Трубостроев посмотрел на часы и дал команду прекращать.
Хотя сотрудники органов сработали чисто, Паляницын без труда определил, что в его доме побывали. У него и особые пометки были и волоски в нужных местах подложены и подклеены. Внимание органов Паленицыну не понравилось. Теперь ломать его начнут. Пощупают – носит ли досье при себе. Это они проделают аккуратно.
Вот что, не позвонить ли Трубостреву? Нет, надо выгадывать время. Вдруг и Чичиков появится. Не на год же он уехал. Сказал ненадолго. Ну, неделя-другая. В крайнем случае, месяц. Продержимся.
Но ночью Паляницын решил, что не продержится. За окном было темно, и казалось, что в темноте возле дома уже готовится штурмовая группа, чтобы вломиться и взять его тепленьким.
Паляницын отмел этот бред. Трубостроев в особняки вламываться не станет. Но звонить все равно нужно. Ни недели, ни месяца он, Паляницын, не получит.
Приняв решение, что позвонит прямо с утра, Паляницын пошел спать. Не успел выйти из кабинета, как зазвонил телефон.
«Неужели Трубостроев, минуя фазу физического воздействия?» – подумалось Паленицыну. Но он не угадал.
– Вячеслав Тихонович?
Паляницын узнал этот голос.
– Да, я, Александр Владимирович.
– По-моему, нам нужно поговорить.
– Сейчас? – уточнил Паляницын.
– Да, сейчас. Кое-кто начал ускорять события. Вы понимаете?
«Вот это осведомленность. У него даже органы под наблюдением», – с уважением отметил Паляницын.
– Понимаю.
– Ждите, я пришлю людей и машину.
Паляницын осторожно положил трубку на стол и подумал: «А ведь он со мной на «вы».
Глава 3. «И все завертелось…»
Как только Шкурченков, Кирияджи и Паляницын покинули кабинет Трубостроева, тот, идя навстречу пожеланиям мэра, жестом фокусника достал бутылку коньяка и две рюмки.
– Дополна, дополна, – распоряжался Игнат Матвеевич. – Ну, охнем.
Охнув, мэр твердо глянул на генерала и тихо, но отчетливо произнес:
– Закупленных душ у Чичикова надо забрать.
– Чичиков вне досягаемости. Отбыл. Но есть сведения, что в городе еще много мертвых душ.
– Вот ты смотри, Козьма, – хлопнул себя по коленке мэр, – в городе полно мертвых душ, а в мэрии, блин, ни одной.
– С чего ты взял? – фыркнул Трубостроев. – Они ведь маскируются под людей.
– Дурак ты, Козьма, хоть и генерал-майор. Будь у меня в распоряжении хоть парочка, где был бы в городе такой бардак?
– Логично, логично, – покивал головой Трубостроев. – Так вот, есть список хозяев мертвых душ.
– Ну так давай сюда этот список, – Игнат Матвеевич протянул руку.
– Список еще надо добыть.
– Ну так добудь. И эта… Много народу в курсах дел.
– Твоя правда, Игнат Матвеевич. Совершенно лишние люди.
Трубостроев, конечно, приврал, когда говорил о списке Чичикова как о фактической вещи. Списка могло и не быть. Паляницын мог сочинить список для вящей убедительности, чтобы подвигнуть неуступчивого Свистка к сотрудничеству. Но Трубостроев хорошо знал Паляницына – этот блефовать не любит. Паляницын полагал блеф уделом слабых оперативных работников. Но уж если Паляницын прибегал к нему, то мало никому не казалось. Свисток – не тот объект, на котором Паляницын стал бы отрабатывать высший пилотаж. А выяснить, есть ли список, думается, вполне возможно.
Паляницын распрощался с Кирияджи и Шкурченковым на крыльце учреждения. Распрощался сухо и торопливо. Шкурченков проводил его авто долгим взглядом, затем развернулся и уставился на мемориальную плиту.
– «Погибшие при исполнении»… Гриша, блин. Хреново. Пошли забухаем?
– А куда?
– В «Явор» махнем.
– Я это, – опустил глаза Харлампиевич, – не при деньгах.
– Фигня война, главное – маневры! – хлопнул его по плечу Шкура. – Один раз живем, угощаю. Лезь в тачку, – он нажал брелок сигнализации, машина отозвалась короткой трелью.
– Ты ж пьяный, – заметил Кирияджи, забираясь на переднее сиденье.
– А мы что, гаишников боимся? – флегматично осведомился Валентин Павлович. – Ты бы сейчас согласился протрезветь?
Кирияджи помотал головой. Валик ухмыльнулся и рванул с места.
– Убьешь, – заметил Харлампиевич.
– Не ссы, я и сам боюсь.
Ресторан «Явор» располагался сразу за городской чертой, на границе с лесопосадкой, и был удобен тем, что можно было спокойно, в стороне от любопытных глаз посидеть-отдохнуть. С любимым человеком, скажем. Еще ресторан был удобен тем, что при нем имелась служба развоза по домам перепивших клиентов. Машины же клиентов оставались ждать хозяев на охраняемой парковке. Ресторан был выполнен в дереве: бревенчатые срубы, соломенные навесы на свежем воздухе, фальшивый колодец с «журавлем» и прочая буколика.
Кирияджи и Шкура расположились под навесом: дело шло к вечеру, и жара спадала. Харлампиевич приказал подать бутылку красного голицынского, Валик предпочел водку – столичный «Кристалл». Еще заказали шашлычков и всякой другой закуски. Пока не ушло похмелье, выпивали-закусывали молча. Заказав вторую бутылку голицинского, Харлампиевич решил поговорить:
– Валентин, послушай меня. Вот твои мертвые души… Они, правда, премьерскую подпись могли подделать?
