Большинство же священнослужителей Крыма проявили себя патриотами. Так, священник В. Соколов активно помогал партизанам, распространял советские газеты и новости радиопередач из Москвы. Как уже упоминалось, протоиерей Иоанн Крашаковский после освобождения полуострова с разрешения генерала Ветрова созвал всех верующих Симферополя в полуразрушенный немцами собор, где в присутствии воинских частей совершил благодарственный молебен. Отец Иоанн получил благодарность советского командования за патриотическую деятельность и помощь раненым бойцам[818].
Очень активно шло возрождение религиозной жизни в Центральном Черноземье России. В г. Орле открылось 4 храма, в Брянске — 12, в Курске в марте 1942 г. был воссоздан Свято-Троицкий женский монастырь со 155 насельницами, вблизи города — знаменитая Курская Коренная постынь и т. д.[819]
В Орле весной 1942 г. гестапо выявило немало случаев, когда местные евреи обращались в православные церкви с просьбой крестить их детей и выдать им об этом свидетельства[820]. Священники совершали обряд крещения, надеясь уберечь людей от гибели. Однако, несмотря на это, все выявленные нацистами евреи, в том числе дети, были расстреляны[821]. В Курске семья Дудиных, при помощи местного православного священника спасла еврейскую девочку Инну Ларенц, дочку их знакомой. Позднее Изабелла Дудина-Образцова вспоминала: «Инна прибежала к нам ночью, во время облавы»[822].
Посетивший в 1943 г. освобожденные города Центрального Черноземья английский журналист А. Верт писал о патриотической деятельности православных общин в период оккупации: «Церкви в Орле процветали, но они превратились, чего немцы не ожидали, в активные центры русского национального самосознания… именно церкви неофициально создали кружки взаимной помощи, чтобы помогать самым бедным и оказывать поддержку военнопленным. Церкви стали центрами „русицизма“ вопреки ожиданиям немцев, что церкви превратятся в очаги антисоветской пропаганды»[823].
Этот вывод соответствует ситуации, существовавшей на всей оккупированной территории России. «Религиозное возрождение» там было самым тесным образом связано с ростом национального самосознания. Всего же в захваченных районах РСФСР открылось, по подсчетам автора, примерно 2150 храмов: около 470, как уже отмечалось, на Северо-Западе, в Курской области — 332, Ростовской — 243, Краснодарском крае — 229, Ставропольском — 127, Орловской области — 108, Воронежской — 116, Крымской — 70, Смоленской — 60, Тульской — 8 и около 500 в Орджоникидзевском крае, Московской, Калужской, Сталинградской, Брянской и Белгородской областях (причем, в двух последних не менее 300)[824].
5. Создание и деятельность Белорусской Православной Церкви
Возрождением Русской Православной Церкви можно назвать и религиозную жизнь в оккупированной Белоруссии. Здесь, как и на Северо-Западе России, уже в конце лета 1941 г. началось быстрое восстановление закрытых храмов, причем при восстановлении церковной организации решающую роль сыграло духовенство Польской Православной Церкви, в 1939 г. оказавшееся на советской территории. Однако, несмотря на то, что Прибалтика и Белоруссия входили в один рейхскомиссариат Остланд и митрополит Сергий пытался объединить их церковную жизнь, германские власти жестко пресекли все подобные попытки, настойчиво проводя политику дробления единой Русской Церкви на национальные.
Экзарх западных областей Белоруссии и Украины митрополит Николай (Ярушевич) остался по другую сторону фронта, и Патриарший Местоблюститель назначил в июле-августе 1941 г. Экзархом Белоруссии с возведением в сан архиепископа Пантелеимона (Рожновского). Из-за непризнания автокефалии Польской Православной Церкви владыка Пантелеимон в 1922 г. был отстранен от управления епархией и до 1939 г. содержался в заточении в различных монастырях. Еще Патриарх Тихон за верность Московской Патриархии возвел его в 1925 г. в сан архиепископа. С 7 октября 1939 по 24 июля 1940 гг. Пантелеимон по указу Патриаршего Местоблюстителя Сергия уже временно исполнял обязанности Экзарха Западной Белоруссии и Украины.
К этому архиерею из-за отсутствия других вариантов (на территории республики имелся кроме владыки Пантелеимона только один иерарх — также прорусски настроенный епископ Брестский Венедикт (Бобковский)) — и обратилось германское командование, поставив при переговорах следующие условия: «1) организовать Православную Церковь самостоятельно, без всяких сношений с Москвой или Варшавой [митрополитом Дионисием (Валединским)] или Берлином [митрополитом Серафимом (Ляде)]; 2) Церковь должна носить название: „Белорусская автокефальная православная национальная церковь“; 3) Церковь управляется своими св. канонами, и немецкая власть не вмешивается в ее внутреннюю жизнь; 4) проповедь, преподавание Закона Божия, церковное управление должны производиться на белорусском языке; 5) назначение епископов должно производиться с ведома немецкой власти; 6) должен быть представлен немецкой власти статут „Белорусской Православной Автокефальной национальной Церкви“; 7) богослужения должны совершаться на церковнославянском языке». 13 мая 1942 г. А. Розенберг также писал рейхскомиссару Остланда X. Лозе, что Русская Церковь не должна распространять свое влияние на православных белорусов, а ее деятельность — простираться за границу расселения великороссов[825].
