— Ваше величество изволили звать?
— Читал донесение из Прибалтики?
— Читал, государь. Потрясающие новости.
Фридрих встал и прошёлся по кабинету. Здесь, среди книг и карт, среди произведений искусства, собранных со всего мира, он чувствовал себя не просто императором, а наследником Цезаря и Августа.
— Потрясающие... — повторил он задумчиво. — Знаешь ли ты, Петрус, что меня больше всего поражает в этой истории?
— Что именно, государь?
— Скорость. За три года этот русский выскочка захватил половину Европы. Тевтонцы строили свою державу сорок лет — он разрушил её за месяц. Поляки создавали королевство триста лет — он покорил его за лето.
Канцлер кивнул:
— Донесения говорят, что он пользуется магией, государь. Поднимает города из земли, вызывает огонь с неба...
— Магия, — презрительно фыркнул Фридрих. — Я сам кое-что понимаю в науках. Никакая магия не может заменить хорошей организации, умелой дипломатии, правильной стратегии. А этот Виктор всем этим владеет в совершенстве.
Император подошёл к большой карте, висевшей на стене, и указал на восточные области:
— Смотри. Он не просто завоёвывает — он создаёт. Не разрушает старые порядки, а строит новые. Не угнетает покорённые народы, а делает их своими союзниками. Это гораздо опаснее любой магии.
— Что же нам делать, государь?
Фридрих долго молчал, изучая карту. Его империя была огромной — от Северного моря до Сицилии, от Роны до Одера. Но эта держава русского князя росла с каждым месяцем, словно живой организм.
— Помнишь ли ты, Петрус, что говорили древние о варварах?
— Что они сильны в нападении, но слабы в обороне?
— Именно. Но этот Виктор не варвар. Донесения говорят, что он строит крепости невиданной мощи, создаёт регулярную армию, налаживает торговлю. Он думает не как завоеватель, а как государь.
Канцлер заметил тревогу в голосе императора:
— Быть может, стоит попытаться договориться? Предложить союз, раздел сфер влияния...
— С еретиком? С врагом церкви? — Фридрих покачал головой. — Нет, Петрус. Папа уже объявил крестовый поход. Вся Европа ждёт, что я поведу христианское воинство против этого антихриста.
— Но ведь ваше величество не раз спорили с папой...
— Спорили о власти, не о вере, — жёстко оборвал император. — Иннокентий может быть моим политическим противником, но в главном мы единомышленники. Европа должна оставаться христианской.
Он вернулся к столу и взял другое письмо — от французского короля Людовика IX.
— Французы готовы дать тридцать тысяч воинов. Венгры — двадцать. Чехи — пятнадцать. Если прибавить мои легионы и ополчения германских князей, получится армия в сто тысяч мечей.
— Внушительная сила, — признал канцлер.
— Да. Но достаточная ли? — Фридрих снова подошёл к карте. — Посмотри на его позицию. Он контролирует все переправы через Вислу и Одер. Его крепости стоят на всех важных дорогах. У него есть время для подготовки, а у нас — необходимость торопиться.
Петрус нахмурился:
— Почему торопиться, государь?
— Потому что каждый месяц промедления играет против нас. Пока мы собираем армии, он укрепляет границы. Пока мы спорим о командовании, он привлекает новых союзников. Время работает на него, не на нас.
Император сел за стол и придвинул к себе чистый пергамент:
— Пиши указ. Собираем рейхстаг в Майнце. Все князья, все епископы, все города должны прислать представителей. Будем решать вопрос о крестовом походе.
— Какие аргументы использовать, государь?
Фридрих задумался:
— Первое — религиозные. Этот Виктор покровительствует еретикам, язычникам, иудеям. Он враг истинной веры.
— Второе — политические. Он угрожает границам империи. Сегодня Польша, завтра Чехия, послезавтра Бавария.
— Третье — экономические. Он контролирует балтийскую торговлю, перекрывает путь "из варяг в греки". Наши купцы теряют прибыли.
Канцлер быстро записывал:
— А кого назначить главнокомандующим, государь?
— Меня, — просто ответил Фридрих. — Это слишком важно, чтобы доверять другим.
— Но ведь у вас дела в Сицилии, проблемы с папой...
— Сицилия подождёт. А с папой... — император усмехнулся. — Совместный поход против общего врага может даже улучшить наши отношения.
Петрус отложил перо:
— Позволю себе вопрос, государь. А если этот Виктор действительно так силён, как говорят донесения? Если он и правда владеет сверхъестественными способностями?
Фридрих долго смотрел в огонь камина. Языки пламени плясали, отбрасывая причудливые тени на стены кабинета.
— Знаешь, Петрус, я много думал об этом. И пришёл к выводу: неважно, магия это или наука. Неважно, чародей он или просто гений. Важно одно — он угрожает тому миру, который мы знаем.
— В каком смысле, государь?
