Один из деятелей НТС П. В. Жадан, находившийся в Пскове в период эвакуации, отмечал, что большая часть жителей была выселена из города в феврале-июле 1944 г. в ближайшие села или в беженские лагеря Прибалтики. Не желавшие покидать город арестовывались или даже расстреливались немецкими солдатами, причем аресты нередко сопровождались насилием над женщинами. Другой активист НТС А. С. Казанцев считал, что, угоняя с собой население, немецкие власти пользовались формулой: население — это часть инвентаря на занятой территории, и его, следовательно, как и оборудование заводов, сельскохозяйственные машины и скот, нельзя оставлять врагу[707].
Ввиду полной принудительной эвакуации Пскова и прилегающих районов Православная миссия прекратила свое существование. Согласно показаниям о. К. Зайца от 24 октября 1944 г., «немцы решили насильно выселить Миссию в Ригу, что было сделано 19 февраля». Накануне — 18 февраля — произошел сильный налет на город советской авиации, во время которого погибли почти все бумаги канцелярии, сложенные в вагоны для отправки. На следующий день члены Миссии в составе 69 священнослужителей прибыли на территорию Латвии. В Псковском кафедральном соборе остался только диакон Иоанн Преображенский, но и он позднее был вынужден уехать. В окрестностях города удалось укрыться лишь протоиерею Петру Жаркову, именно он стал служить в псковских храмах после освобождения города 23 июля 1944 г.[708] Но в других оккупированных районах Северо-Запада России большинство священников все же осталось на своих местах и продолжало служить после прихода советских войск.
С первых дней оккупации западных районов Ленинградской области значительная часть православного духовенства стала активно участвовать в патриотической деятельности, так или иначе оказывая сопротивление нацистскому «новому порядку». Формы этого сопротивления были очень разнообразны. Целый ряд священнослужителей активно помогал партизанам. Используя свой сан и определенное доверие со стороны оккупантов, они собирали разведывательную информацию, участвовали в подготовке диверсий и т. п. Значительно большее количество предоставляло партизанам пищу, одежду, ночлег. Некоторые священники вели активную антифашистскую пропаганду и агитацию: произносили патриотические проповеди, распространяли в храмах послания митрополита Ленинградского Алексия (Симанского) и Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), советские газеты и листовки. Другие отказывались служить молебны в честь германской армии, призывали население сопротивляться насильственной эвакуации немцами. Многие священники собирали среди верующих или жертвовали свои личные средства в советский фонд обороны. Новгородский историк Б. Н. Ковалев в своей монографии считает, что на оккупированной территории Ленинградской области таких было больше половины от общего числа служителей культа[709]. Наконец, часть священников молилась о победе русского воинства над захватчиками. Конечно, невозможно разграничить все эти виды патриотической деятельности, некоторые батюшки осуществляли все или большинство из них, другие часть — третьи — что-либо одно. Но в любом случае они подвергались смертельной опасности и порой отдавали за Родину свою жизнь. Более десяти священнослужителей Северо-Запада России были казнены оккупантами.
Начало участия в движении сопротивления отдельных священнослужителей было связано с тем, что они специально остались на оккупированной территории по заданию советской разведки. В частности, известна история, связанная с владыкой Василием (Ратмировым). В 1930-е гг. он служил в качестве обновленческого митрополита, но затем, разочаровавшись в обновленчестве, вышел на покой и около двух лет работал бухгалтером. Сразу же после начала войны владыка обратился к Патриаршему Местоблюстителю с прошением простить его и направить служить в любое место. В тот же день после принесения покаяния он был воссоединен с Русской Православной Церковью в сане епископа и вскоре направлен в Житомир, но выехать туда из Москвы не смог из-за оккупации города немцами. Так как решение вопроса о новом назначении затянулось, епископ пошел в военкомат и подал заявление о том, что он готов на любой должности «послужить Отечеству и защищать от фашистских оккупантов Православную Церковь». Из военкомата сведения о епископе Василии поступили в НКВД, и в июле 1941 г. руководитель отдела военной разведки З. И. Рыбкина вызвала владыку на беседу, предложив ему возглавить разведгруппу, действующую под прикрытием Церкви: «Ваши подопечные будут вести тайные наблюдения за врагом, военными объектами, передвижениями войсковых частей, выявлять засылаемых к нам в тыл шпионов». Епископ ответил полным согласием[710].
