В целом в документе проводилась мысль о том, что хотя митрополит Сергий и сделал ряд антисоветских выступлений, но, все же, не встал полностью на сторону немцев, так как отказывался порвать связь с Московской Патриархией. Сотрудники НКГБ упоминали священника Михаила Кузменко — инспектора Виленской духовной семинарии, прощаясь с которым перед своим отъездом, митрополит сказал ему: «Да хранит Вас Господь, может быть, и не увидимся больше, если придется погибнуть от немецкой пули». Вывод авторов заключения категоричен: «1. Митрополит Сергий… был убит немцами, которые подозревали в нем предателя и агента Москвы. Убийством преследовались две цели: с одной стороны, освободиться от митрополита Сергия как не внушающего доверия, а с другой — использовать факт убийства для очередной провокации и клеветы на Советскую власть… 2. В числе организаторов убийства были сотрудники Виленского гестапо…. 3. Активное содействие в убийстве митрополита Сергия оказывал агент гестапо протоиерей Виноградов, также бежавший с немцами. 4. Подозреваемыми в причастности (в качестве агентов гестапо) к убийству митрополита Сергия являются: архимандрит Филипп Морозов, протоиерей Голод, проживающий в данное время в Вильнюсе, и секретарь Синода Гримм, проживающий в Риге, материалы в отношении которых требуют дополнительной проверки»[607].
Наконец, указания на убийство Экзарха нацстами встречаются и в целом ряде секретных документов Совета по делам Русской Православной Церкви и Совета Министров СССР второй половины 1940-х гг.[608] Относительно же совершения этой акции партизанами существует лишь свидетельство рижского священника Николая Трубецкого, отсидевшего в лагере 10 лет за причастность к деятельности Псковской миссии. Отец Николай утверждал, что встретил в заключении бывшего партизана, который сообщил ему о своем участии в убийстве Экзарха, совершенном по приказу советской разведки[609]. Однако это субъективное свидетельство не подтверждается никакими архивными документами.
Еще одну версию высказал в своих недавних воспоминаниях диакон В. Червяковский. Он предполагает, что митрополит Сергий мог быть «убит дружинниками латвийского диктатора Ульманиса за то, что не хотел отказаться от церковного послушания Московской Патриархии»[610]. Но подобное вряд ли могло произойти без санкции оккупационных властей.
В западноевропейской историографии, как и в современной российской, утвердилась точка зрения, что Экзарха расстреляли нацисты. Так, в фундаментальном труде «История христианства» говорится: «Эксперты считают, что Сергий был убит по приказу Берлина. После поворота войны под Сталинградом эта неудобная личность, которая так упрямо ссылалась на Московский Патриархат, уже являлась не помощью, а помехой для немцев»[611].
Экзарху были устроены пышные похороны в Риге, но расследовать обстоятельства его убийства германские власти не стали. Зато сразу же, как по команде, была развернута пропагандистская кампания в связи с «террористическим актом большевиков». Целый ряд соответствующих статей появился в немецких газетах[612]. 11 мая МИД переслал текст Пасхального послания митрополита Сергия в различные посольства с просьбой о максимально широком распространении: «Необходимо сделать все, чтобы через это сообщение и подобные публикации неослабно запечатлевать в сознания Сергия как мученика и первую жертву „ставшего благочестивым Сталина“. При этом сверху рекомендовано религиозное акцентирование, не предназначенное для распространения через служебные германские каналы» и т. д.[613]
Органы управления Экзархата прокомментировали смерть митрополита двусмысленным утверждением, что он пал «жертвой своей преданности Церкви и своей безграничной любви к Отечеству», в чем многие усмотрели намек на вину немцев[614].
После убийства Экзарха остро встал вопрос о преемнике. В его решении приняли активное участие важнейшие ведомства III рейха — Партийная канцелярия, Главное управление имперской безопасности, МИД и Министерство занятых восточных территорий. Борьба по этому поводу продолжалась несколько месяцев. Между тем, у митрополита Сергия был законный «наследник». Еще Архиерейское совещание в Псково-Печерском монастыре 29–30 августа 1943 г. вынесло определение об обеспечении преемства в управлении Экзархатом. По аналогии с принятым в свое время решением Патриарха Тихона совещание постановило, что после освобождения экзаршего престола он не может быть занят как таковой до восстановления связи с высшими церковными органами власти в Москве; руководство Экзархата может перейти лишь к местоблюстителю экзаршего престола, и его должен назвать в своем духовном завещании митрополит Сергий. Это завещание последовало 29 октября 1943 г. В нем называлось три кандидата: первый — епископ Ковенский Даниил, второй — епископ Рижский Иоанн и третий — архиепископ Нарвский Павел. Будущему заместителю вменялось в обязанность, как только представится беспрепятственная возможность, передать в Московскую Патриархию доклад о делах и всей жизни Экзархата[615].
