— Привет, Анисим! — дружелюбно сказал Федька. — Чего искал-то?
Анисим побелел — ей-богу, упал бы без чувств, кабы Митяй его незаметно в бок кулаком не ткнул.
Тут-то его Федька и заприметил. И руку его в портах.
— А-ну, руку-то из кармана вынь! — забеспокоился он, быстро сунув ладонь под подушку, где у него, видно, оружие припрятано было. — Эй, глянь-ка чего у него там! — приказал он своему подручному.
Пацан подскочил было к Митяю.
Счас руки ему в порты запустит, а там меж ног граната засунута! Снаружи-то ее не ущупать, а видно сразу!
— Не бойсь, — прикидывась простачком, беспечно сказал Митяй. — Чесотка у меня там — мочи нет!
И стал отчаянно скрестись ногтями, Анисима локтем толкая.
— Верно говорит, — подтвердил, кивнув, Анисим. — Весь язвами пошел, будто лихоманка у него! Видать, болячку какую подхватил!
Пацаненок-то руку отдернул. Кому охота в чужих портах заразу ловить...
— Да ну?! — удивился Федор. — Тады ладно, пущай себе скребется.
А Митяй и скребся, одного боясь — гранату уронить!
— Ну давай говори, чего у тебя за купец? — милостиво разрешил Федька.
— Так ить не у меня — у него, — кивнул Анисим на родственника. — Его купец-то.
— А ты тады зачем здесь? — подивился Федька.
— А я его привел!
Все-то хотят свое урвать!...
— Верно, есть купец, — сказал Митяй. — Шибко богатый.
— А ты откель знаешь?
— Мой приятель Яшка у него кучером служил, так ить говорит, он мог за вечер десять «катенек» в ресторации пропить-прокутить. А ныне в город Париж собрался и желает себе каменья драгоценные приобресть, те, что подороже.
— А платить чем хочет?
— Известно чем — деньгами. Можно царскими, можно советскими, а можно иностранными — у него любые имеются! А ежели нет, то хоть даже золотом.
— А рази ему самому золото не надобно? — прищурился Федька.
— Видать, нет. И то — зачем оно ему? Ему тяжести через границу ташшить несподручно.
— Верно — золото оно неподъемное, что чугун, — много не унесешь. А камешки, почитай, ничего не весят — их на большущие тыщи набрать можно!
— А ты откель взял, что у меня каменья-то есть? — спросил Федька.
— Так Анисим сказал, — ответил родственник. — А то рази бы я к тебе пришел? Мне ноги попусту бить-колотить ни к чему...
— Ну ладно, раз так, скажи своему купчику — пусть сюда приходит с деньгами, — чуток подумав, сказал Федька.
— Не-а, — он сюда не пойдет, — покачал головой Митяй, — тута вы его пырнете ножичком под ребрышки да все заберете. Они сказали, что сперва желают с вами встретиться.
— Где ж нам встречаться, у него, что ль? — навострил уши Федька.
— Зачем у него? Можно на улице али еще где — где скажешь.
Боязно было Федьке, но уж шибко жирен куш был — можно и денег большущие тыщи по-легкому загрести, и все-то камешки при себе сохранить, опосля купца того ножичком подколов. Как такое упустить?
— Ладно, скажешь ему: пусть завтра на Сухаревку приходит да под башней меня ждет. Придет?
— Отчего ж не прийти — придет.
— А как его узнать-то?
— Узнаешь — он из себя шибко видный...
Купчик точно был знатный, поперек себя необъятный, в собольей до пят шубе, с золотой моноклею в глазу, в руках трость с серебряным набалдашником — по всем статьям, видать, не из бедных.
Минут пяток Федька на него с переулка глазел да еще пять подле крутился, приглядываясь да принюхиваясь. Потом лишь подошел.
Купчик-то его сразу и не приметил!
— Кому тут камешки понадобились? — спросил сквозь зубы Федька, сам по сторонам зыркая.
— А у тебя что есть? — удивился купец, недоверчиво взирая на Федьку, в котором росту было метр с кепкой.
— Не то! — заверил Федька.
— Врешь, поди?... А ну, покажь чего у тебя есть? Али нету ничего?
— А это видал?!
Федька вынул из кармана перстень с бриллиантом, показал, покрутил перед носом купчика, не выпуская из своих рук.
Хорош перстень, ничего сказать! Пожалуй, что тысяч тридцать за него можно выручить, хошь фунтов, хошь долларов американских.
С великим сожалением оторвал купчик взгляд от перстня.
Знать бы, что он при Федьке не один, что другие тоже есть, — теперь же его и можно было сцапать. Но только вряд ли — всего он с собой не принесет, поостережется. Все он принесет лишь в обмен на деньги.
— Ладно, ежели у тебя еще чего имеется — так я все разом и куплю! — сказал купчик. — С превеликим нашим удовольствием! Мне за одним перстеньком ходить не с руки! Мне или все, или уж ничего ненадобно!
Поторговавшись, уговорились встретиться через день в условленном месте — купчик обещал принести деньги, а Федька — камешки...
Там-то Федьку и решили брать!...
Глава 39
Ольга испуганно ойкнула.
Под сводами подвала, отдаваясь гулким эхом, стучали шаги. Их шаги!
Ну вот и все!
Бредущие по подвалу люди глядели недружелюбно, исподлобья.
