Показателен в данном плане конфликт, который произошел весной 1943 г. 16 мая в Пскове появился бывший секретарь митрополита Берлинского и Германского Серафима (Ляде) архимандрит Гермоген (Кивачук) в качестве руководителя православного клира во власовских подразделениях. В своем меморандуме германским ведомствам «Религиозное обслуживание власовских воинских частей» Экзарх писал: «Принимая во внимание принадлежность архимандрита Гермогена к схизматической церковной организации и далекоидущие цели его поездки, ради предосторожности я дал руководителю Миссии указания: 1) напомнить подчиненным ему клирикам о том, что они не могут совершать богослужения совместно с раскольниками… 2) дать понять архимандриту Гермогену, чтобы он не пытался предпринимать попыток совершать богослужения для власовских частей и военнопленных в церквах, находящихся в ведении Управления Миссии». Исходя из этого частного случая, митрополит Сергий выдвинул идею создания в рамках Московского Патриархата центрального церковного ведомства на занятых восточных территориях: «Чтобы обеспечить Церкви порядок и спокойствие также и в послевоенное время и предотвратить ее обусловленный оппозицией схизматического епископата раскол на несколько борющихся между собой сект…просто необходимо обеспечить в Церкви России принципиальное продолжение существования канонически законной иерархии… Для обеспечения канонической законности будущего церковного руководства в России было бы лучше всего позаботиться о создании на занятых территориях упомянутого центрального церковного ведомства. Тогда объединенные этим центральным учреждением архиереи могли бы с продвижением фронта воссоединять другие епископства. После войны это временное центральное ведомство могло бы подобающим образом приступить к окончательному урегулированию церковных отношений… Кроме того, упомянутое центральное церковное учреждение взяло бы на себя также обслуживание власовских войск. Является роковой ошибкой поручать обслуживание этих войск схизматической, тем более находящейся в Берлине церковной организации»[584].
Главное предложение Экзарха, конечно, принято не было, но на архимандрита Гермогена позиция владыки оказала сильное воздействие, и 5 июня 1943 г. он обратился к митрополиту Сергию с прошением: «Припадая к стопам Вашего Высокопреосвященства, я смиренно прошу принять меня в лоно Матери-Церкви, с тем, чтобы я мог под руководством Вашего Высокопреосвященства отдать все свои силы на службу нашей страдающей искренне любимой Русской Церкви»[585].
Противодействовать постановлениям Венского совещания означало противостоять позиции нацистских верхов. И все же Экзарх решительно осудил эти постановления. В сообщении командующего полицией безопасности и СД «Остланда» в политический отдел рейхскомиссариата от 30 ноября 1943 г. говорилось о выраженном митрополитом мнении. Владыка Сергий называл епископов-эмигрантов схизматиками за оппозицию Московской Патриархии. Разрыв с ней, по его мнению, вообще лишал этих епископов права судить о московских делах с канонической точки зрения. Митрополит убеждал немцев признать избрание Патриарха и использовать его в антибольшевистской пропаганде: возрождение Церкви является доказательством полного банкротства коммунизма, и надо утверждать, что оно неизбежно приведет к гибели последнего[586].
Сходная позиция выражалась и в сообщенных 29 ноября 1943 г. командующим полиции безопасности и СД «Высказываниях Экзарха Сергия (Воскресенского) о большевизме»: «Под натиском русской души началась дегенерация большевизма. В этой войне большевизм должен был капитулировать перед русским духом, так как иначе большевизм вообще не мог бы дальше вести войну. Большевики разрушают свое собственное дело тем, что они, как сейчас, отрекаются от своих принципов… Если Сталин однажды возьмет назад все сделанные уступки русской душе, это приведет к революции в России. Если в русских разбудить зверя, с ним будет не справиться. Уже в 1941 в большевистской России произошла бы революция, если бы немцы проводили другую восточную политику». Относительно будущего политического устройства России митрополит Сергий сказал, что ему самому кажется предпочтительней конституционная монархия[587].
Упрек в неправильно начатой пропагандистской акции встревожил нацистов. В препроводительной записке к сообщению от 30 ноября 1943 г. говорилось: «…я пересылаю Вам отношение Экзарха Сергия в Риге к Венскому епископскому собору с просьбой передать его Министерству церковных дел, которое в этом деле на соборе было ведущим, и затребовать его мнение относительно канонической законности затронутых вопросов… Если же аргументы Экзарха окажутся состоятельными, то пропаганду, которую мы ведем в связи с Венским собором, надлежало бы перевести в другую колею». Мнения министерства и Антикоминтерна оказались неблагоприятными для митрополита Сергия[588].