Подобные идеи содержатся и во многих других документах Министерства занятых восточных территорий. Так, в докладной записке Ведомства Розенберга от начала июня 1942 г. говорится: «Белорусы — самый отсталый беднейший крестьянский народ по эту сторону Урала, который имеет очень слаборазвитое национальное чувство… Пресса должна поддерживать главную задачу германского управления — отделить белорусов от русского народа, влияние которого является господствующим… В Белоруссии Православная Церковь представляет собой традиционную местную Церковь, которая, однако, в целом подвержена русскому влиянию и в западных областях борется против проводящей польское влияние Римской Церкви»3. А в приведенной в сообщении оперативной команды полиции безопасности и СД от 24 июня 1942 г. политической линии РМО для рейхскомиссариатов «Остланд» и «Украина» указывалось: «Для децентрализации великорусского пространства и для воспрепятствования великорусской идее необходимо стремиться к усилению национального самосознания белорусского населения»[826].
В Западной Белоруссии было значительное число католиков, которых немцы рассматривали как «пятую колонну» поляков и поэтому стремились не допустить католическую миссионерскую деятельность в восточную часть республики, предпочитая поддерживать православных. Возможности белорусских католиков были ограничены и тем, что Гродненская область отошла к Восточной Пруссии, а Пинская и Брестская — к Украине, взамен чего к Белоруссии присоединили Смоленскую и Брянскую области.
В сообщениях СД первых месяцев войны постоянно говорилось о значительном усилении миссионерской и ополячивающей деятельности Католической Церкви в Белоруссии. В подобном сообщении от 28 июля 1941 г. указывалось, что с целью противодействия ей абвер предусматривает осуществить ряд мероприятий: 1. Предотвращать въезд римско-католического духовенства на белорусскую территорию. 2. Под фиктивными предлогами отправлять назад уже въехавшее духовенство. 3. Укоренившихся католических священников ограничивать в их деятельности. 4. Уже назначенных или назначаемых на различные должности представителей белорусской эмиграции контролировать и проверять относительно связей с Католической Церковью. 5. Ускорять и поддерживать работу Греко-Православной Церкви и при этом использовать прежде всего белорусское духовенство[827].
Особенную тревогу у СД вызывала поддержка местных католиков немецкими военными священниками. В сообщении от 5 августа 1941 г. говорилось, что католическому духовенству часто удавалось активизировать церковную жизнь, используя богослужения в подразделениях вермахта. Например, в Барановичах местный священник хвалился устройством совместного с немецким духовенством богослужения для солдат и населения; в Витебске воинская часть подготовила для богослужений католическую церковь, которая была заполнена местными жителями, певшими польские церковные песни. В другой сводке от 12 августа сообщалось, что совместная служба, подобная состоявшейся в Барановичах, намечалась в Минске, но со стороны оперативной команды последовал запрет[828].
А в более позднем сообщении от 27 сентября 1941 г. СД даже предлагало полное прекращение деятельности Католической Церкви: «Совершенно особую роль играет римско-католическое духовенство, которое в этих областях является почти исключительно польским и проявляет чрезвычайно большую активность в народно-политических отношениях. Польское духовенство везде выступает как носитель польского шовинизма и скрытно распространяет враждебные немцам настроения… Предлагается недопущение Римско-Католической Церкви с указанием, что в генералбецирке Белоруссия разрешается только Греко-Православная Церковь»[829].
До запрещения Католической Церкви дело, конечно, не дошло, более того, несмотря на препятствия, она продолжала вести активную миссионерскую деятельность. Так, в сводке оперативной команды от 12 января 1942 г. говорилось, что эту деятельность в Белоруссии официально возглавляет Виленский митрополит Ромуальд Ялбжиковский, который исходит из данного ему Папой поручения, письменно переданного через апостольского нунция в Берлине: «Митрополит уже отправил в Белоруссию много польских священников, некоторые из которых пробирались в свои области, переодевшись крестьянами. С другой стороны, бургомистр Минска профессор Ивановский и его окружение предложили германскому командованию создать Автокефальную Белорусскую Католическую Церковь». Но в СД считали, что это лишь тактический маневр, «так как основание подобной Церкви могло быть проведено только по Папскому указу присланной из Вильно миссией», и подчеркивали: «Представители белорусской эмиграции в Вильно и Варшаве тесно связаны с Римско-Католической Церковью и польской политической деятельностью. Этим объясняется открытая враждебность, которую они проявляют к белорусской православной жизни»