Ольга испуганно жалась к его ногам.
И лишь Мишель Герхард фон Штольц стоял, гордо расправив плечи, потому что был растянут в две стороны наручниками.
Вот сейчас, через мгновение все и случится! Он сообщит им о колье, потребует лист бумаги и карандаш, и они развяжут ему руки!...
Злодеи подошли.
Подле Мишеля, с интересом глядя на него, остановился Георгий Маркович.
С минуту они играли в детскую игру переглядки и никто — ни тот ни другой — не опустил взгляд!
— Мне кажется, вы что-то хотите мне сказать? — усмехнулся завлаб, которому нельзя было отказать в проницательности. — Или я ошибаюсь?
— Хочу — ответил Мишель Герхард фон Штольц предвкушая, как тот сейчас завертится ужом на раскаленном противне!
— Ну хорошо, если вам так приспичило — говорите, — вздохнул Георгий Маркович.
Миг торжества настал!...
Мишель изобразил презрительную гримасу и открыл было рот, но Георгий Маркович его перебил:
— Если вы хотите рассказать мне про дубликат колье, который будто бы находится у вас, так можете себя не утруждать — мне это ничуть не интересно! Тем паче что вы все равно меня обманете, нарисовав какой-нибудь липовый план несуществующей в природе местности. Да еще надумаете по дороге сбежать...
Мишель не понял... В первое мгновение.
И во второе тоже.
Понял — в третье... С трудом...
Миг торжества и верно настал — но не его!
Откуда он... откуда... знает о колье?! И знает о его плане! Что за чертовщина?!
— Нет уж, увольте! Я, конечно, мог бы в качестве откупного принять ваше колье, но не теперь — после. А теперь меня интересует, что вы там против нас нарыли?...
Но Мишель Герхард фон Штольц завлаба не слушал — ему было не до него! Он пытался понять, где и на чем прокололся. Георгий Маркович все знал — это было очевидно. Будто бы при их разговоре присутствовал...
Ах ты, черт его побери!...
Так ведь так оно и есть! Как же можно было так лопухнуться!
Его подслушивали! Георгий Маркович подслушивал! Как это низко!...
Правда, как он смог?! В подвале никого не было, он сам видел, как все ушли! Он говорил тихо, и его слова заглушала капель с труб, и шум пара, и гул механизмов там, наверху!
И тем не менее...
Микрофон, здесь где-то должен быть микрофон!
Мишель Герхард фон Штольц стал крутить во все стороны головой, разыскивая микрофон. Но кругом были только сочащиеся водой трубы.
Нет, вряд ли, микрофон должен быть не там — здесь, где-то совсем рядом, потому что в таком шуме его голоса издалека не услышать.
Ближе всего к нему была Ольга.
Еще ближе — только он сам.
Уж не на нем ли?...
А почему бы не на нем?
Но тогда где?... На груди?
Он стал, выпучивая глаза, осматривать свою грудь.
Георгий Маркович обеспокоенно косился на него...
"Нет, на груди вряд ли — в грудь меня пинали, — вспомнил Мишель Герхард фон Штольц. — Чего они делать бы не стали из опасения повредить «жучок».
А куда его тогда не пинали?
Мишель Герхард фон Штольц прислушался к своим ощущениям.
Тело болело все — от пяток до макушки. Выходит, его пинали и били везде!
Он вновь закрутил вокруг головой, осматривая себя, чувствуя, как его разбитый подбородок шоркает воротник.
Воротник!... Обычно туда вшивают ампулы с ядом. Но можно и микрофон!
А вот мы сейчас проверим!
Он втянул голову в плечи, прижал подбородок к груди и стал хватать зубами края воротника.
Дегенеративные подручные завлаба глядели на него во все глаза — ты глянь, сам себя жевать начал!
Но Мишель Герхард фон Штольц жевал не себя, а ткань, перетирая ее меж зубов.
Вдруг на его резцы попало что-то плотное и округлое, как виноградная косточка!
Ага — вот он!...
Мишель Герхард фон Штольц оказался прав, как всегда!
К его воротнику с изнанки был приколот микроскопический — размером с рисовое зерно — микрофон, который улавливал и передавал каждое сказанное им слово!
Так вот почему им все известно!
Было!...
— Эй, ты что там делаешь?! — забеспокоился Георгий Маркович.
Но было уже поздно!
Мстительный фон Штольц, с силой сцепив зубы, выкусил «рисинку» микрофона из воротника и, набрав в рот побольше слюны, проглотил! Вместе с куском откушенной ткани.
Откусил и отрыгнул.
— Смотрите, он что-то съел! — закричали, запричитали дегенераты, думая, наверное, что он сейчас забьется в предсмертных конвульсиях.
Но пленник был живехонек и был горд собой!
Хоть так, хоть мелко, но все же он смог им напакостить!
Если они желают измельчить его в порошок, то пусть измельчают и свой микрофон. Или пусть ищут его, копаясь в его внутренностях!
Так им и надо!
Мишель Герхард фон Штольц глядел победителем — уж коли он не смог укусить ненавистного ему врага, то хотя бы описал ему тапочки!
Но Георгий Маркович тоже держался молодцом. Он лишь осуждающе покачал головой.
— Если вы решили разыгрывать юродивого — так у вас ничего из этого не выйдет! — предупредил он. — Тоже мне, самострел!