Такая ситуация продолжалась недолго. Уже в сводке от 4 сентября сообщалось, что командованию группы армий «Центр» со стороны СД было предложено проводить походные богослужения только в закрытом кругу военнослужащих вермахта. Это соответствовало личным директивам Гитлера и в дальнейшем неукоснительно выполнялось. В другой сводке СД от 23 октября 1941 г. указывалось, что начальник тыловых областей группы армий «Центр» выразил свое согласие с предлагаемой СД переэкзаменовкой духовенства и ликвидацией уже образованных во многих местах церковных советов, но хочет запросить и санкции Верховного командования армии (ОКХ). К декабрю ОКХ также дало свое согласие, в результате чего в Смоленске был распущен состоявший из пяти членов церковный совет[780]. Разница в отношении к Русской Православной Церкви между военной администрацией и СД была очень заметна, но еще сильнее выделялись своей явной враждебностью к православию функционеры нацистской партии. Священник Михаил Одинцов, служивший в Смоленской области, позднее вспоминал, как в его храм «приехал в сопровождении свиты какой-то партийный чин, с презрением оглядев внутренности церкви, уперся взглядом в иконы и, разведя руками, сказал: «Все евреи!»[781].
И все же стихийное возрождение религиозной жизни шло очень быстро. Во всей епархии к июлю 1941 г. оставалось лишь три незакрытых церкви, в том числе две сельские, но через год в одном Смоленске действовало уже пять храмов. В городе и окрестностях нашлось около 10 уцелевших священников, а затем начали работать пастырские курсы, и за семь первых месяцев 1943 г. только для района Смоленска было рукоположено 40 священников. В Вязьме открылось восемь храмов, в Рославле в конце 1941 г. оказался воссоздан ликвидированный в 1928 г. мужской монастырь.
Активную деятельность развернул созданный при соборе группой смоленских интеллигентов кружок религиозно-нравственного просвещения. В сентябре 1942 г. он подготовил и напечатал 30 тысяч молитвенников, добился разрешения зачитывать по радио доклады на религиозные темы. К марту 1943 г. было проведено девять таких радиодокладов, из них четыре на тему «Религиозные мотивы в русской поэзии», опубликовано 11 статей в газетах, организованы передвижные библиотеки религиозной литературы, проведено несколько духовных концертов, прочитано восемь докладов в храмах после богослужений, начата религиозно-просветительная работа с детьми, подготовлен и издан церковный календарь на 1943 г. и т. д.[782]
В сообщении СД от 12 декабря 1941 г. говорилось о результатах переписи населения Смоленска. На вопросы о принадлежности к церкви 24100 жителей назвали себя православными, 1128 – верующими других конфессий и лишь 201 (менее 1 %) – атеистами. Данные переписи послужили основанием для передачи православным одного из храмов города, открытого в качестве костела при помощи немецкого военного католического священника. Необходимо отметить, что подобные опросы давали от 1 до 4 % атеистов и в других городах. Правда, нельзя принимать эти данные за полностью соответствующие реальной ситуации. Ведь среди ушедших на восток с советскими войсками был большой процент неверующих; кроме того, часть населения могла думать, что нацисты будут ассоциировать атеистов с коммунистами, и поэтому скрывала свои подлинные взгляды[783].
Бурному возрождению церковной жизни в Смоленске отчасти способствовала активная деятельность в этом городе русской эмигрантской политической организации Национально-трудового союза (НТС), член которой Г. Ганзюк стал бургомистром. В докладе абвера за февраль 1942 г. говорилось, что в последние месяцы в Смоленске появилось 12 эмигрантов – членов НТС, причем некоторые без всяких германских пропусков, которые начали создавать нечто вроде правительственных органов на случай занятия Москвы. Они раздавали населению листовки и агитировали, «что ни большевики, ни немцы не могут принести благо будущей России, только лишь национальное шовинистическое движение». Среди других программных принципов провозглашалась религиозная свобода при соблюдении преимущественного положения Русской Православной Церкви. Во всей политической программе НТС не было ни слова «об отношениях будущей Великой России с Германией, так же, как и о борьбе германской армии с большевизмом»[784].
