— Я хочу, — медленно произнес Пармений, — чтобы ты понял наконец, что иметь сыновей — это мудро.
— Я подумаю об этом, — ответил Александр. — Но я помню также и своего отца. Ты хочешь, чтобы я был таким же, как он, Пармений? Мой отец был царем только над мужчинами. Перед женщинами он мог устоять не больше, чем кобель перед сукой, когда у нее течка.
Пармений побледнел, а Александр улыбнулся.
Мериамон вскочила. Она не помнила, как попала сюда. Здесь была смерть, между этими двумя — старым воякой, который служил царям Македонии с детских лет, и молодым царем, не признающим никого.
Тень простерла над ней свои длинные руки «Откройся, — молила она, — откройся перед богом».
— Мой отец был настоящим быком, — сказал Александр, — и это-то его и погубило. Я кое-чему научился, Пармений, у тех, кто старше меня. Я знаю, какой путь ведет к несчастью.
— Царь без наследника — вот истинное несчастье, конец для всех.
— У меня будет наследник, — возразил Александр, — когда я буду готов.
— Ты щенок! Ты никогда не будешь готов!
Стены, стража и щиты закружились перед глазами Мериамон. Ее тень обрела плоть: стройный чернокожий человек с головой шакала, с глазами, горящими зеленовато-желтым огнем. Она ощущала на затылке его горячее дыхание, его руки с когтистыми пальцами лежали на ее плечах.
— Александр! — прозвучал ее голос, звонкий, тренированный голос певицы Амона, и в нем — сила волшебницы и жрицы, дочери Великого Дома Кемет, и в этом голосе прозвучал голос богов: — Александр! Теперь война для тебя кончилась. Не нужно бояться того, чего боишься ты. Ты не такой, как тот, кто царствовал перед тобой.
Все уставились на нее. Их взгляды обжигали тело, но она видела только Александра.
— Александр, — продолжила она, — за то, что тебе не удалось совершить, заплатит твой народ. Можно это поправить или нельзя — решат боги. Но сейчас битва погубит всех вас.
Глаза Александра были широко раскрыты, неподвижны: он видел, кто стоит позади нее. Он не боялся. Его страх расходовался на мелочи.
— Кто ты, госпожа?
— Ты сам назвал меня. Я Мериамон, дочь Нектанебо, певица Амона, кровь Великого Дома Египта.
— Это твой Амон говорит сейчас в тебе? — спросил он, тщательно выговаривая слова, словно перед оракулом.
Вряд ли она была оракулом! Просто тростинка, в которую дует ветер. — Это не мой Амон, Александр. Губы Александра дрогнули.
— И все же он говорит.
— Говорят боги, а я всего лишь их инструмент. Поэтому я и пришла к тебе. Ты послушаешь их?
Он склонил голову. Правдивые слова проникли в самое его сердце.
— Успокойся теперь, — сказала она. — Ты — царь, и твое имя будет жить так долго, сколько будут существовать имена. Но ты должен жить в этом мире, среди этих людей, которых дали тебе боги. И эти люди просят, чтобы ты был мужчиной, и больше чем мужчиной, для блага твоего царства.
— Значит, я должен подчиниться? — вопросил он с нарастающим гневом.
— Это знает твое сердце, — ответила Мериамон. — Послушай его.
Александр глубоко вздохнул. Не так резко и быстро, как раньше. Он перевел взгляд с ее лица на того, кто стоял позади. На мгновение глаза его затуманились — серые, как дождь, серые, как сумерки над холодными камнями. В глазах его больше не было гнева, только удивление и смутное понимание.
— Я заключу перемирие, — сказал он. — Ненадолго. И подумаю над тем, что мне сказали. Этого достаточно?
Пармений, похоже, что-то сказал, но ни Александр, ни Мериамон не услышали его.
— Достаточно для начала, — сказала она. Неожиданно он рассмеялся — легко, свободно и совсем без страха.
— И это все, что я получу от тебя? — Он повернулся. — Ну хорошо, Пармений. Ты слышал, что сказала госпожа. Ты слышал, что сказал я. Я подумаю об этом.
Пармений казался не слишком довольным. Но когда он хотел что-то сказать, его взгляд упал на тень позади Мериамон, и он побледнел.
— Как будет угодно царю, — сказал он и сделал прощальный жест.
5
После того, как Пармений ушел, воцарилось долгое молчание. Друзья царя стояли, как статуи, избегая смотреть и на царя, и на Мериамон.
Тут заговорил Арридай, и в этой тишине его голос прозвучал ошеломляюще громко:
— Мери, кто это? Откуда он взялся?
У Мериамон перехватило дыхание. Она услышала, как ее тень, уже успевшая снова стать почти бесплотной, смеется. Не чувствуя более ее поддерживающих рук, Мериамон рухнула на ковер.
Царь склонился над ней. Принесли вина, и Александр сам поднес чашу к ее губам. На этот раз вино было хорошее. Крепкое, только чуть разбавленное, оно подкрепило Мериамон.
Александр поднял ее. Он был силен и совсем не хрупок: подбористые, гладкие мышцы, как у его маленького черного коня. Александр бережно устроил ее на ложе, хотя она возражала.
— Нет, — сказал он. — Отдохни немного. Я понимаю, чего это тебе стоило.
Мериамон откинулась на ложе. Александр велел уйти всем, кроме Арридая, который встревоженно смотрел на нее.
