– Я не понимаю, – тихо произнес завхоз.
– Вам здесь нечего понимать, – отрезал первый.
В разговор вступил третий. Как бы невзначай положил руку на плечо завхозА и сказал «скрипучему»:
– Да ладно, объясни человеку.
– Хорошо. Это необходимо, чтобы вы меньше болтали. Рот на замок, мы обычно подобным заявлениям хода не даем. Не наш профиль. Но если… – «скрипучий» многозначительно замолчал.
– Честное слово?
– Слово офицера, – заверил «скрипучий». – Садитесь и пишите. Про стройматериалы, про деньги на ремонт, про липовые штатные единицы. Да вы сами все знаете.
Свисток вздохнул, подумав, что раз органам и так все известно, так чего тут отнекиваться и сел писать. В конце концов, если и припрут, то всегда можно отказаться, сказать, что били, угрожали… Пока Петр Петрович усердно выводил слова признания, трое со скучающим видом стояли над столом. Видно было, что ситуация нисколько их не тяготит, что, скучая, присутствовать – дело для них настолько рутинное и привычное, что тут и говорить-то нечего.
– Написал, – сообщил завхоз.
– Очень хорошо, Петр Петрович, – сказал «скрипучий». – А теперь допишите, что все это изложено вами в здравом уме и твердой памяти, поставьте дату и подпись.
– Где у вас тут ванная? – осведомился третий. Свисток показал головой на коридор, механически дописывая требуемое.
– Очень хорошо, – «скрипучий» пробежал глазами листок с признаниями завхоза и отложил его на холодильник. «Странно, зачем не в папку?» – успел подумать завхоз. Стоявший за спиной чекист ухватил его за мизинец и в мгновение ока выкрутил руку так, что завхоза кинуло на стол. «Скрипучий» тут же залепил ему рот пластырем, а третий вернулся в кухню с толстой бельевой веревкой, на ходу сооружая из нее петлю. «Скрипучий» пододвинул табурет к люстре, ловко, в два движения оторвал ее, схватился двумя пальцами за крюк и без видимого усилия повисел несколько секунд.
Потом сказал:
– Выдержит. Смотри, синяков не наделай, – добавил он, обращаясь к удерживающему завхоза сотруднику.
– Не учи папу, как детишек делать, – отозвался тот.
В угасающем свете медленных июльских сумерек в опустевшей кухне тихо висело вытянувшееся тело Петра Петровича Свистка. А на кухонном столе белел, постепенно сливаясь с сумраком, исписанный лист бумаги: выданный Свистком самому себе билет в мир иной.
У ворот дома, под забором Паляницына ожидали две машины – бронированный «мерс» и «Джип-чероки». Дверь «Мерседеса» распахнулась.
– Вячеслав Тихонович?
– Я.
– Садитесь.
Кавалькада попетляла в переулках «квартала особняков», пересекла спальный микрорайон и выскочила на кольцевую.
«Неужели в «Дубки?» – мелькнуло в голове у Паляницы. Он почувствовал, что голова у него идет кругом. «Дубками» называлась выстроенная в застойные времена резиденция для высоких гостей города Н. Название она получила от дубовой рощи, которую изрядно поубавила своим появлением в ней. Из высоких гостей, правда, останавливался там только Горбачев, и то один раз. В смутное же время на гостиничный комплекс наложил руку Ибрагимов. Он нарастил на два метра вверх и без того высокий и крепкий забор, оснастив его сторожевыми башнями, мощными прожекторами и охраной с собаками. Теперь это была его постоянная резиденция, куда вход простым смертным и даже высоким гостям города был заказан.
Ехали молча. Вдруг водитель «мерс» хмуро бросил:
– Следом чешет, прилип.
– Вижу, – отозвался его сосед. – Ничего, пускай чешет. Если рыпнутся, Симыч их отрежет.
Паляницын обернулся. За светом фар идущего сзади «джипа» он с трудом разглядел «хвост», колеблющийся свет фар преследователя. Впрочем, тот не пытался приблизиться и обострить ситуацию. Двадцать минут – и они въезжали в высоченные ворота неприступной крепости Ибрагимова.
В ярком свете фонарей Паляницын с жадным любопытством рассматривал территорию: аллеи ухоженного парка, несколько трехэтажных особняков и внушительное, советской постройки, но уже сдобренное поверху башенками и красной металлочерепицей здание бывшей гостиницы «Дубки».
Быстрые, спорые охранники открыли дверцы машины, затем – стеклянные двери «Дубков» и повели Паляницына лестницей наверх. Туда, где на третьем этаже располагался кабинет Хозяина, надежно отгороженный от внешнего мира четырьмя усиленными стенами без окон. Здесь Паляницына приняли другие охранники, так сказать, допущенные к телу, профессионалы советских спецслужб. Их отличало озабоченно-хмурое выражение лица.
Невзирая на поздний ночной час Хозяин был в неизменном горчичного цвета костюме и при галстуке. Принимал Паляницына в кабинете с обшитыми тиком стенами, большими дубовыми столами, окантованными золотом. Один стол почти пуст, только лампа да канцелярский набор, на другом – компьютер. Там, где должны быть окна – шторы. И много света от врезанных в потолок галогенок, отражаемого многочисленными полированными плоскостями и золотыми предметами, начиная от настольной лампы и заканчивая пресс-папье и прочими канцелярскими безделушками.
