Поговаривают, за каждый сбитый аэроплан ВВС Кантонов на экипаж корабля сыплется прямо-таки ливень из наград, вплоть до распоследнего палубного матроса. Основное же противодействие бомбёжке у бриттов самое нехитрое, но покамест вполне действенное – рассредоточится.
Это не морское сражение, где надо выстраиваться в боевой ордер, а обстрел порта. Притом в ситуации, когда у противника нет хоть сколько-нибудь значимых военно-морских сил. Ну не считать же таковые действующие на торговых путях вспомогательные крейсера, да крутящуюся вдали всяческую мелочь, опасную разве что по ночам, да и то – в свете минных постановок или в качестве брандеров?[140]
Дурбан хоть и не назовёшь полностью беззащитным, но всё ж таки перевес у британцев, и очень заметный. Авиация же хоть и козырь…
… но явно не старший! По крайней мере, в морских баталиях. Да и применять её нужно – с умом… ЮАС же, в том числе и Кантоны, несмотря на громкую славу первооткрывателей, сами толком не знают возможностей ВВС, и учатся на ходу, вот прямо сейчас – кровью своей выписывая буковки в инструкциях для будущих поколений.
Артиллерийские батареи огрызаются всё реже, чудовищная установка Лучей Смерти, взорвавшая несколько кораблей, уничтожена диверсантами, а остатки её разобраны техниками. Одни, узнав об этом известии, ликовали и не скрывали радости. Другие – сцепили зубы…
… но не сдались, и огрызаются сейчас авианалётами, сбрасывая на суда бомбы – от двухсот пятидесяти килограммовых малышек, до толстух весом в тонну, которые «Фениксы» поднимают на пределе своих возможностей.
Покачав крылами, Гиляровский повёл аэропланы в атаку, обходя британский флот по широкой дуге. Не сразу, но бритты поняли задумку градоначальника, и корабли расцвели сигнальными флажками.
Крейсер «Mowhawk», отчаянно чадя, начал движение, пытаясь уйти с крайней позиции в построении, внезапно ставшей такой уязвимой… А фехт-генерал Гиляровский, опасно снизившись и не обращая внимания на вспышки выстрелов, бивших, казалось, прямо в лицо, оскалившись страшно, нажал на рычаг.
… и три малютки понеслись к борту крейсера, издавая в полёте совершенно инфернальные звуки! А следом, с крохотным отставанием, сваливались в пикирование всё новые и новые «Фениксы». Все семь…
Столбы поднятой взрывами воды окутали британский крейсер, и… неизвестно, чьё уж там попадание оказалось счастливым, но «Mowhawk», ощутимо накренился, а на его борту начали суетиться люди, спуская шлюпки на воду. А от Дурбана уже летели новые аэропланы, теперь со звёздами Давида на крыльях.
Иудеи отбомбились не так удачно, но всё же! Затоплен один транспортник с сикхами, а на двух эсминцах второго класса тушат пожары, и пока решительно непонятно, насколько же сильные повреждения смогли нанести британцам ВВС Иудеи.
Вот только трое пилотов ЮАС в итоге не вышло из боя… Два иудея и русский с татарскими корнями.
Одного, в миру русского журналиста, нагловатого и пронырливого, разорвали снаряды – так, что британцы даже не предприняли попытки подобрать хоть что-то с поверхности воды. Другой, неплохой музыкант и музыкальный критик, отринувший навязанное родителям крещение и прошедший гиюр, упав в воду, успел активировать пиропатрон и отплыть… вот только судьба его до сих пор неизвестна.
Попал в плен? Утонул? Убит британцами, разгневанными уничтожением «Феникса», за которого Его Величество пообещал Крест Виктории? Кто знает…
Из троих сбитых пилотов, в живых остался только Иосиф Бляйшман, ухитрившийся посадить свой разваливающийся на части «Феникс» на воду у самых пирсов. Морская пехота Дурбана вытащила его из воды – окровавленного, с торчащим из левого глаза куском металла, и всё рвущегося воевать. Он всё ещё был там… в небе.
– Злой жид, – восхитился веснушчатый морпех, слушая ругательства на пяти языках, и не вкладывая в свои слова ни малейшего негатива. Скорее даже – одобрительно…
– Бляйшман, – вроде как констатируя факт, пожал плечами сержант с характерными чертами лица и свежим, едва поджившим сабельным шрамом, придающим его в общем-то мирной физиономии потомственного портного и чуть-чуть (по ситуации!) контрабандиста донельзя залихватский и брутальный вид. И это действительно всё объясняло. Ну а действительно… Бляйшман! Чего ещё говорить-то?
Третья волна «Фениксов», самая многочисленная, отмбомбилась вовсе уж неудачно, но и не понесла никаких потерь. Британцы к тому времени сгруппировались, а комендоры пристрелялись, так что резервисты, вывалив бомбы с большой высоты, едва ли добились значимых результатов.
Позже, на аэродроме при анализе боя, Калинин снова поругался с Ивановым Вторым, обвинив того в неудачном руководстве…
… так что мирить спорщикам пришлось Владимиру Алексеевичу. Снова.
Прикрывающих город пилотов никак нельзя обвинить в трусости, но в остальном… Понятно, что после войны систему резерва придётся реформировать.