В помощь Владыке были выделены в качестве его иподиаконов (секретаря и келейника) два кадровых разведчика: В. М. Иванов и И.И Михеев, а затем радистка Марта (Л. Баженова). Тем временем епископ был назначен управляющим Калининской епархией, которая находилась под угрозой захвата нацистами. Внедрение группы планировалось с расчетом, чтобы ко времени занятия немцами Калинина она находилась в городе и совершала богослужение. Учитывая просьбу Патриаршего Местоблюстителя, городские власти разрешили открыть единственную церковь на окраине Калинина, за Волгой. 18 августа митрополит Николай (Ярушевич) освятил ее и объявил верующим о назначении уже приехавшего в город епископа Василия. 14 октября Калинин был захвачен немцами. Перед разведгруппой стояла задача не только добывать военную информацию, но и, войдя в доверие к оккупационной администрации, уничтожить кого-либо из высших руководителей III рейха в случае посещения им города. Оказавшуюся на переднем крае немецкой обороны церковь стала обстреливать советская артиллерия, и этот храм пришлось оставить. Но уже в конце октября епископ освятил собор Воскресения Христова в центре Калинина и начал служить в нем. Владыка имел контакты с городской администрацией и даже с шефом местного гестапо Крюге, в результате чего группа передавала по рации важную информацию. Но эта работа продолжалась недолго — 16 декабря 1941 г. Калинин освободила советская армия. У разведгруппы было задание при отступлении немцев уходить вместе с ними на Псковщину, но из-за болезни епископа она не смогла этого сделать[711].
В дальнейшем В. Иванов и И. Михеев все-таки были направлены в немецкий тыл и успешно действовали под видом послушников Псково-Печерского монастыря, используя в качестве помощников ряд других насельников обители. По свидетельству Судоплатова, разведоперациям под кодовыми названиями «Послушники» и «Монастырь» придавалось такое большое значение, что их ход и результаты докладывались лично И. В. Сталину. История, произошедшая с епископом Василием, конечно же, была не единичной. Однако такого рода документы до сих пор засекречены, поэтому о многом можно только догадываться.
Вполне естественно, что такие задания могли даваться и настоящим священно- или церковнослужителям. Одной из самых вероятных кандидатур в лица, специально оставленные в тылу немцев, является будущий епископ Кировский и Слободской Иоанн (Иванов). В 1926 — феврале 1937 гг. он был псаломщиком в различных храмах Пскова и иподиаконом псковских архиереев, затем учился в Ленинградском музыкальном техникуме и до оккупации Пскова работал в горжилуправлении. С 30 июля 1941 г. И. Иванов стал петь в хоре Свято-Троицкого собора, а со 2 июля 1942 г. служил в нем псаломщиком. 6 июня 1943 г. Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский) рукоположил молодого человека во диакона целибатом и 22 августа 1943 г. — во священника к Никольской церкви пригородного погоста Любятово, где отец Иоанн служил до эвакуации 7 марта 1944 г. вместе с прихожанами в Шауляйские лагеря в Литву. Вскоре священник по ходатайству Экзарха был освобожден и до 11 октября 1944 г. обслуживал русских беженцев в г. Кретинге. Еще во Пскове отец Иоанн активно сотрудничал с партизанами, затем «по заданию Москвы отступил с беженцами в Литву, где установил связь с местными партизанами». После прихода советских войск священник был награжден за участие в партизанском движении орденом Красного Знамени[712]. Такая необычно высокая для невоевавших в армии священнослужителей награда свидетельствует об особом характере выполнявшихся отцом Иоанном заданий.
Однако священнослужителей, с первых дней оккупации сотрудничавших с партизанами или советской разведкой, было все же не много. Реакция участников зарождавшегося партизанского движения на бурное развитие церковной жизни и, прежде всего, на деятельность созданной в августе 1941 г. Псковской духовной миссии оказалась далеко не однозначной и первоначально в основном враждебной. Многие из партизанских отрядов, действовавших в первые месяцы оккупации, возглавляли специально оставленные после отступления партийные работники или сотрудники НКВД, прошедшие закалку антирелигиозных гонений 1930-х гг.
Со временем все большее количество партизанских отрядов и подпольных групп стало положительно относиться к деятельности священников и даже порой оказывать им покровительство. Помимо изменения советской религиозной политики и ряда других факторов, это, как справедливо отмечал псковский историк К. П. Обозный, стало возможно еще и благодаря талантливости проповедников-миссионеров, их самоотверженному труду, заботе и любви к местному населению. Настоятели приходов нередко пользовались большим авторитетом и доверием своей паствы, в большинстве состоящей из женщин, стариков и детей. Это доверие и уважение к пастырям передавалось их отцам, братьям, мужьям, тем, кто участвовал в местном движении сопротивления. Ведь слово Божие произносится для всех, и отклик на него может родиться в любом сердце. Поэтому уважение и доверие, которое заслужили члены Миссии, неся в мир благовестие Христово, могли возникнуть и среди вчерашних советских безбожников, в партизанских формированиях