– Не, не могли. Они ее просто делали. Раз – и все. Я специалистам давал, под микроскопом вертели. Рука премьера, и все.
– Как же ты их не боялся?
– Кого? – удивился Шкурченков.
– Их.
– Чего их бояться? Они меня боялись. Слушались хозяйского голоса.
– Так они ж страшные. Могли тебя в зайца превратить. Убить могли.
– Ты мне мозги не суши. У нас в армии в учебке были два таких вот здоровых лба, – Шкурченков показал, каких, – а наш сержант, вот такой шпендрик, – Шкурченков показал, какой это был шпендрик, – строил их как хотел. Они у него и отжимались, и очки драили. Не любил он тех, кто выше его. Что, думаешь, убили они его, в зайца превратили? А, Гриша? Так чего мне было моих подчиненных шугаться? Это я их шугал, чтоб не расслаблялись. Я их так строил… – Шкурченков мечтательно закатил глаза.
– Да уж, – грустно покивал Кирияджи. – А вот мои меня ни в грош не ставили. Представляешь, захожу в камеру, а они в карты режутся и на меня, начальника тюрьмы, ноль внимания. Что хотели, то и вертели… Лапочка, вино сюда неси! Сюда! Давай, Валентин, выпьем. – Харлампиевич хищным движением схватил бутылку и налил себе полный фужер. – Скажи, друг, зачем продал своих Чичикову?
Шкурченков нахмурился, заерзал.
– Околдовал, сука. Обморочил. Гриша, пошли поскачем. Гляди, какие телочки пасутся, – Валик встал и твердым шагом устремился к столику у танцплощадки, где готовые к употреблению пили кока-колу и томно курили две шалавы.
Кирияджи крякнул, отер салфеткой жирные пальцы и поспешил следом.
Подошедший сменить грязные тарелки официант несколько дольше, чем нужно задержался у их столика, но приятели этого не видели – они лихо отплясывали под народный шлягер «Все будет хорошо». Но когда забойная Сердючка сменилась медленным танцем, Шкурченков вместо того, чтобы плотнее познакомиться в движении со своей блондинкой, вдруг сгреб Харлампиевича в охапку и, оттащив в сторонку, лихорадочно зашептал в ухо:
– Гришка, как хочешь думай, а только после сегодняшнего мы не жильцы.
– А что делать? – тупо спросил Кирияджи.
– Валить на хрен.
– А… А давай прямо сейчас?
– А я тебе чего? У меня домик есть в деревне, на тетку записанный. У нее фамилия не моя. Ни одна падла не найдет. Пересидим, пока все укантуется.
– Девочек с собой возьмем, – предложил Кирияджи.
– Не-ет, девочек с собой брать не будем. Пошли, примем на посошок – и в путь.
– А ты вести сможешь?
– Я пять лет шофером на автобазе пахал. Я куда хочешь довезу.
Никогда бы не подумал Кирияджи, что респектабельный бизнесмен Шкура начинал простым шофером. Но думать об этих удивительных вещах было некогда. Приятели вернулись к столику, споро выпили на посошок и укатили.
– Ты зачем меня заложил? – сказал, зевая, Шкурченков и дал газу, разгоняя машину до предельной скорости.
– Так ведь это… – ничуть не смутился Кирияджи. – Лаврентий все равно сдал бы.
– Ну ты дурак! Ты видел, какой он сидел? Глазами хлопал, пуговицами отсвечивал. Ты что, поверил в это фуфло, что он Чичикова разрабатывал? Да он сам у Чичикова, – Шкурченков снова зевнул, – в деле. Понял, урод?
Кирияджи не ответил – он спал, уронив голову на грудь. Вскоре уснул и Шкурченков. «Ауди» сделала три оборота в воздухе, после того как пытавшийся уйти от столкновения «КамАЗ» зацепил ее своим закрылком. Взлетела как птица, врезалась в придорожный тополь и рухнула на землю грудой металлолома.
Петр Петрович Свисток отдыхал. Сожительница отправилась на выходные к родителям в деревню, завхоз же запасся пивом и собирался провести вечер на диване у телевизора. Но только началась любимая телепередача «Окна», в дверь позвонили долгим и требовательным звонком.
– Кого там принесло? – буркнул Свисток. – Пойдем-ка, посмотрим.
За решеткой обнаружились трое неприятно серьезных людей в штатском. Один из них ткнул корочкой между прутьев решетки и скрипучим голосом произнес:
– ФСБ. От генерала Трубостроева.
Несколько мгновений Петр Петрович колебался. Что-то здесь было не так. Настораживало количество посетителей. Как-то чересчур массово они объявились. Но, будучи человеком законопослушным и лояльным к органам, впустил и пригласил на кухню.
– Вы писали? – сухо осведомился «скрипучий» и сунул Свистку чуть ли не в лицо его донос.
– Я, не отказываюсь.
Скрипучий хмыкнул и достал из папки чистый лист бумаги.
– А теперь вы нам напишете где, когда и чего украли у себя в институте.
– Зачем?
– Затем, что дело государственной важности.
– Не буду я писать такое. – Свисток хоть и был лояльным к органам, но не за свой собственный же счет!
– Будешь, – с ласкающей слух твердостью в голосе пообещал второй. – Захочешь жить – будешь.