал сейчас через два раза на третий, так что наверное, мозги за недостатком кислорода отказывать начали.
– Да, духовитый разведчик, – согласился я, с трудом давя смешок, но остальные и не подумали этого делать.
В штабной капонир заходить не стали – там, кажется, всё пропахло мертвечиной, так что приказав вестовым вытащить на свежий воздух столы с макетами местности и документы, расположились в десятке метров от входа, растянув огромный тент над головами.
Информацию складывали кропотливо, как паззлы, часто не видя, а скорее догадываясь о ситуации.
– А! Погодь… – вскакивал то и дело кто-нибудь из нас, начиная рыться в документах, – Своими же глазами… а, вот оно!
… но не всегда это оказывалось именно то, что нужно, и пару раз мы едва не забрели в конспирологические дебри, выстроив очередную стройную теорию на фундаменте из предположений и невнятных косвенных фактов.
– Флешетты… – подытожил Военгский, вставая со стула и нависая над столом, разглядывая местность, – это всё-таки флешетты!
Мы покрутили его версию так и этак, а я, ради чистоты эксперимента, выступил даже адвокатом дьявола, но Илья весьма аргументировано отстоял свою позицию. Бумажечка складывалась к бумажке, и копия накладной на грузы, сделанная в портовой канцелярии, ложилась к донесению агента из Англии о том, что пилоты британских ВВС особое внимание уделяют отработке полёта в составе целого полка.
– … а вот ещё! – выкладывал свой козырь Корнелиус, поминая дальнего родственника, который своими глазами видел что-то этакое… «Этакое» часто было весьма косвенным доказательством, но врать (не считая охотничьих побасенок) африканеры не приучены, а число родственников у Борста исчисляется сотнями, и это только достаточно близких.
Сейчас, начав перебирать свою память, ведомый вытряхнул из пыльных кладовок очень много того, на что ранее просто не обращал внимания. У кого-то бывший работник уехал после войны в Капскую колонию, и работая в порту, писал письма родне. Письма эти, как водится у безграмотных в массе своей чернокожих, читали (да и писали) работодатели или просто доброхоты. Так что с одной стороны – ничего вроде тайного, а с другой – проскакивало!