– Мэри Брайт, что ты здесь делаешь? – спросила я, приблизившись к их враждебно настроенной группе. Они играли с подобранными кусочками мусора: там были рыбьи кости и нечто, похожее на череп кролика. Самая маленькая девочка подняла свои юбки и помочилась на землю. Я отошла в сторону, держа Шарлотту за плечо. Мэри смотрела на нее с выражением чистейшей злобы. Ее назвали в честь нашей матери, и ей было четыре года, но она выглядела на все сорок. Она не носила чепца, а ее волосы мышиного оттенка были коротко обрезаны, как у мальчика. У нее не было ни гладкого лица Неда, ни его морковно-рыжей шевелюры. Она целиком пошла в Кэтрин – узкоглазая, с вытянутым лицом, острым подбородком и россыпью веснушек. Казалось, она родилась из грязи и костей Смитфилдского рынка: истинное дитя Три-Фокс-Корт.
– Я пришла повидать твоего отца. Ты знаешь, где он?
Ее глаза превратились в узкие щелки, и она дернула подбородком в сторону дома с осторожностью, не свойственной ее возрасту. Остальные дети с неприкрытым подозрением наблюдали за нами. Мы вошли в дом и поднялись на два лестничных пролета в комнаты Неда, пригибаясь под веревками с заплесневевшим бельем и пройдя мимо ребенка двух-трех лет, который сидел на стуле и орал так, что его лицо было свекольно-красным. Под глазом у него расцветал черно-зеленый синяк. Шарлотта цеплялась за мои юбки, пока я стучала в дверь Неда. Из-за двери доносились крики, детский плач, а потом угрюмое шиканье. Я снова постучала.
– Кто там? – крикнула Кэтрин. Я ответила, и дверь распахнулась.
Кэтрин едва взглянула на нас, прежде чем впустить внутрь. Ее тонкие волосы выбились из-под чепца, а младенец у нее на руках был багровым комком ярости. Нед сгорбился за столом, закатав рукава рубашки, как будто он приготовился к драке. Его лицо было изможденным, под глазами залегли тени.
– Мы думали, что пришли приставы, – сказала Кэтрин и уперлась ладонью в бедро. Но это не было вызывающим жестом; казалось, она держится из последних сил. – А это кто? – спросила она, когда заметила Шарлотту, которая, несмотря на ее усилия оставаться незаметной, производила яркое впечатление.
– Я хочу получить обратно мои деньги, – обратилась я к Неду, приблизившись к нему с протянутой рукой. Другой рукой я удерживала Шарлотту. – Давай же, Нед. Ты украл их, пока меня не было дома. Ты украл мои деньги, как последний трус, и теперь я хочу получить их обратно. Только не говори, что ты потратил их.
– Ты обокрал Бесс? – на повышенных тонах спросила Кэтрин. – Как ты мог так поступить, Нед?
Нед молчал и с ненавистью смотрел на стол. Крошка Эдмунд перестал кричать при звуках моего голоса и сидел на руках у Кэтрин, переводя взгляд с меня на Неда и поблескивая мокрыми от слез щеками.
– Он ушел и все продал, – сказала Кэтрин. – Буфет, кровать, сковородки. Постельное белье и даже ночной горшок.
Теперь я заметила, что комната была почти пустой. Их скудную еду они сложили на полке, чтобы уберечь от мышей. В углу валялся комковатый соломенный матрас с несколькими одеялами. Вместе с кучкой одежды на сломанном стуле и надколотой тарелкой, куда нельзя было даже налить суп, это составляло все имущество мистера и миссис Брайт.
Наконец Нед поднял голову и кивнул в сторону Шарлотты.
– Это твоя внебрачная малютка, да?
– Не называй ее так. Даже не смотри на нее. Я говорю с тобой.
– Значит, ты нашла ее, так? Только не говори, что ты привела ее сюда, чтобы спасти от богатства и привилегий.
– Ты вор!
– Это не я украл ребенка. Думаешь, ты оказала ей услугу, когда увела ее из того дома, что я видел? Здесь она умрет через неделю.
Я толкнула Шарлотту себе за спину.
– Если так, то это ты виноват! – заорала я. – Ты украл мои сбережения! Что ты с ними сделал, Нед? Если ты спустил все эти деньги на джин, то меня удивляет, что ты еще жив; лучше бы тебе сдохнуть.
– Иди и поплавай в Темзе, Бесс.
– Эти деньги принадлежали мне и Шарлотте. Готова поспорить, твои дети не видели ни одного пенни из них!
– Ха! – мрачно хохотнула Кэтрин. – Это чистая правда.
Быстрый, как молния, Нед вскочил со стула и ударил ее кулаком в лицо. Что-то хрустнуло, и комната погрузилась в тишину. Потом одновременно произошло несколько событий: ребенок снова завопил, Шарлотта вцепилась в мои юбки и пронзительно закричала, а Нед раскинул руки над столом и уперся кулаками в столешницу. Я заметила, что он дрожит, но скорее всего, не от злости. Его лицо было мокрым от пота. Меня охватило желание бежать отсюда; я больше ни секунды не хотела оставаться в этой убогой комнате.
– Если бы только наша мама могла видеть тебе сейчас, – сказала я, потому что ничего другого не приходило мне в голову. Нед не двигался; я смотрела на привычные завитки его рыжих локонов над ушами и гадала, куда пропал мой брат.
Я взяла Шарлотту за руку и вывела ее из комнаты.