Хотя бы потому, что политики Кантонов лично храбры, порой до полной потери самосохранения. Но вот их вечные попытки привнесть личное и партийное политическое влияние в ВВС, используя его для… чего бы то ни было, изрядно раздражает.
Впрочем, в армии всё тоже самое. Наследие африканерской системы, будь она неладна!
Всё это кумовство и местничество походит на скверную, едва ли не карикатурную копию, сделанную с реалий Руси, притом времён этак Алексея Михайловича.
Ну а по мнению поляков – шляхта, как есть шляхтичи времён расцвета Речи Посполитой! Покупающие боевого коня, оружие и доспехи за свой счёт, и служащие отнюдь не ради жалования, они и отношения требовали особого.
Несмотря на отменную личную выучку и отвагу – не всегда удобные. Местные пентакосиомедимны и гиппеи, в отличие от потомков сарматов[141], не взяли ещё за привычку орать чуть что «Не позволям»…[142]
… хотя постойте! Взяли, с самого начала взяли! И хватаются не за сабли, а за ножи и пистолеты, но…
… хотя всё-таки нет. К абсолютной свободе слова политики Кантонов привыкли, но вот голос одного человека – это просто голос! Его слышат, принимают во внимание, но вот парализовать работу Фольксраада один человек всё ж таки не в состоянии.
– Стреляться… – гадюкой прошипел Калинин, немигающе глядя на оппонента злыми глазами, так что будто сами зрачки стали вертикальными, – сразу после войны – стреляться!
– Неужели? – не менее ядовито отозвался Иванов Второй, столь же яростно пялясь на главу «Социалистической Африки», – А я, грешный, всегда думал, что именно я имею право выбирать оружие! Неужели вы, Михаил Иванович, решили переписать дуэльный кодекс?
– Трусите? – выплюнул Калинин и напрягся, как перед дракой.
– Я?! – сухо рассмеялся один из лидеров правых центристов, – Я струсил? А не вы ли, часом, заходя сегодня на бомбёжку…
Скрестив руки на груди, Михаил Иванович спокойно слушал не самые приятные обвинения в трусости и нарушении воинской дисциплины, и лишь изредка позволял себе вздёргивать бровь, когда пассажи оппонента заходили вовсе уж далеко.
Кто в это ситуации прав, сказать невозможно! Гиляровский, при всех своих талантах организатора, недурственных навыках пилота и несомненной личной храбрости, роль командира авиаотряда всё ж таки не вытягивает. Насколько хорош он как пластун, как один из создателей осназа и егерей, настолько…
… хотя нет! Всё ж таки не плох, а… не лучшая кандидатура, скажем так. Тот самый случай, когда политическая необходимость оказалась важнее всего. Бывает… не так уж редко, к слову.
Сказать по совести, ошибки в бою сделали все! Никто из британцев не понимает толком, как противодействовать авиации…
… но верно и обратное! Авиация совершает ныне едва ли не все мыслимые ошибки, платя за них – кровью!
Если противодействие авиации и сухопутных войск было хоть как-то обкатано в прошлой войне, то флот… Для Панкратова он Терра Инкогнита, а прочие…
… и вовсе не вытягивают.
Может быть, потом… Да что там может быть! По итогам войны генералитет, штабные офицеры и инженеры-конструкторы создадут какие-то шаткие инструкции, и как водится, они будут очень хороши для войны минувшей…
А здесь – новый род войск, резервисты… да ещё и двоё из трёх – политики! Вот и получается – всякое…
– Н-да… – послышалось внезапно, – а казалось бы – взрослые, разумные люди, привыкшие к переговорам и дебатам!
– Э-э… – оглянулся Михаил Иванович, – Егор Кузьмич?! Что вы… и как вы часовых прошли?!
– Самое главное, – я обвожу взглядом собравшихся вокруг меня пилотов, – это соблюдение тайны! Прошу понять… дело не в недоверии к вам, но ситуация стоит очень остро, и я предпочитаю перестраховаться.
– Верно, Егор Кузьмич, – солидно кивнул Калинин, – в жизни всякое бывает…
Сказав это, он кинул взгляд на Иванова Второго, так что я с трудом удержался от закатывавания глаз. Взрослые, солидные люди…
Хотя чего это я? Буквально пару лет назад эти взрослые и солидные парламентарии, общественные деятели, адвокаты и журналисты были оппозиционерами, подпольщиками, а то и террористами, взрывающими градоначальников и отстреливающими «цепных псов самодержавия»! А уж побегать с винтовкой, притом не в рядовых чинах, успели почти все – за очень, очень редким исключением. Не в Африке, так в Российской Империи, а парочка так и вовсе – в Америке Латинской! Идейные, понимаешь ли, революционеры. Перманентные[143].
Дуэль с политическим противником или недоброжелателем? Заверните! На пистолетах, на ножах, на винтовках… встречается порой очень интересная экзотика, но основа-основ – пуля и нож! И это не французские дуэли, оканчивающиеся царапинами, вот уж нет… Парламентарии в Кантонах и Иудее кровожадные, и если кто-то не готов, озверев от бесконечных перебиваний оппонента, заткнуть тому глотку сталью, то какой он, к чёрту, политик?! Так, галочка в партийном списке… Без шансов на переизбрание и хоть какую-нибудь политическую карьеру. Может быть, лет через двадцать-тридцать, когда уйдёт поколение людей, захватывающих Власть с оружием в руках, ситуация и изменится… а пока – т