— В самом прямом. Веками Европа жила по определённым правилам. Император на западе, папа в Риме, короли в своих землях, народы на своих местах. А этот русский всё переворачивает. У него поляк может стать воеводой, а немец — простым воином. У него католик и православный равны перед законом. Это... это новый мир, Петрус.
Канцлер пытался понять мысль императора:
— И этот новый мир плох?
— Для нас — да, — честно ответил Фридрих. — Для нас, императоров и королей, он смертелен. Потому что в нём власть принадлежит не тому, кто родился на троне, а тому, кто способен править. И это самая страшная угроза из всех возможных.
В кабинете повисла тишина. За окном продолжала выть метель, но здесь, у камина, было тепло и тихо.
— Всё-таки, — сказал наконец Петрус, — может быть, стоит попробовать переговоры? Вдруг он согласится на компромисс?
Фридрих покачал головой:
— Нет, мой друг. С такими людьми не договариваются. Их либо побеждают, либо... — он не закончил фразу.
— Либо что, государь?
— Либо они побеждают тебя. И тогда твой мир исчезает навсегда.
Император встал и подошёл к окну. Метель утихала, сквозь тучи пробивались первые лучи солнца.
— Начинай подготовку, Петрус. Рассылай гонцов, собирай союзников, считай деньги. Будущей весной мы идём на восток. Либо я сломаю эту новую державу, либо она сломает всё, что мы знали и любили.
Канцлер поклонился и направился к двери. На пороге он обернулся:
— Государь, а если мы проиграем?
Фридрих долго смотрел на догорающие угли в камине:
— Тогда, Петрус, наступит другая эпоха. Эпоха, в которой для таких, как мы, не найдётся места.
Когда канцлер удалился, император остался один. Он снова взял донесение о русском князе и перечитал его внимательно. Между строк читалось восхищение разведчика перед противником.
*«...Его держава не похожа ни на что виденное прежде. Здесь нет угнетённых народов, нет голодающих крестьян, нет бунтующих городов. Все работают, все довольны, все готовы сражаться за своего правителя. Это не империя, построенная на страхе, а государство, основанное на справедливости...»*
— Справедливость, — пробормотал Фридрих. — Красивое слово. Но что оно значит для императора?
Он встал и прошёл к зеркалу. Отражение показывало ему немолодого человека с усталыми глазами и седыми висками. Человека, который правил полвека и устал от этого бремени.
— Может быть, Петрус прав, — сказал он своему отражению. — Может быть, стоит попробовать договориться. Два великих правителя, два мудрых человека — неужели не найдут общий язык?
Но тут же покачал головой. Нет, это невозможно. Слишком разные миры они представляют. Мир старый и мир новый не могут сосуществовать. Один из них должен победить.
А за окном наступал новый день, принося новые заботы и новые тревоги. Где-то на востоке русский князь тоже планировал будущее, тоже готовился к войне. И кто знает, чьи планы окажутся лучше?
Фридрих Гогенштауфен, последний великий император Средневековья, делал последнюю ставку в игре за будущее Европы.
***
Лувр в декабре 1240 года дышал роскошью и властью. В королевских покоях пылали огромные камины, на стенах висели фламандские гобелены, а византийские ковры устилали полы. Людовик IX, король Франции, сидел в своём кабинете и внимательно изучал донесения, поступившие с востока.
Молодому королю — ему недавно исполнилось двадцать шесть — не откажешь было в проницательности. За шесть лет правления он сумел укрепить королевскую власть, усмирить мятежных баронов и значительно пополнить казну. Теперь перед ним открывались новые возможности.
— Маттье, — позвал он своего канцлера.
Маттье де Мирепуа, опытный дипломат и финансист, вошёл в кабинет с папкой документов под мышкой. Этот человек знал цену каждого су в королевской казне и каждого рыцаря в королевской армии.
— Ваше величество?
— Прочитал донесения о делах в Польше и Прибалтике?
— Прочитал, государь. Поразительные события.
Людовик встал и подошёл к карте Европы, висевшей на стене. Его пальцы проследили путь от Смоленска до Балтийского моря — путь побед русского князя.
— Поразительные... да. Но что нам с этого? Вот главный вопрос.
Канцлер раскрыл свою папку:
— Если смотреть с точки зрения торговли, государь, то появление этой новой державы может быть даже выгодно нам. Балтийские порты, контроль над северными торговыми путями...
— Продолжай.
— Наши фландрские города уже отправили туда своих представителей. Сукно, вино, ремесленные изделия — всё это пользуется спросом в землях русского князя. А взамен он предлагает меха, янтарь, воск, мёд.
Людовик кивнул, но лицо его оставалось задумчивым:
— С одной стороны — выгода торговая. С другой — вызов императору. А что говорит папа?
— Его святейшество настаивает на крестовом походе. Уже разослал буллы, собирает десятину с церквей...
— И императору это на руку. Фридрих получает моральное оправдание для войны на востоке, отвлекается от дел итальянских, забывает про споры с курией.
Канцлер понимающе улыбнулся:
— Ваше величество видит глубже поверхности.