[876]. В статье-некрологе о владыке Филофее, опубликованной в 1986 г. в журнале «Вестник Германской епархии Русской Православной Церкви Заграницей», отмечалось: «Особенная заслуга его — спасение тысяч еврейских детей, которых он крещением сберегает от смерти в гитлеровских газовых камерах»[877]. Правда, число спасенных детей в этой публикации, по всей видимости, сильно преувеличено.
Таким образом, Белорусская Церковь сделала все возможное, чтобы остаться и развиваться как часть Русской Православной Церкви. Сразу же после освобождения республики оставшимся православным духовенством была начата активная помощь советской армии (прежде всего, пожертвованиями в фонд обороны), которая продолжалась до конца войны. Общая сумма патриотических взносов в Белоруссии составила около 6 млн. рублей.
6. Православная Церковь в рейхскомиссариате «Украина»
Наиболее сложная религиозная ситуация из всех оккупированных германскими войсками территорий существовала на Украине. Организация церковной иерархии протекала там в борьбе автономной и автокефальной Церквей. Первая основывала свое каноническое положение на решении Всероссийского Поместного Союза 1917–1918 гг. о создании Украинской автономной Церкви в рамках Русской. Автокефальная принципиально разорвала всякую связь с Московской Патриархией и приняла в сущем сане священников-«липковцев» — так называемых самосвятов, которых ни одна Православная Церковь не могла считать законно посвященными священнослужителями[878].
18 августа 1941 г. большинство православных епископов, оказавшихся на оккупированной территории Украины, собрались на Собор в Почаевской лавре и провозгласили создание Автономной Украинской Православной Церкви. Главой ее был избран владыка Алексий (Громадский), возведенный в сан митрополита. 1 сентября 1941 г. в окружном послании к верующим он обосновал решение не возобновлять свое подчинение заявившему юрисдикционные права на всю Украину главе Польской Церкви митрополиту Дионисию (Валединскому). Владыка Алексий ссылался на то, что западноукраинские земли вошли в состав СССР, а местные епархии — в Московский Патриархат, и митрополит Дионисий письменно отказался в 1939 г. от своих прав на эти территории[879]. 25 ноября 1941 г. новый Собор епископов в Почаевской лавре избрал митрополита Алексия Экзархом Украины[880].
Митрополит Дионисий, не признав автономную Церковь, сформулировал свои возражения в послании от 30 ноября 1941 г. Так как германские власти не допускали распространения его влияния на восток, он начал поддерживать и благословил создание антимосковской автокефальной Украинской Церкви. Митрополит Дионисий возвел в сан архиепископа епископа Луцкого Поликарпа (Сикорского) и назначил его администратором (управляющим Церковью) на Украине. Автокефальная Церковь была официально восстановлена на Соборе епископов, состоявшемся 7–10 февраля 1942 г. в Пинске. Именно он постановил принимать в общение священников «липковцев» без нового посвящения (остатки их организовались на своем съезде в Киеве 29 сентября 1941 г.). 17 мая 1942 г. владыке Поликарпу решением Синода в Киеве был присвоен титул митрополита Киевского, но он остался жить в Луцке. Между автокефальной и автономной Церквами развернулась борьба. Обе они посвящали новых епископов, число которых вскоре дошло до 15 у первой и 19, считая двух архиереев Ростовской епархии, у второй[881].
Почти все имевшиеся на Украине православные епископы проживали в ее западной части, присоединенной к СССР в сентябре 1939 г. На остальной территории республики уцелел лишь один архиерей канонического рукоположения — проживавший на покое в Киеве престарелый схиархиепископ Антоний (Абашидзе), принадлежавший к катакомбной церкви. С ним была связана возможность создания новой иерархии. Однако германские ведомства не разрешили публикацию в украинской прессе статьи профессора Степы, предлагавшего схиархиепископа Антония в качестве главы Церкви. Они соглашались лишь на то, чтобы основой для создания новой иерархии на Украине стали архиереи бывших польских Волыни и Полесья. К концу 1941 г. владыка Антоний вошел в состав автономной Церкви и был избран заместителем председателя ее Архиерейского Собора. В своем письме к митрополиту Алексию он резко осудил вмешательство Варшавского митрополита во внутреннюю церковную жизнь Украины: «Митрополит Дионисий этим вмешательством всадил нож в спину нашей Церкви»[882].
Сам владыка Алексий также очень негативно оценивал создание при поддержке митрополита Дионисия и практическую деятельность автокефальной Церкви. В одном из своих частных писем от 3 сентября 1942 г. митрополит писал: «…плохо на Волыни, здесь действует располитикованная украинская интеллигенция во главе с луцкими церковными „диячами“… Не знаю, что будет дальше, но совершается у нас в Церкви великий обман. Как большевики всякими лозунгами совратили и погубили тело нашего народа, так нынешние „диячи“ задались целью вырвать у нашего народа душу. Ругая всячески Москву и нас, якобы „москалей“, они вызывают такое человеконенавистничество, из коего — может родиться только неверие и безбожие. Политика у них всё, а вера и Церковь — только орудие для достижения своих нецерковных целей»[883].
