— Если ты так считаешь, Пауль. Я сделаю все, как ты скажешь. Ты лучше знаешь, что нам делать…
— Да, знаю.
— А Петра?
— Что Петра?
— Она же в Вене…
— Мы будем жить за городом. Я уже кое-что нашел. Поверь мне, так будет лучше всего!
Между тем я следил за своим голосом. Как он звучит? Искренне? Или дрожит? А что если только на слух Петры искренне, а в ушах Сибиллы дрожит?!
Сибилла меня лучше знает. Я плохой актер. И мне страшно. Ужасно страшно…
— Сначала я испугалась, когда ты позвонил еще раз.
— Чепуха! Стал бы я тебя звать… — Я закашлялся. — …если бы что-то пошло не так?!
Петра прикрыла ладонью микрофон на моей трубке:
— Скажите, что любите ее. — Она убрала руку.
— Я люблю тебя, — сказал я.
— И я тебя.
— Завтра вечером я буду ждать тебя на вокзале.
— Да, Пауль. Ах, я все равно так рада, что уже завтра буду рядом с тобой!
— Я тоже.
— Пауль, дорогой, еще одна ночь — и мы снова вместе!..
Пот так застилал мне глаза, что пришлось их закрыть. Мое тело было насквозь мокрым, как будто я только что вылез из ванны. Одежда прилипла. Я смотрел на Петру и думал: «Вот, значит, как это бывает, когда кто-то вынужден кого-то убить».
— Я радуюсь завтрашнему вечеру, — сказал я. — Спокойной ночи, мое сокровище.
— Спокойной ночи, Пауль.
Я положил трубку:
— Ну? И как оно?
— Прекрасно, — ответила Петра. — Вы очень талантливы.
— Так вы не идете в полицию?
— Нет. Думаю, Сибилла приедет. Идемте отправлять паспорт.
Она стояла рядом со мной и следила, как я надписываю адрес. Потом забрала у меня конверт, заклеила и сама отнесла к окошечку. Я ждал позади нее, смотрел на ее розовую длинную шею под белыми волосами и в моей голове созревала мысль, а не придушить ли ее до приезда Сибиллы. Это был бы лучший выход. Петра жила одна. Если мне повезет, ее обнаружат только через несколько дней. В ее доме меня никто не видел. Нет, стоп! Мне вспомнилось счастливое семейство. Я подумал: если теперь еще и я сойду с ума, это — конец. Так дело не пойдет. Так, конечно, не годится. Мне нужно время, время на размышление. Кто знает, чего Петра в действительности хочет?! Мне нужно только время — и все. Надо с Петрой помягче, непременно помягче…
Девять шиллингов тридцать! — служащий шлепнул штемпель на конверт с маркой, в котором лежал фальшивый паспорт.
Петра подала десятишиллинговую купюру, он отсчитал семьдесят грошей сдачи. Она педантично сложила мелочь в старый кошелек.
— Письмо будет там завтра утром?
— Точно.
— Совершенно точно?
— Совершенно точно, госпожа. Разве что произойдет крушение поезда.
Я подумал: вот было бы весело, если бы крушение произошло.
— Идемте, Пауль! — Она снова взяла меня под руку, и мы пошли назад, к такси, в котором лежал мой чемодан.
— Теперь, пожалуйста, Зейлерштетте, номер десять, — сказала она шоферу.
Допотопное дребезжащее авто двинулось вниз по Мариахильфер-штрассе к кольцевой дороге.
— А кто живет на Зейлерштетте, номер десять?
Стеклянная перегородка, отделяющая салон от шофера, была закрыта, и он не мог нас слышать. Петра вынула из сумочки мой паспорт, вложила в него лист бумаги и все аккуратно заклеила в конверт. Потом ответила:
— Там находится контора моего адвоката.
— Вашего адвоката?
— Видите ли, Пауль, ответ лежит на поверхности. Вы, а потом и Сибилла попробуете покуситься на мою жизнь. — Она говорила тоном учительницы, растолковывающей тупому ученику теорему Пифагора. — Мне бы не хотелось быть убитой, как господин Тренти. Поэтому я отдам ваш паспорт на сохранение моему адвокату. С этого момента я буду ежедневно заходить к нему в шестнадцать часов. И, если однажды в шестнадцать часов меня не будет, ровно через два часа он вскроет конверт, найдет ваш паспорт и прочтет вложенную в него записку.
— И что в записке?
— Там написано, что это паспорт человека, который меня убил, — ответила Петра Венд и улыбнулась.
8
Снова пошел снег.
Теперь такси проезжало через арку ворот Хофбурга[79] с его огромными кариатидами, поддерживающими балконы над въездами. На гигантских головах и плечах аллегорических женщин лежал снег. Я сказал:
— Каждый день в шестнадцать часов… Следовательно, если я убью вас в семнадцать, у меня будет двадцать три часа форы, чтобы покинуть страну.
— Без паспорта вы из страны не выедете, господин Голланд. А за двадцать три часа вам не раздобыть фальшивку.
— Все правильно, — ответил я. — Вы действительно все рассчитали, Петра.
— О да, Пауль, да.
Дом номер десять на Зейлерштетте был старой массивной постройкой. Мы позвонили, открыл заспанный портье, и мы с Петрой поднялись на второй этаж. Здесь была зарешеченная дверь, за которой находилась контора адвоката. Под табличкой с его именем была щель для почты. В нее Петра и бросила конверт с моим паспортом. Я услышал, как он упал на пол по ту сторону двери, окончательно и бесповоротно.