Германские власти категорически настаивали на запрещении в богослужениях возношения имени Патриарха, и 18 ноября архиереи Экзархата приняли решение прекратить поминовение его, объясняя это тем, что за ликвидацией титула Местоблюстителя отпадает необходимость и в поминании Сергия с подобным титулом. В то же время они не отдали распоряжения возносить его с новым титулом, «ссылаясь на неосведомленность о канонической правомочности избрания Патриарха», но подчеркнули свою принадлежность к «Матери-Церкви», с которой остаются в каноническом молитвенном единстве. Это не удовлетворило гестапо. К тому же Экзарх в заявлении на имя рейхскомиссара «Остланда» неосторожно написал, что православный «епископат и теперь желает падения Советов, но, возможно и даже определенно, свои надежды больше не связывает с победой немцев»[589].
Работавший переводчиком в Риге в годы войны и лично знавший Экзарха немецкий лютеранский священник Е. Тройлиб в своей статье позднее писал: «На деле Сергий чем дальше, тем больше рассматривал проблематику солидарности с германской политикой в свете нацистского отношения к русскому народу в теории и на практике… С конца 1942 г. он делал в своих проповедях замечания о страдающей русской душе и русском национальном достоинстве». Тройлиб отмечал, что именно связи Экзарха с Московской Патриархией, наряду с его возросшей политической осторожностью, привела к растущей напряженности в отношениях с оккупационной властью. При этом священник полагал, что решающую роль сыграл донос одного из назначенных вермахтом глав районной администрации, в котором тот написал о непосредственной тесной связи Экзарха с московским церковным руководством. Так постепенно владыка Сергий стал персоной non grata[590].
Начался сбор компрометирующего материала на митрополита. В октябре 1943 г. под руководством начальника полиции и службы безопасности в Риге оберфюрера Ланге состоялось совещание, на котором обсуждалась деятельность Экзарха. По свидетельству участника этого заседания И. Л. Глазенапа, майор СД В. В. Поздняков на нем заявил: «Все молящиеся слушают его [митрополита Сергия] проповеди с замиранием сердца. Совсем недавно преосвященный посвятил свою проповедь одной из заповедей: „Не осуждай — не осужден будешь“, и все свои высказывания свел в конечном итоге к тому, чтобы верующие не осуждали тех, кто проявляет недовольство существующим порядком, и никуда об этом не сообщали. А проповедь о помощи ближним по заповеди „возлюби ближнего своего как самого себя“ была направлена к тому, чтобы побудить слушающих „оказывать помощь семьям, кормильцы которых погибли от рук басурманов“… Его постоянные молитвы „о ниспослании мира и благоденствии нашей православной Родине“ настраивают верующих против установления нового порядка на территории, освобожденной великой немецкой армией. С помощью господина Левицкого [секретаря Экзарха] я подсылал к Сергию агентов-женщин, которые обращались к нему с „жалобами“ на то, что арестовали их кормильцев. Он всегда помогал им материально, утешал их, говорил, чтобы „надеялись на Бога и свою великую Родину“»[591].
Эти фразы о подлинных настроениях Экзарха подтверждает свидетельство священника Михаила Кузменко, в конце 1943 — апреле 1944 гг. исполнявшего обязанности начальника его канцелярии: «Когда был избран Святейший Патриарх, оккупанты запретили возносить его имя за богослужением. На Епархиальном собрании в Вильно митрополит с волнением в голосе оповестил об этом решении оккупационных властей местное духовенство, но оставил за собой право поминать Патриарха. Я всегда в Вильно сослужил Экзарху и не знаю случая, чтобы эта воля его когда-либо нарушалась. За три дня до смерти… в слове своем Высокопреосвященный остановился на страшном историческом моменте, переживаемом Родиной, когда „нашу святую Русскую Землю попирают враги. Близится час — и, поставленные на колени, они будут просить у нас прощения. Но мы будем тогда так же тверды и немилосердны, как они теперь к нам“. А за день до убийства Экзарх совершал панихиду по певцу Д. Смирнову и после нее сказал отцу Михаилу: „А ведь я по себе служил панихиду… Так оно и обернется. Теперь я уже не сделаю для них того, что позволил себе сделать раньше“»[592].
Лично знавший митрополита Сергия архимандрит Кирилл (Начис) также рассказывал, что владыка предчувствовал возможное покушение на свою жизнь и накануне убийства в комнате, где он ночевал, переставлял кровать подальше от окна[593].
8 марта 1944 г. IV отдел полиции безопасности и СД, ведавший церковными делами в «Остланде», составил справку о деятельности Экзарха. В ней отмечалось, что он в победу Германии больше не верит, предпринимает попытки отмежеваться от других иерархов, наиболее тесно сотрудничавших с немцами. Митрополиту ставилось в вину регулярное пр