Адмирал Бубнов, в общем критически настроенный к Николаю II, как военному руководителю, также пишет об удивительной чуткости Николая II и умении его благотворно влиять на окружающих людей: «Его приветливость и благорасположенность, — пишет адмирал, — мне довелось испытать лично на себе: однажды в Ставке, вследствие сильного расстройства нервной системы, я надолго потерял сон, что крайне меня тяготило; узнав об этом, Государь, через своих приближенных, дал мне несколько советов, как избавиться от бессонницы и лично мне их заботливо повторил во время „серкля“ после одного из ближайших приглашений к его столу; между тем я был ничем иным, как рядовым офицером его штаба»[227].
Михаил Лемке приводит слова генерал-квартирмейстера Пустовойтенко: «Прежняя Ставка, при Николае Николаевиче и Янушкевиче, только регистрировала события; теперешняя, при Царе и Алексееве, не только регистрирует, но и управляет событиями на фронте, и отчасти в стране. Царь очень внимательно относится к делу»[228].
Генерал барон П. Н. Врангель оставил такие воспоминания о своих встречах с Царем: «Мне много раз доводилось близко видеть Государя и говорить с ним. На всех видевших его вблизи Государь производил впечатление чрезвычайной простоты и неизменного доброжелательства. Это впечатление явилось следствием отличительных черт характера Государя — прекрасного воспитания и чрезвычайного умения владеть собой. Ум Государя был быстрый, он схватывал мысль собеседника с полуслова, а память его была совершенно исключительная. Он не только отлично запоминал события, но и карту; как-то, говоря о Карпатских боях, где я участвовал со своим полком, Государь вспомнил совершенно точно, в каких пунктах находилась моя дивизия в тот или иной день. При этом бои эти происходили за месяца полтора до разговора моего с Государем, и участок, занятый дивизией на общем фронте армии, имел совершенно второстепенное значение»[229].
Нельзя также не сказать об огромном в глазах армии и народа нравственном значении принятия Царем — Божьим Помазанником — верховного командования. Особенно это проявлялось во время посещения Императором раненых.
Адмирал Григорович писал: «Когда Государь объезжал войска на фронте, крепости, порта, заводы и лазареты, было приятно смотреть на то участие и радость, которую он повсюду встречал, в особенности, среди раненых, которых он утешал и награждал»[230].
Великая княгиня Ольга Александровна, работавшая медсестрой в киевском госпитале, писала в своих воспоминаниях: «Возбуждение, которое вызвала весть о приезде к нам Ники, было неописуемое. Похоже, одно известие о его появлении породило прилив патриотизма и восторга. Тяжелораненые ни в малейшей степени не замечали боли. Его спокойные, простые манеры, ласковое выражение глаз — все им был покорены. Когда Ники вошел, он как будто принес ауру единения с ним — Царем и Верховным Главнокомандующим, готовность к самопожертвованию, поклонение. Я была потрясена: вот она, та крепчайшая нить, что связывает простого солдата с Царем, и в то время она казалась неразрывной. Один калека попытался встать, чтобы показать, что он здоровый. Все хотели казаться здоровыми, как могли, чтобы скорее вернуться на фронт и внести свой вклад в избавление России от супостата»[231].
Приведем еще одно воспоминание генерала Мосолова. «Перед Государем запасной 157-го пехотного полка, рядовой Степан Кузнецов. Он тяжело ранен в голову. Лежит мертвенно-бледный с воспаленными глазами. При приближении Его Величества стремится немного подняться и как-то напряженно, радостно смотрит на Царя. Затем, когда Государь подошел совсем близко к Кузнецову и остановился, послышался слабый протяжный голос раненого: „Теперь легче стало. Прежде никак не скажешь. Ни отца, ни мать позвать не мог. Имя твое, Государь, забыл. А теперь легче, сподобился увидеть Государя. — Затем помолчал, перекрестился и добавил. — Главное, Ты не робей; мы его побьем. Народ весь с Тобою. Там, в России, братья и отцы наши остались“. Эти слова простого рядового из крестьян Владимирской губернии Меленковского уезда, деревни Талонова, по роду занятий — деревенского пастуха, глубоко запали в душу всех, кто слышал этот разговор. Государь передал Георгиевский крест Кузнецову. Тот перекрестился и сказал Его Величеству: „Спасибо, благодарю. Поправлюсь, опять пойдем сражаться с германцами“».
Кузнецов был так растроган свиданием с Государем, что говорил даже не как солдат, а как простой русский человек, потрясенный свиданием с царем. На Государя слова раненого солдата произвели сильное впечатление. Его Величество присел на кровать Кузнецова и ласково сказал ему: «Поправляйся скорее; такие люди нужны мне».