— Все в порядке, — сказала она ему. — Просто бог покинул меня.
— Ах, — сказал Арридай, — так это был бог. Как его имя?
— Его не следует произносить, — ответила Мериамон.
Такой ответ удовлетворил Арридая. Он неловко похлопал ее по плечу.
— Это очень хороший бог. Он улыбнулся мне.
Мериамон удивилась, ведь лицо Анубиса должно было бы ужаснуть его.
— Арридай, — сказал Александр, и голос его звучал мягко. — Не присядешь ли, пока я поговорю с Мариамне?
Арридай охотно повиновался, усевшись рядом с ней. Его присутствие странным образом успокаивало.
Шум у входа заставил их обернуться. Огромный пес влетел в комнату и бросился к Александру в порыве восторга. Александр засмеялся, обнимая зверя, хотя вид у него был недовольный.
— Перитас! Откуда ты взялся?
Что-то золотисто-коричневое, яростно шипя, стрелой пронеслось мимо мужчин и собаки прямо на колени Мериамон. Оттуда, во всем своем величии, Сехмет издала боевой клич.
— Александр! — У входа появился мальчик, растрепанный и несколько испуганный. — Простите, господин, он вырвался.
— Откуда вырвался? — поинтересовался Александр.
Мальчик проглотил слюну.
— Он был на твоей постели, господин. Спал. А потом появилось это… существо, и Перитас погнался за ним.
Сехмет фыркнула. Мериамон попыталась пригладить вставший дыбом мех, но в ответ кошка показала когти.
— Это кошка, — сказал Александр. — Собаки всегда гоняются за кошками. Разве ты такой глупый, что не мог ее выставить вон?
— О господин! — Мальчик еле удержался, чтобы не надерзить. — Они носились по всему шатру, потом выскочили наружу и снова вернулись. На этот раз Перитас бежал впереди. Это была замечательная погоня, господин!
— Вижу, — сказал царь сухо и приподнял длинные висячие уши, разглядывая морду пса. — Она надавала ему хороших оплеух. Ничего, Аминтас, пусть он останется со мной. Можешь идти.
Мальчик был рад скрыться с глаз долой. Перитас опустился на четыре лапы, радостно сопя, его боевые раны, похоже, ему совсем не досаждали. Александр осмотрел следы баталии и пожал плечами.
— Ему доставалось и похуже.
— Не надо обижать Сехмет, — сказала Мериамон.
Кошка постепенно успокаивалась. Она последний раз презрительно фыркнула на пса и забралась на спинку ложа, раскинувшись там с царственной небрежностью.
Александр придвинул стул поближе, но не сел. Мериамон подумала, что он не любит сидеть долго, он хочет всегда быть на ногах и действовать.
— А теперь, — сказал он, — скажи мне правду: зачем ты пришла сюда?
— Чтобы служить тебе. — Она отвечала то же, что и прежде. Голос ее звучал твердо, и она гордилась этим.
— Как?
— Как прикажешь. Я достаточно разбираюсь в медицине, чтобы быть полезной в твоем лазарете. Я умею… еще кое-что.
— Ты волшебница? Она задумалась.
— Может быть, — сказала она медленно, — по-вашему это так. Я жрица, я могу говорить с богами. Мой отец был великим магом. Но в конце концов это ему мало помогло, разве что он знал, что ему пришел конец.
— Похоже, с магией так бывает всегда, — сказал Александр.
— Да, — согласилась Мериамон. — Магия коварна. Она покидает тебя как раз тогда, когда ты в ней больше всего нуждаешься. Но боги всегда рядом.
— Но они могут промолчать.
— Но они рядом. — Мериамон села, устроившись поудобнее. — Они послали меня к тебе. Они и воля моего отца.
— Я думал, что твой отец умер.
— Он умер. Умер, когда я была еще маленькой.
— Жаль, — сказал Александр. Похоже, ему и правда было грустно.
— Я помню его, — продолжала Мериамон. — Он был уже очень усталым, он знал, что его ожидает, и совсем не боялся. Он говорил, что пройдут годы, и ему найдется преемник, который сможет отомстить за него.
Александр наклонился к ней, напряженно слушая.
— Он видел меня?
— С самого момента зачатия. Александр выпрямился.
— Что я значу для Египта?
— Египет под властью персидского сатрапа. Это тяжкое ярмо. Он жаждет освобождения.
— Ты думаешь, именно я освобожу вас?
Это была настоящая битва, тяжкая и головокружительная, лицом к лицу, сила на силу, и слова летели быстро и резко.
— Разве ты пришел не за тем, чтобы освободить всех от персов?
— Эллины послали меня, чтобы я положил конец долгой войне с Персией. Они ничего не говорили о Египте.
— Египет — часть Персии. Слишком большая часть и слишком неохотно покорившаяся.
— Почему вы ненавидите их?
— А почему их ненавидят эллины?
— Это очень старая вражда, — сказал Александр, — и очень долгая.
— Наша старше, — возразила Мериамон. — Мы были империей, когда ваш народ еще и не ведал никакой Эллады.
— Может быть, вам пришло время отступить перед молодой силой.
— Может быть, — согласилась Мериамон, слегка показав зубки. — Может быть, мы и предпочитаем именно такую силу.
— Почему вы предпочитаете меня? Я могу оказаться не лучше Артаксеркса.