Китченер устало поглядел на командующего авиацией.
– … вызов, – тускло повторил он, – и мы ответим на него.
– Сейчас, – сказал он с нажимом, – ты поднимешь все аэропланы, загрузишь их флешеттами и бомбами и вывалишь на головы этих чёртовых дикарей! Ты сделаешь это столько раз, сколько понадобится, чтобы обратить их в бегство.
– Свои планы… – лорд Китченер, запнувшись, надёл на голову фуражку, которую до того вертел в руках, – можешь выкинуть! Стратегия…
Он фыркнул пренебрежительно.
– Я вижу тоже, что видят все солдаты британской армии – у нас в десять раз больше самолётов, но буры плюют нам в лицо! Последний индийский носильщик в нашей армии видит не твои планы, Генри! Он видит плевок в лицо! И если мы утрёмся сейчас… позже, Генри, крови будет намного больше!
Аэроплан сделал круг над лётным полем, и снизившись, сбросил вымпел. Вестовой, не дожидаясь приказа, кинулся к нему со всех ног. Упав почти тут же, он вскочил и быстро захромал дальше, не обращая внимания на разодранную штанину и текущую по ноге кровь.
– Британцы взлетают! – заорал он тоном человека, причастного к Великому…
… и кто скажет, что это не так?!
Всё, казалось бы, отрепетировано много раз… и всем нам известно, что «взлетают» нужно понимать не буквально! Британцы всего лишь начали подготавливать взлётные полосы, перекатывать аэропланы от мест стоянки и заниматься всеми теми подготовительными работами, без которых вполне можно было бы обойтись, подойди они к выбору места дислокации с большим тщанием.
… и тем не менее мы выбегали, на ходу накидывая лётные куртки и шлема, надвигая на глаза очки. Техники вместе со стрелками уже выкатывают из ангаров и из-под навесов полностью подготовленные аэропланы, и все мы…
… строго по регламенту, наспех проверяем – полны ли баки горючего, есть ли вода во флягах, шоколад и вся та боевая химия в аптечке, без которой мы покамест благополучно обходились. Но… а вдруг?!
Лёвка уже занял место стрелка, скалится кипенно-белыми зубами, напоминая мне бешеного хорька. Он уже там, уже в битве…
– Охолонь, берсерк иудейский, – осаживаю его насмешкой, и секретарь медленно начинает приходить в себя. Вот в глазах проявился проблеск мысли, напряжённые губы разгладились, закрывая зубы…
… и на лице появилась смущённая усмешечка.
– Вот так и держать, – приказываю я, играя на публику отца-командира… и как играя! В жизни так не актёрствовал, даже в бытность Дашенькой! Боже… кто б знал, как меня колотит внутри! Сейчас мы будем держать важнейший экзамен в нашей жизни, от которого зависит само существование государства. Здесь и сейчас решается всё…
Мы успели. Британская армада только начала подниматься в воздух, и добрая четверть вражеских аэропланов ещё стоит на земле. Вокруг техники, стрелки и пилоты, напомнившие мне муравьёв, суетящихся вокруг дохлых жуков. В небе же пока царствует…
… Хаос! Британцы только начали выстраиваться в то, что они понимают как боевой порядок. Должна, судя по всему, получиться этакая фаланга, растянутая на сотни и сотни метров по фронту. Пока же это отдельные отряды… в лучшем случае!
Внизу огромные скопления народа, сидят чуть ли не на головах друг у друга.
«Наступление готовили» – отмечаю машинально, будто ставя галочку в ежедневнике. Всё земное воспринимаю очень отстранённо, единственное – на плечи ещё сильней надавила ответственность, теперь уже не только за дела небесные, но и земные. Вся эта человеческая масса готова вылезти из окопов, и ждёт только пачки дрожжей, то бишь авианалёта и артиллерийского обстрела наших позиций. Как же их много…
Моделей аэропланов свыше полутора десятков, но все они в той или иной степени клоны моего «Феникса», и чем дальше отстоят от оригинала, тем они хуже. Конструкторская мысль британских инженеров тяготеет всё больше к гигантизму, да к сложным техническим решениям – не всегда безнадёжным, но неизменно – сырым! Через год или два, буде этой войне суждено столько длится, инженеры и пилоты Британии наберутся опыта…
… а пока – так!
Преимущество в высоте у нас, и качнув крылами, я приказываю: делай, как я! Не прицеливаясь особо, вываливаю на британские аэропланы смертоносный груз флешетт и маленьких зажигательных бомб.
Особых результатов не вижу… разве только «Феникс» подпрыгнул, став ощутимо легче. Но мои действия повторило тридцать пять аэропланов ВВС Кантонов, и с десяток британцев поспешили на свидание с Землёй… Ещё с десяток или полтора чувствуют себя неуверенно, но их по-прежнему слишком много!
Матерно залаяли британские зенитки, полуденное небо приняло в себя разрывы сотен снарядов…
… и ещё десяток вражеских аэропланов закувыркались вниз!
– Сами! – восторженно заорал Лёвка, перегнувшись вперёд на ремнях, – Сами, своих же!
Я оскалил зубы в злой улыбке, но почти тут же плотно сжал губы, сбрасывая наваждение. Да, сами… и я надеюсь, это не последняя ошибка британцев!