В соответствии с завещанием владыка Даниил (Юзвьюк) в сане архиепископа Ковенского 29 апреля вступил в должность заместителя Экзарха (и поручил епископу Рижскому Иоанну управление хозяйственным отделом Экзархата). Он был назначен митрополитом Сергием своим преемником не случайно: в 1930-е гг. иеромонах Даниил служил секретарем митрополита Литовского и Виленского Елевферия, отличался особой преданностью Московской Патриархии и был глубоко чужд всякой политической деятельности. Видимо, митрополит полагал, что использовать владыку Даниила нацистам будет не легче, чем его самого. В докладной записке руководителя комитета русского населения Литвы А. Ставровского рейхскомиссару «Остланда» от 14 мая 1944 г. давалась следующая характеристика Ковенского архиепископа: «Еще большая опасность заключается в том, что епископ Даниил — фанатичный и при этом духовно неполноценный приверженец унизительной покорности Патриаршему престолу в Москве. Для него даже вопрос непоминания титула „Патриарха“ был большим ударом. Даниил принципиально против активной деятельности Церкви в борьбе против большевизма. При нем Православная Церковь в Остланде будет находиться в полной стагнации и потеряет всякое влияние на население в смысле поощрения борьбы.» В телеграмме представителя МИД при РКО Раутенфельда своему начальству от 17 мая 1944 г. также отмечалось, что Даниил стар и политически (для немцев) очень неинтересен[616].
8 мая Ковенский архиепископ написал в отдел политики РКО о том, что он уже принял на себя обязанности местоблюстителя и известил об этом подчиненные ему церковные организации. При этом всякое общение со «схизматиками, эксмитрополитами» Александром и Августином отвергалось. 10 мая ландесдиректор Трампедах телеграммой сообщил об этом в Восточное министерство и высказал свои предложения: «Я прошу также и после смерти Экзарха Сергия разрешить дальнейшее существование православного Экзархата в Остланде… Так как в настоящее время имеется только 50 000 православных латышей и, вместе с эвакуированными в Остланд, около 800 000 русских, явно преобладает русский характер, задуманное воздействие на латышей с целью их отказа от принадлежности к Православной Церкви приносит первые успехи. Собственная же Латвийская Православная Церковь будет, как и Эстонская, проявлять тенденцию к подчинению Константинопольскому Патриарху… После смерти Экзарха на повестке дня встала возможность отделения от Московского Патриархата и объединения под руководством представителя русского народа всех Русских Православных Церквей в сфере германского господства»[617].
В ответной телеграмме от 19 мая Милве-Шрёден сообщал, что у него нет возражений против кандидатуры архиепископа Даниила, согласен он был и с сохранением Экзархата, но относительно последнего предложения Трампедаха категорически возражал: «Объединение православных церквей Остланда и Украины было бы возможно только под русским знаком и поэтому неприемлимо»[618].
В это время ряд русских общественных деятелей в оккупированных областях высказывали идею создания единой, централизованной влиятельной Русской Церкви, увидев в смерти Экзарха повод для пересмотра церковного вопроса на всей территории, контролируемой III рейхом. В частности, в уже упоминавшейся записке Ставровского предлагалось созвать Собор всех канонических архиереев занятых восточных территорий (т. е. Экзархата, Автономной Украинской и Белорусской Церквей), который бы принял решение о включении в свой состав епископов РПЦЗ, создал временное (до восстановления Московского Патриархата) верховное управление Русской Церковью и назначил 6 митрополитов — для «Остланда», Белоруссии, Украины, Средней Европы, Южной Европы и Западной Европы[619].
Сходные идеи выражал в своем докладе от 11 июня 1944 г. руководитель экзаршей канцелярии И. Гримм. Именно он подсказал Трампедаху идею объединить Экзархат и Украинскую Автономную Церковь. При этом Гримм считал, что глава последней архиепископ Пантелеимон не может руководить Экзархатом по каноническим правилам. Руководящий центр мог бы быть создан на общем Соборе православных архиереев Украины и «Остланда». В число задач этого центра входило бы также религиозное окормление Русской освободительной армии и русских колоний беженцев и остарбайтеров в различных странах. Предусматривалось и дальнейшее привлечение для совместной работы священнослужителей РПЦЗ и даже Русского Западноевропейского Экзархата митрополита Евлогия. Заканчивал профессор свой поступивший в МИД доклад указанием на необходимость новой германской церковной политики на Востоке: «Кампания 1941 г. не в последнюю очередь потерпела неудачу потому, что русский народ с самого начала имел подозрение о ведении войны в меньшей степени против большевизма, чем против России. Это недоверие не только возбуждалось советским правительством,