Похожая информация содержится в докладе отдела пропаганды при начальнике тыловых областей группы армий «Центр» в Верховное командование вермахта (ОКВ) от 10 марта 1942 г. В нем говорилось, что возглавлявший до войны нелегальную работу НТС в СССР Г. Сергеевич сейчас является секретарем волостного управления в округе Смоленск и поддерживает связь с членами организации за линией фронта. Главная цель НТС – возрождение Великой России, планируется и закрепить преимущественное положение за Православной Церковью. Предупреждения со стороны полицейских органов не достигали цели. По мнению отдела пропаганды, идеи НТС открыто противоречили политическим планам Германии, и его деятельность на Востоке должна быть радикально пресечена: «Нет сомнений в том, что агитация членов союза очень быстро может создать зародыш новой национально-шовинистической оппозиции, которая была бы не менее опасна, чем остатки большевистских элементов в занятых советских областях»[785]. Хорошо известно, что активисты НТС подвергались в годы войны арестам даже на территории Германии.
Не без проблем решился вопрос о юрисдикционной принадлежности Смоленской епархии. Такая епархия в составе Белорусской Церкви была учреждена уже в марте 1942 г., однако правящий архиерей в Смоленск тогда не приехал. В сентябре того же года было образовано временное Епархиальное управление во главе с настоятелем Смоленского кафедрального Успенского собора протоиереем Николаем Шиловским (приехавшим из Западной Белоруссии после начала оккупации). В церковной прессе того времени сообщалось, что верующие в Смоленске «молитвенно-канонически и жизненно считают себя связанными с Русской Зарубежной Церковью через митрополита Берлинского и Германского». Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей даже постановил 18 ноября 1942 г. предложить митрополиту Берлинскому и Германскому Серафиму (Ляде) выяснить возможность посылки епископа в Смоленск для организации там церковной жизни[786].
Но этот архиерей, как и другие священнослужители Русской Православной Церкви Заграницей, не был допущен нацистами на оккупированную территорию СССР. При этом германское командование было обеспокоено сложившейся ситуацией. В докладе уполномоченного Рейхсминистерства занятых восточных территорий при командующем группы армий «Центр» в министерство от 8 октября 1942 г. говорилось о том, что срочно необходимо назначить епископа для осуществления служебного руководства и контроля за деятельностью священников. При этом предлагалось определить такого архиерея через митрополита Минского Пантелеимона (Рожновского)[787].
Еще в марте 1942 г. на Архиерейском Соборе Белорусской Православной Церкви была учреждена Смоленская епархия в составе этой Церкви[788]. Тот же Архиерейский Собор назначил епископом Смоленским и Брянским будущего владыку Стефана (Севбо), который в 1922–1939 гг. в Польше подвергался тюремному заключению за свою верность Московскому Патриархату и непризнание автокефалии Польской Православной Церкви. Он был хиротонисан во епископа в мае 1942 г., но прибыл в Смоленск только 27 декабря и 7 января 1943 г. совершил в переполненном верующими Успенском кафедральном соборе Рождественскую службу. Жители города, видимо, поняли, что Белорусская Церковь ни формально, ни фактической автокефальной не является, и встретили владыку без эксцессов.
Епископ Стефан, как и весь белорусский епископат, имел хорошие отношения с Русской Православной Церковью Заграницей и Берлинским митрополитом лично. Так, в сообщении командования группы армий «Центр» за июнь 1943 г. в связи с положением в лагерях восточных рабочих говорилось: «В лагерях отсутствуют русские книги, газеты, журналы и не в последнюю очередь также душепопечительное окормление, которое по предложению Смоленского епископа могло бы осуществляться Берлинским митрополитом Серафимом»[789]. Действительно владыка Серафим активно посылал в Смоленск духовную литературу, церковные принадлежности и т. п.
Согласно статье в городской газете «Новый путь», епископ Стефан придерживался точки зрения, что «в заведывании церковными делами самое широкое участие должен принимать сам верующий народ». Поэтому в принятом им в январе 1943 г. распоряжении об организации церковного управления на местах главным распорядительным и законодательным органом для каждого храма определялось приходское собрание, состоящее из выборных уполномоченных и священнослужителей. Оно должно было собираться раз в три месяца и заслушивать отчет исполнительного органа – приходского управления. В последнее входили настоятель, церковный староста и три члена: по финансово-хозяйственным, религиозно-просветительным и церковно-благотворительным делам. Епископ обязал закончить создание новых органов церковного управления к 1 марта 1943 г.[790]
С целью оказания широкой благотворительной помощи 2 марта при смоленском соборе был учрежден специальный женский комитет во главе с писательницей Е.В. Домбровской. Он помогал нуждающимся собранными прихожанами вещами, деньгами, продуктами, погребал одиноких мирян, ходатайствовал за людей перед городской администрацией, опекал находящихся на излечении в больницах и т. п., уделяя особенное внимание детям. Члены комитета стремились подражать диакониссам древней христианской Церкви. Решением владыки религиозно-нравственный кружок при кафедральном со