Хозяин играл в компьютерную игру «Каунтер-страйк». Динамики издавали характерные звуки выстрелов и вскриков. Паляницын в свое время немало сил положил, чтобы отбить у младшего сына охоту к компьютерным игрушкам, главным образом именно к «Каунтер-страйку».
– Присаживайтесь, Вячеслав Тихонович, – не отрывая взгляда от дисплея, пригласил Ибрагимов.
Он остановил виртуальные боевые действия, записался в файле сохранения и только тогда поднял взгляд на гостя. Поинтересовался у сопровождавшего Паляницына от самой машины человека, выглядевшего не как охранник, скорее доверенное лицо – лысого, с выпирающим животом, в дорогом черном костюме от «Версаче». На пальцах сверкали в свете галогенок два перстня с крупными камнями: черным и красным бриллиантами. А на руке красовалась наколка – церковь с двумя маковками.
– Что там?
– Шакалы на хвосте повисли. Увидели, куда рулим и свалили. Мы вовремя клиента забрали.
– Хорошо, Николай, мы поговорим.
Николай кивнул и вышел, плотно прикрыв дверь. Паляницын отчетливо услышал клацанье запора.
Паляницын присел на стул, положив на колени портфолио с досье Чичикова.
– Итак, Вячеслав Тихонович, я помогаю вам уже второй раз, – с любезной улыбкой сообщил Паленицыну Хозяин.
– Премного благодарен, Александр Владимирович, – не моргнув глазом, нимало не дрогнув голосом, ответил полковник.
Последние события окончательно утвердили его в мысли, что ничего дурного с ним случиться не может, что Чичиков из своего далека незримо следит за ним и оберегает.
– Итак, зачем за вами охотится Служба безопасности?
– Вот за этим, – Паляницын постучал пальцем по папке.
– Вы можете мне это показать или это имеет свою цену?
– Нынешняя цена, как видите – моя голова. И раз вы меня уже спасли, то вы свою цену заплатили.
Хозяин глянул с уважением и перестал улыбаться.
– Извольте, – Паляницын положил на стол досье. – Это указанные господином Чичиковым лица, владеющие, не зная того, специфическим товаром.
– Мертвые души, – скорее утвердительно произнес Ибрагимов.
– Они самые.
– Господин Чичиков уполномочил вас давать кому-либо информацию?
«Силен, собака, как такого не уважать, – подумалось Паленицыну. – Откуда он вызнал, что я представляю интересы Чичикова? Впрочем, со временем вычислим».
– Думаю, что господину Чичикову глубоко безразлично, дам я информацию или скрою.
– Вы уверены в этом? Что вы можете рассказать о Чичикове?
– Лучше задавайте конкретные вопросы.
Хозяин едва заметно кивнул, соглашаясь.
– Сколько Чичиков платит за единицу товара?
– До десяти тысяч. Может и больше, так как в финансах ничем не ограничен…
Губы Хозяина тронула мимолетная улыбка.
– …но у него принципы, выработанные, не удивляйтесь, столетиями.
– Я не привык удивляться, – заметил Хозяин и не удержался, чтобы косвенно не похвалиться: – Кто удивляется – теряет нить игры. Он что же, бессмертен?
– Я уверен, что да. Понимаете, Александр Владимирович, смертному мертвые души не то, чтобы ни к чему… как раз напротив, очень помогают. Смертному с мертвыми душами не совладать, когда он решит сознательно управлять ими. Не теми, кто по своей воле пошел к нему в услужение, а теми, кого он выкупил у их хозяина помимо их желания, – вдохновенно сымпровизировал Паляницын. Впрочем, он-то полагал, что сам Чичиков вложил к нему в голову эти соображения, не обязательно сейчас, а тогда, в гостинице.
Хозяин невозмутимо взял со стола четки и принялся с легким стуком перебирать.
– То есть, вы хотите сказать, что если я скуплю все эти мертвые души, мне это ничего не даст.
– Повредит. Мертвые души не церемонятся с незваными хозяевами.
– А если, скажем, перепродать господину Чичикову?
– Перепродать можно лишь согласие их нынешних хозяев, а не их самих, ведь ни я, ни вы не являемся хозяевами. Эта перепродажа не будет иметь силы купчей, которую взял за правило заключать господин Чичиков.
– Купчая что-то дает бывшему хозяину?
– Деньги дает и… – Паляницын снова импровизировал, – защиту от проданных душ, оттого они исчезают бесследно из нашего мира. Не будь купчей, вернулись бы рано или поздно и поквитались с уступившим их Чичикову хозяином.
– Значит, не десять тысяч они стоят. А стоят жизни. Ну, хорошо, предположим. А что шакалам надо?
Паляницын развел руками.
– Зная их гнилое нутро и учитывая информацию, которой они уже владеют, могу предположить, что жаждут использовать сверхспособности хотя бы одной мертвой души в своих целях. В качестве примера возможной пользы могу привести на первый взгляд совершенно абсурдный случай: в день всенародного голосования во всех бюллетенях, опущенных в урны по всей стране, вдруг оказывается помеченным один и тот же кандидат. «Мертвяку» это раз плюнуть, только никто их до сих пор об этом не просил. Самое большое, на что хватило воображения Шкурченкова, – подделывать, точнее, создавать подпись премьера на таможенных льготах.