Сильное влияние на религиозную ситуацию и церковную борьбу оказывала политика германских оккупационных властей. В первое время они умышленно допускали стихийное возрождение церковной жизни. Однако германская политика по отношению к православию отнюдь не была изначально единообразной. Сначала за ее проведение отвечало командование группы армий «Юг» во главе с генералом Рунштедтом. В составе его штаба решением церковных вопросов занимался бывший директор Бреславского Восточно-Европейского института профессор Ганс Кох. Рунштедт предоставил последнему полную свободу. Таким образом, прежде чем ведение церковно-политическим вопросом перешло к Рейхсминистерству занятых восточных территорий (РМО) и рейхскомиссариату «Украина» (РКУ), существовал короткий промежуточный период, заложивший основы будущего развития религиозной ситуации. В основном церковные мероприятия военной администрации заключались в официальном признании существования возникающих приходов. Нередко находились христиански ориентированные офицеры, которые лично помогали церковному строительству[884].
Одним из таких офицеров являлся будущий крупнейший германский специалист по истории Украинской Церкви в ХХ в. Фридрих Гейер — в годы войны офицер вермахта, хотя и имевший сан евангелического священника. Он рассказал автору несколько характерных эпизодов из своей биографии, в частности о тех случаях, когда ему приходилось отпевать и православных, и лютеран. Подобный случай произошел в Полтаве, когда скончалась работавшая в госпитале местная немка-лютеранка. Администрация госпиталя обратилась с просьбой о совершении отпевания к воинскому священнику вермахта. Но на запрос последнего епископ ответил, что это строжайше запрещено и может стать поводом для ликвидации военного духовенства в армии. Тогда Гейер упросил командира части, в которой он служил, разрешить совершить отпевание ему. В результате на похоронную процессию, которая шла через весь город, собралось огромное количество людей. Позднее Гейер написал докладную записку о необходимости изменить религиозную политику на «занятых восточных территориях», которую отправил в Берлин. В качестве ответа пришел приказ СД об аресте священника. Но затем командир все-таки освободил его и разрешил служить, правда, лишь в зоне военной администрации, предупредив, что если Гейер въедет на территорию РКУ, то сразу же будет арестован СД[885].
Даже в первый, относительно благоприятный для церковного развития на Украине, период возможности распространения не были одинаковы для всех православных течений. Военная администрация явно поддерживала автокефалистов. Свою роль здесь сыграл тот факт, что Ганс Кох, родившийся в немецкой колонии под Станиславым, был давно связан с украинскими националистами. В 1918–1920 гг. он работал в штабе петлюровской армии, а с зимы 1940/41 гг. по поручению абвера поддерживал связь с эмигрантами из «Организации украинских националистов» (ОУН). В первые месяцы войны Кох активно занимался церковными и политическими делами во Львове, а после взятия Киева (19 сентября 1941 г.) переехал туда, заняв должность особого уполномоченного по вопросам культурной жизни. Но через 2–3 месяца его деятельность была прекращена. Как разъяснил в октябре 1941 г. рейхсминистр Розенберг генерал-губернатору Франку: «Это было вообще не дело Коха — проводить украинскую политику»[886].
В ноябре 1941 г. оккупированную часть Украины посетил руководитель группы религиозной политики РМО Карл Розенфельдер, который беседовал в Киеве с Кохом. Как видно из доклада Розенфельдера от 1 декабря 1941 г., взгляды и авторитет профессора оказали на представителя министерства определенное воздействие. В то же время в докладе уже видны опасения по поводу националистических тенденций в автокефальной Церкви, а также ощущается присущее ведомству Розенберга враждебное отношение к христианству в целом и к православию в частности: «По моим наблюдениям и представлениям, необходимо считаться с тем, что вскоре неофициально будет избран церковный руководитель Украины, хотя и со стороны православного духовенства в Генерал-губернаторстве и в губернии Галиция… В Киеве профессор Кох сам распорядился, чтобы там пока не отменяли конфискацию главных храмов, прежде всего Софийского собора, который является национальным символом. Открытым маленьким церквам было поставлено условие — при совершении литургии молиться за фюрера. По мнению Коха, особенно большое значение для церковного развития в будущем имеет Автокефальная Украинская Церковь, священники которой до сих пор готовы к совместной работе с Германией, но среди них все же имеются сторонники Бандеры… Поддержка или даже содействие религиозной и церковной жизни, по моему мнению, полностью излишни, если даже не вредны… Как и всякое христианство, восточное христианство так же находится в принципиальном противоречии с национал-социалистическим мировоззрением. Это сочетается с тем, что вновь возникающая Церковь на Востоке, прежде всего на великорусской и украинской территории, будет покровительницей неосуществимых мечтаний о свободе. Мы должны видеть в православных христианах не союзников сегодня, а мировоззренческих врагов завтра. А если восточное христианство будет восстановлено в совсем новой форме, то его враждебность к национал-социализму окажется еще более сильной. Духовное состояние народов на Востоке сегодня таково, что именно в религиозном отношении существует избыток чреватых роковыми последствиями возможностей»