— Пошли! — Петра быстро повернула назад, уверенная, решительная. По сырым, тускло освещенным лестничным пролетам с древним лифтом, не функционирующим со времен войны, неслась она впереди меня с видом женщины, только что удачно застраховавшей свою жизнь.
«Время, — думал я, еле поспевая за нею, — время. Теперь мне нужно время. Если у меня будет время, мне обязательно придет в голову какой-нибудь выход. Только не наломать дров!» Я был ошеломлен: неужели я мог настолько ошибиться в человеке?!
Мы поехали на Гринцигералле.
Дорогу заметали густые снежные вихри. Потеплело. Вокруг уличных фонарей светились туманные ореолы.
Когда мы вошли в ее мансарду, Петра спросила:
— Сразу пойдете спать или что-нибудь выпьете?
— Петра, я люблю Сибиллу!
— Естественно, вы ее любите, я в этом никогда не сомневалась.
— Пожалуйста, Петра, пожалуйста, скажите, что вам от нас нужно? Я все выполню!
— Я уже вам объяснила, что сообщу о том, чего я от вас хочу, когда Сибилла будет здесь. — Она пожала плечами. — Не создавайте нам всем лишние трудности. Как насчет виски?
— Я не хочу.
— Ну, так отправляйтесь спать.
— А где я должен спать?
— Со мной, конечно. Кровать достаточно широкая.
— Петра, — спросил я. — Вы меня не боитесь?
— Вас я никогда не боялась, Пауль. Думаю, ни одна женщина не испытывает перед вами страха.
Она зевнула и начала через голову стягивать свое зеленое платье.
Я отвернулся.
— Не бойтесь, мне от вас больше ничего не надо. У нас теперь чисто деловые отношения. — Она прошествовала мимо меня в ванную.
Я сел на диван с многочисленными подушками. Тут лежала открытая книга. Я взял ее в руки. Это были стихи Кристиана Моргенштерна[80]. В ванной журчала вода. Я прочел: «Я глуп, ты вовсе недалек, пойдем-ка помирать, дружок!»
Теперь Петра чистила зубы.
Я глуп, ты вовсе недалек, пойдем-ка помирать, дружок!
Петра вернулась в ночной рубашке:
— Ванная свободна.
Она прошла в спальню и сразу легла. Просторная французская кровать. Возле нее на столике стоял телефон. На кровати лежала вторая подушка и еще одно одеяло. Она все предусмотрела, эта добрая Петра.
Я вынул из чемодана пижаму и бритвенный прибор и направился в ванную.
— Не закрывайте дверь! — крикнула она.
— Почему?
— Там есть окно, Пауль.
Ладно, я оставил дверь открытой, разделся, выкупался, сходил в туалет. Петра лежала в постели, курила и наблюдала за мной. Когда я вернулся и лег рядом с ней, она сказала:
— Я тут купила разные иллюстрированные издания. Я подумала, возможно, вы не сможете сразу заснуть.
Она бросила журналы мне на одеяло. Теперь, когда она была умыта, ее лицо без макияжа выглядело моложе. Я ответил:
— Возможно, мне совершенно безразлично, что со мной будет. Возможно, я убью вас, чтобы дать Сибилле шанс.
— Вы этого никогда не сделаете, — возразила Петра. Ее сигарета сгорала в руке, шапка пепла все увеличивалась.
— Это почему же?
— Во-первых, вы для этого слишком трусливы, а во-вторых, вы любите Сибиллу. Вы хотите жить с ней. А если вы меня убьете, этого не будет.
Она взяла журнал и раскрыла его.
— Опять эти бесконечные скандалы вокруг Гогенцоллернов[81], — пробурчала она, качая головой.
Я встал.
— Ну, что еще?
— Где ваше виски?
— Вот видите, я и об этом позаботилась. Все на кухне.
Я обошел кровать, схватил Петру за волосы, рванул к себе и со всей силой ударил по лицу. От второго удара из носа у нее потекла кровь. Кровь стекала по подбородку и капала ей на грудь.
— Только посмейте еще раз, и все будет кончено!
— Извините, — сказал я.
— Принесите из ванной полотенце и сотрите мне кровь!
Я взял полотенце, намочил его и стер ей с лица кровь.
— Теперь с шеи.
Я выполнил ее требование.
— Теперь с груди. Я выполнил.
9
«This is the American Forces Network! AFN Munich now brings you Music at Midnight…»[82] Вступил саксофон. «Glenn Miller and At Last…»[83]
Я выпил полбутылки. Я лежал в постели со стаканом в руках. Ведерко со льдом и бутылка содовой стояли на ковре у кровати. Петра не пила. Она читала публикации с продолжениями в иллюстрированных журналах. Из радиоприемника возле телефона звучала музыка.
«At last my love has come along…»[84]
Потом я заснул. Когда я проснулся, было два часа ночи. Свет горел. Петра все еще читала. Я поднялся, она схватилась за телефонную трубку.
— Спокойно, — сказал я. — По ночам я обычно встаю в туалет.
За ночь я просыпался еще несколько раз. И каждый раз — стоило мне открыть глаза — я встречался взглядом с Петрой. Я спросил: