Деятельность иконописной мастерской имела не столько хозяйственное, сколько просветительское, миссионерское и художественное значение. Возрождение русского иконописного искусства стало одной из задач Миссии. Создателем и первым заведующим мастерской был энергичный и опытный хозяйственник И. И. Ободнев, которого в 1943 г. сменил освобожденный по ходатайству Управления Миссии из лагеря военнопленных художник-реставратор и архитектор Н. Д. Сабуров. Первоначально небольшая иконописная мастерская была устроена в помещении Управления Миссии на Застенной ул., 8. Помимо капитальных иконостасных работ, мастерская снабжала многие приходы голгофами, плащаницами и хоругвями. Рост производства требовал увеличения штатов, и в ноябре 1942 г. в мастерской уже работало 14 человек. Продукцией мастерской торговал специальный магазин[683].
Не только в хозяйственной деятельности Миссия встречала в своей работе значительные препятствия. Множество самых разнообразных запретов со стороны оккупационной администрации приходилось преодолевать в преподавании детям Закона Божия, душепопечении и оказании помощи военнопленным, о чем еще будет рассказано. Сталкивалась Миссия и с другими ограничениями властей. Так, по распоряжению Псковской комендатуры священникам было запрещено устраивать венчания до официальной регистрации брака. Нарушение запрета каралось денежным штрафом до 500 рублей. В ноябре 1942 г. в Рейхскомиссариате «Остланд» была проведена акция по мобилизации металла, в том числе снятию и переплавке части церковных колоколов[684].
Особенно много возмущений верующих и духовенства вызвали попытки в декабре 1941 г., следуя директиве из ведомства Розенберга, ввести в некоторых городах (Остров и Струги Красные) вместо принятого в Русской Православной Церкви юлианского григорианский календарь. Местные власти даже грозили священникам Миссии за неподчинение привлечением к ответственности. Видимо, подобные попытки предпринимались и далее, но без всякого успеха[685]. Не случайно отец К. Зайц в своем упоминавшемся обращении осенью 1942 г. писал: «Чтобы обеспечить канонический порядок церковной жизни в освобожденных русских областях, необходимо: а) сохранить каноническую принадлежность православного населения и церковной организации этой территории к Русской Церкви. б) не препятствовать и не изменять цикл богослужений, которые совершают по юлианскому календарю и восточным пасхалиям»[686].
Священник Г. Тайлов отмечал в своих воспоминаниях, что осенью 1943 г. во время фортификационных работ на реке Великая нацисты, несмотря на его протесты, разрыли могилы священников, погребенных у Печанской церкви. Дом отца Георгия был превращен в казарму, а на противоположном берегу реки сожжены все деревни, так как там иногда появлялись партизаны. Отец Алексий Ионов в декабре 1942 г. с возмущением докладывал Управлению Миссии о том, что немцы в праздничный церковный день в одном из приходов после богослужения ворвались в деревню и разграбили хлеб[687].
Отцу Алексею приходилось выдворять из храма немецких солдат, часто приходивших во время богослужения в головных уборах, отстаивать в штабе дивизии право совершать богослужения по юлианскому календарю. Во время отпевания заживо сожженной русской семьи он, обратившись к людям, собравшимся вокруг своего пастыря в горькую минуту, обличал страшные преступления, которые становились нормой в так называемой «Новой Европе». «Если мы будем молчать об этих преступлениях, камни будут вопиять к небу!» — «С такой Европой нам не по пути!» — так закончил отец Алексий свою проповедь «среди слез и рыданий, наполнивших храм». Эти примеры показывают, что миссионеры в подавляющем большинстве были со своим многострадальным народом, а не «курили фимиам, захлебываясь от восторга», добиваясь снисхождения и лояльности у немецких властей[688].
В то же время Псковская миссия создавалась под эгидой оккупационных властей, и священство ее вынуждено было реагировать на распоряжения германского командования, хотя многие из них фактически саботировались. Миссионеров обязывали в дни начала войны или захвата частями вермахта населенных пунктов устраивать торжественные молебны и крестные ходы, участвовать в вербовке людей на работу в Германию. В частности, в соответствии с циркуляром Экзарха, Управление Миссии 8 июня распорядилось отметить первую годовщину начала войны проведением 21 июня 1942 г. молебствования о даровании победы германской армии.
А в циркуляре митрополита Сергия от 8 июня 1943 г. в связи с годовщиной проведения «земельной реформы» указывалось: «В день Святой Троицы германское командование объявило торжество передачи земли в полную собственность крестьянства, а посему предлагается Управлению Миссии: 1) Дать циркулярное распоряжение всему подведомственному духовенству… специально в проповедях отметить важность сего мероприятия. 2) В Духов день в Соборе, после Литургии, совершить торжественный молебен с участием всего духовенства г. Пскова, предварив молебство же приличествующим словом»[689]. Впрочем, 8 марта 1943 г. в Пскове и Луге уже проводились благодарственные богослужения по поводу объявления аграрного указа для занятых территорий.