Глава 17
Вход в Олд-Бейли-Корт представлял собой переулок не более двух футов шириной в начале подъема на Лудгейт-Хилл, между продовольственным складом и бочарной лавкой. Переулок вел в длинный и узкий Белл-Сэвидж-Ярд, увешанный бельевыми веревками между домами, а в его дальнем конце справа находился Олд-Бейли-Корт. Мы с Шарлоттой вошли в Белл-Сэвидж-Ярд одновременно с тем, как высокий и хорошо одетый мужчина в черном цилиндре вышел с другого конца и исчез за углом. Оба квартала примыкали к Флит-Лейн, но переулок между ними был почти неисхоженным. Люди проходили здесь лишь по необходимости.
Я внушала себе, что этот человек мог быть безобидным посетителем, судебным приставом или инспектором. Но чутье подсказывало, что это не так. Я выругалась про себя и остановила Шарлотту. Она посмотрела на меня, безмолвно спрашивая, в чем дело, и я секунду помедлила, прежде чем снова выругаться и повернуть назад, как трусиха, которой я и была в тот момент.
– Собираешься станцевать джигу?
Наполовину скрытый за просыхающей простыней, Лайл Козак прислонился к стене дома на Белл-Сэвидж-Ярд, скрестив руки на груди и самодовольно поглядывая на окружающий мир. Он выглядел странно при свете дня без своего обычного факела, хотя его черты сохраняли нечто сумрачное, как будто он вымазал лицо углем. Его темные глаза задорно блестели.
– Ты лучше выглядишь в темноте, – сказала я.
Он усмехнулся.
– Девушки с Биллингсгейта умеют обхаживать парней.
Я дернула головой в сторону переулка, и он моментально насторожился, напомнив мне, чем кончилась наша прогулка по Лудгейт-Хилл.
– Как дела, мисс? – обратился он к Шарлотте, присоединившись к нам. Он подождал, пока девочка не обратила на него внимание, а потом вынул монетку из-за уха и протянул ей. Она улыбнулась, взяла монетку, и тут я поняла, что она не улыбалась с тех пор, как я привела ее к себе домой.
– Иди и купи себе булочку с изюмом вон в той булочной, видишь? Давай!
Секунду поколебавшись и увидев, как я одобрительно киваю, она побежала в булочную, а я жестко посмотрела на Лайла.
– Ты видел того мужчину, который шел передо мной?
– Этого хлыща? Видел. Сыщик, по моему разумению.
Я снова выругалась и огляделась по сторонам.
– Все мои вещи остались там! А Эйб даже не узнает, что я снова ушла.
– Не повезло. Но он не нашел тебя, верно? Нет ничего, чего я не мог бы достать для тебя. У тебя есть бабло?
– Да.
– Сколько?
– Примерно шесть шиллингов.
– Скажи погромче, а то глухая вдова в Вестминстере тебя не слышит.
– Заткнись, ладно? Не делай вид, будто ты один здесь такой умный. Я доставила нас сюда, верно?
– Это я доставил вас сюда, – с невыносимым самодовольством поправил он и подмигнул.
Шарлотта вышла из булочной со сдобной плюшкой размером с ее голову.
– Это ведь не все для тебя? – поддразнил Лайл, когда она подошла к нам. – А то тебе больше не понадобится есть до следующей субботы.
В этот момент из переулка вышла женщина с двумя детьми, и я узнала в ней Хелен Кук, застенчивую мать пятерых детей, которая жила со своим мужем и матерью в восьмой квартире. Я накинула плащ на голову и отвернулась к окну булочной, а Лайл сразу же шагнул вбок, чтобы прикрыть меня. Я подождала, пока Лудгейт-Хилл не поглотил их.
– Ты голодная? – спросил Лайл, как только они ушли.
– Пожалуй, да.
– Тогда пойдем в мясную лавку, и я накормлю вас бифштексом. Эй, Томми! – Он ухватил за шиворот первого попавшегося мальчишку, грязного бродяжку лет тринадцати на вид, а потом еще двоих – круглоглазого паренька примерно восьми лет и приземистого коротышку, похожего на бойцового пса, – дал каждому из них по пенсовой монетке и отправил наблюдать за тремя выходами со двора.
– Кто увидит того мужика первым, пусть проследит до его логова, – сказал он им. – Потом возвращайтесь сюда и ждите; тогда вам еще кое-что перепадет.
Они поспешили прочь, и каждый хотел опередить остальных.
Пятнадцать минут спустя мы с Лайлом и Шарлоттой сидели в тусклом и дымном полуподвале мясной лавки на Флит-стрит. У каждого из нас была кружка бульона, кусок хлеба и чашка чая с молоком. После жизни на Девоншир-стрит мой аппетит вырос, как и размер моей талии. Мои панталоны давили на пояс, и Лайл с довольной улыбкой наблюдал за моей трапезой. Сам он ел удивительно деликатным образом, почти как аристократ. Он не клал локти на стол и не пил бульон прямо из чашки, как делали некоторые мужчины, и долго жевал, пока я рассказывала ему, что Нед украл мои деньги и скоро мне будет негде жить.
– Значит, тебе нужен выход, – сказал он, когда служанка с рябым от оспы лицом подлила нам еще чаю.
Я кивнула и рассеянно вытерла воротник Шарлотты, куда она пролила немного бульона. Она была робко зачарована этой дешевой забегаловкой, темной и шумной, с запахами жареного мяса из кухни, немытых тел и пролитого пива. Почти все длинные скамьи были заполнены, и повсюду громоздились грязные тарелки. Дым прилипал к низкому потолку, и люди толкались локтями, смеялись, ссорились и сплетничали друг с другом. В моих ушах стоял непривычный звон.