Стрелять зенитчики почти тут же прекратили, и лишь изредка бахали выстрелы, выцеливая нас в разрывах британских боевых порядков. Пока тщетно…
Несколько десятков британских аэропланов начали набирать высоту, надеясь схватится с нами, а остальные продолжили выстраиваться в воздушную фалангу, пренебрегая опасностью. Это достойно уважения, но…
… тщетно!
Даже если отбросить в сторону синхронизаторы и пилотажные возможности «Фениксов», мои аэропланы совершенней в каждой детали. Чуть легче, чуть прочнее, чуть лучше мотор… и этих мелочей набирается достаточно много.
Высота по-прежнему за нами, и снижаться, попадая под обстрел зенитных орудий, мы ни в коей мере не планируем! Лёвка, вцепившись в пулемёт и весь вывернувшись на ремнях через борт, короткими очередями поливает британцев внизу, отсекая по три-пять патронов.
Пока его время… пока мы, пилоты, всего лишь извозчики… пока так!
– Есть! – орёт он, оглушая меня, – Есть, Егор! Двоих сбил!
Не думаю, что он обманывается. На каждого из нас почти десяток британцев… было! Теперь поменьше…
Надо отдать должное британцам, они упорны, и не обращая внимания на потери, лезут вверх, пытаясь выстраиваться в боевой порядок. С того момента, когда я сбросил на них флешетты и бомбы, прошла от силы минута, но кажется, это длится уже несколько часов!
Лёвка перезаряжает обойму пулемёта, а я тем временем взбираюсь повыше, дабы лучше видеть картину боя. К сожалению, в хаосе битвы я почти не могу заниматься своей прямой обязанностью – руководить.
Всё, что можно было – обговорили заранее, а остальное… Только своим примером, надеясь на то, что в круговерти боя пилоты и стрелки смогут хотя бы изредка находить глазами мой аэроплан!
Пока же стрелки, перегнувшись вниз, торопливо расстреливают британцев, и всё идёт по плану… Британцы упорно карабкаются в высоту вслед за нами, но они очевидно перегружены и ползут с натугой, много медленней, чем им хотелось, и чем они могли бы.
Замечаю, как один из огромных британских мастодонтов с экипажем в полдюжину человек при четырёх или пяти пулемётах, снизившись, вываливает свой смертоносный груз на головы индийской пехоте и ору от восторга.
– Есть! – ветер едва не разрывает мне рот, но я – счастлив! Это даже лучше, чем я ожидал!
Освободившись от груза, британский аэроплан быстро набирает высоту…
… но Илья, спикировав, расстреливает его из пулемёта, зайдя сверху-спереди. Живучесть у этого британского динозавра оказалась чудовищной, но всё ж таки что-то там надломилось, кусок крыла оторвался, и аэроплан начал падать вниз, кружась осенним листом на ветру. Сел… аккурат у индусов.
Ещё один британец высыпал свой груз на своих же солдат, и ещё, ещё…
… и ни одна флешетта или бомба не упала на собственно британцев! Пилоты горели, разбивались и делали всё возможное, чтобы не пострадал ни один Томми Аткинс.
А индусы… Вы не понимаете, это другое!
Драчка пошла всерьёз, и началась натуральная собачья свалка. Задымился и вышёл из боя пилот из эскадрильи Тома́, сев за линией наших окопов. Жив ли?!
Вспыхнул свечой аэроплан из эскадрильи Уточкина, да как быстро! Несколько ужасающих секунд…
… и пилот врезался в британский дирижабль, вытаскиваемый из эллинга. Взрыв!
… самолёт разметало на сотни метров. А бой тем временем продолжился…
На земле уже горело десятки костров, а в небе была – рубка! Преимуществ в высоте мы более не имеем, и бой более нельзя назвать игрой в одни ворота! К сожалению…
Да, британцы не могут кружиться в воздухе с той же лёгкостью, как мы, но… их просто напросто больше! Всё ещё…
Выпустив ракету, оставившую в небе длинный шлейф зелёного дыма, я отпустил ситуацию на усмотрение командиров эскадрилий. Всё! Бой окончательно разбился на десятки схваток, и более мой присмотр сверху не имеет никакого значения!
Качнув крылами, я спикировал вниз вслед за ракетой, расстреливая из пулемёта «Виккерс» в цветах Российской Империи. Выпустив несколько пуль и размочалив кабину, я задрал нос «Феникса» вверх, оставляя подранка на Корнелиуса.
Набор высоты… и снова короткое пикирование. Очередь в несколько патронов, оторванное крыло вражеского аэроплана, закувыркавшегося вниз, и я, перевернувшись через левое крыло, ушёл от трассирующей очереди, едва не сцепившись бортами с тяжеловесом от «Ролса».
Далее – сплошная череда фотографических кадров. Вверх, вниз… я стрелял, в меня стреляли… Кажется даже – из револьвера! По крайней мере, в память отчётливо врезалась рука с револьвером и оскаленные зубы на окровавленном лице, показавшемся смутно знакомым.
Опомнился несколько долгих секунд спустя, на вбитых тренировками рефлексах выбравшись наверх. Оглядевшись, я увидел, что в битве наступил перелом. В воздухе ещё очень много британских аэропланов, но…
… большая их половина – на земле!
Там же, на земле, догорает и второй дирижабль, уничтожение которого прошло как-то мимо меня. Но третий, всё-таки поднявшись в воздух, начал обстреливать нас из тяжёлых пулемётов.