По распоряжению отца К. Зайца в начале 1943 г. были собраны и представлены в Управление Миссии сведения о гонениях на Церковь в СССР. Туда же миссионеры передали списки уничтоженных советской властью священников и сведения о молитвенной памяти о них. Всего, согласно показаниям на начальника Миссии, под давлением немецких властей было выпущено 10 циркуляров (из более чем 1000 данных Управлением Миссии).
Различные германские службы — военные, экономические, разведывательные, рассчитывали на то, что через Миссию они смогут получать значительное количество информации. Так, служащие тыловых подразделений вермахта хотели знать не только обо всех категориях собранной сельскохозяйственной продукции, но и о возможностях русского населения увеличить поставки продовольствия для нужд германской армии. В инструкции по работе с русскими священниками, которая была подготовлена в районе действия группы армий «Север» летом 1942 г., говорилось о том, что русские крестьяне могут лгать соседу, старосте, они с недоверием относятся к немцам, как к пришельцам, но никогда не рискнут обманывать местного священника[690].
Первые выпущенные по требованию немцев циркуляры Управления Миссии последовали в марте 1942 г. К этому времени, по свидетельству отца К. Зайца представители Псковского СД неоднократно высказывали ему лично и другим членам Управления свое явное неудовольствие деятельностью Миссии против советской власти. Под давлением СД в начале марта был издан циркуляр с призывом к духовенству выявлять лиц настроенных против немцев и высказывающих недовольство германскими порядками. Однако практическое значение циркуляра было ничтожным. Отец К. Зайц на допросе 10 октября 1944 г. подчеркнул: «Но подобные сведения собрать было и трудно, и опасно и, по существу, нежелательно. А потому большинство священников категорически отказывались исполнять предписание циркуляра». Секретарь и начальник канцелярии Миссии в июне 1942 — апреле 1943 гг. протоиерей Н. Жунда осенью 1944 г. показывал, что в период его секретарства «никаких сведений о неблагонадежных лицах в канцелярию не поступало», и исключение составлял один Амосов, который и членов Управления Миссии, в частности, самого отца Н. Жунду, считал неблагонадежными и доносил об этом в СД. Негативное отношение к подобным вынужденным распоряжениям самого руководства Миссии хорошо видно из слов отца Н. Жунды о его реакции на обнаружение в бумагах соответствующих циркуляров после назначения на должность секретаря Управления: «Все это на меня произвело угнетающее впечатление, но я утешал себя тем, что я служу в городе и ко мне эти циркуляры непосредственно не относятся»[691].
Стремясь держать работу Миссии под контролем, оккупационные власти требовали периодических отчетов о деятельности миссионеров и предоставления церковных статистических сведений. По свидетельству отца Н. Жунды, такие отчеты время от времени давались, но они носили «общий характер без указания на действия отдельных лиц». Выполняя требование о предоставлении отчетов, Управление Миссии 4 марта 1942 г. выпустило циркуляр для настоятелей: «Предписуется Вам, согласно распоряжениям соответствующих учреждений германской власти, возможно часто (не реже чем раз в месяц) доставлять в Управление Миссии подробный отчет о положении в Ваших приходах: о настроении населения, о деятельности городских, волостных и сельских учреждений, о школьном деле, о Вашей деятельности приходско-духовной, просветительской и благотворительной»[692].
В июле 1942 г. состоялось совещание в канцелярии бургомистра Пскова В. М. Черепенкина, посвященное тяжелой продовольственной ситуации, на котором присутствовали и члены Управления Миссии. По требованию администрации они издали 10 августа 1942 г. циркуляр № 383 с просьбой к духовенству в кратчайший срок собрать и предоставить сведения о наличии зерна и овощей в сельских приходах. Согласно показаниям отца Н. Жунды, «циркуляр об урожае» был разослан не более, чем 60 священникам и сведения поступили от 29[693].
Еще в июне 1942 г. Псковское СД стало настаивать на предоставлении Управлением Миссии сведений о партизанах, но встретило фактический отказ. Борьба по этому вопросу продолжалась около года, о чем будет подробно рассказано в другом параграфе. К осени 1942 г. стало ясно, что выпущенные по требованию оккупантов циркуляры на практике духовенством не выполняются, и германская администрация оказала в этой связи сильный нажим на Экзарха Сергия. Владыка в своей беседе с отцом К. Зайцем высказал недовольство и даже, видимо вынужденно, указом от 15 сентября 1942 г. на короткий срок распустил Управление Миссии. По распоряжению Экзарха во второй половине сентября было созвано совещание сотрудников Управления, благочинных и псковских священников, на котором присутствовали 30 человек, «для уточнения деятельности служащих Миссии», в том числе против советской власти. После этого Управление по требованию оккупантов выпустило еще