Эти свидетельства показывают все духовное значение Царя как верховного вождя армии и полностью опровергают утверждения Брусилова, Деникина и других, о якобы существовавшей огромной пропасти между Царем и армией, о том, что Царь не умел говорить с солдатами и так далее. Истинная пропасть была, с одной стороны, между верхушкой армии и Императором, а с другой между той же верхушкой и солдатской массой. Вся трагедия Царя и народа заключалась в разделявшей их бюрократической прослойке, враждебной как Царю, так и народу.
Распорядок дня Императора Николая II был одним и тем же. Вставал он рано утром и после утреннего кофе принимал представленных ему лиц. Затем обычно он посещал Божественную литургию. После чего Император следовал в свой штаб, где выслушивал доклады генерала Алексеева о положении дел на фронте и обсуждал планы предстоящих военных операций. Николай II рассматривал огромные карты, которые составлялись офицерами штаба. Михаил Лемке писал: «Офицеры генерального штаба, ведающие регистрацией хода военных действий на наших отдельных фронтах, по мере значительности перемен отмечают их, с помощью топографов и чертежников, и ежедневно утром, докладывая генерал-квартирмейстеру о происшедшем за сутки, по полученным штабом телеграммам с фронтов и армий, представляют ему эти карты. Генерал-квартирмейстер докладывает о том же самому начальнику штаба, а последний — Царю. В кабинете Государя карты висят с утра до конца доклада, а потом по его уходе снимаются и поступают в соответствующее делопроизводство, где и хранятся»[232].
После посещения штаба, около 12 часов дня, следовал завтрак, куда всегда приглашались лица свиты, представители союзных государств и отличившиеся военачальники и офицеры. После завтрака Император совершал небольшую пешую прогулку и опять удалялся в штаб. Около 18–00 был обед. Спать Николай II ложился очень поздно, работая до 2–3 часов ночи в своем кабинете[233].
Вот как описывает рабочий день Императора один военный корреспондент: «Русский Царь живет в небольшом двухэтажном доме. Лично для Себя Он занимает собственно только две комнаты во втором этаже. В одной комнате помещается царский кабинет, в другой — спальня. […] Жизнь идет в Ставке крайне простая, трудовая. Работа идет с утра до вечера. Никаких удовольствий и развлечений.
Обыкновенный порядок дня Верховного Главнокомандующего такой: утром, в девять часов, выходит Государь из своего дома к штабу, который недалеко, рядом с царским домом. Государь идет легко и ровной походкой, в защитной рубашке, перетянутой ременным поясом, и в высоких сапогах. За Царем следуют дежурный флигель-адъютант и конвойный урядник. В штабе Его Величество рассматривает донесения, поступившие за ночь с громадного фронта русской армии. Государь выслушивает доклады и объяснения начальника штаба. […] Около половины первого Государь уходит из штаба и идет в свой дом. К этому времени в зале собираются лица, приглашенные к царскому завтраку. Обычных участников завтрака 10–12 человек. Кроме них, к завтраку приглашаются военные агенты союзных держав: английский, французский, бельгийский, сербский, черногорский, итальянский, японский, высшие чины Верховного Главнокомандующего, и другие.
Завтрак очень простой. Никаких вин не подается. За завтраком Государь беседует с присутствующими. Когда завтрак окончился, Государь обходит всех приглашенных и каждому находит сказать приветливое слово. Во втором часу дня Государь приходит к себе в кабинет для занятий текущими делами и рассмотрения докладов. В середине дня Государь дозволяет себе отдых часа на полтора-два. Его Величество выезжает на автомобиле за город, и в верстах в двадцати от города он сходит с автомобиля и совершает прогулку в сопровождении лиц ближайшей свиты. По возвращении домой, Государь опять занимается докладами, которые занимают у Царственного Работника довольно долгое время. Обычно в половине восьмого часа вечера бывает обед, к которому приглашаются те же лица, что и к завтраку. Обед состоит из трех блюд. Около девяти часов вечера Государь обходит приглашенных к обеду. С некоторыми Государь беседует. Затем Его Величество уходит в смежную комнату, к Себе в кабинет, где занимается делами до глубокой ночи. В случае, если на фронте происходят какие-нибудь события особой важности, генерал от инфантерии М. В. Алексеев тотчас приходит к Государю и докладывает о происходящем.
Провинциальный городок уже давно погружается в сон, огни всюду погашены. Во втором этаже царского дома далеко за полночь светится огонек. Царственный Работник, Верховный Главнокомандующий, продолжает заниматься»[234].
Адмирал Бубнов приводит свои воспоминания о рабочем дне Николая II: «Каждое утро, в 10 часов, Государь, во время своих пребываний в Ставке, принимал от начальника штаба доклад о положении на фронтах, для чего регулярно приходил из губернаторского дома, где жил со своей свитой, в управление генерал-квартирмейстера. После оперативного доклада Государь возвращался к себе, и в своем кабинете принимал прибывавших к нему министров, сановников и шефов иностранных миссий.