Вероника в письмах к отцу, а иногда и ко мне справлялась о моей жизни и делах. Все, что я должна была выполнять, делалось по возможности быстро и точно. Последнее задание — пакет, который я прошу вас добыть из несгораемого шкафа Артифексова. Теперь, Женя, вы знаете обо мне все.
Наступила тишина. Мы оба молчали. Хотя Анна Александровна внешне была спокойна, я чувствовал, что она взволнована.
— Но почему вы поверили мне? Ведь я всего-навсего жулик, — еле слышно прошептал я.
— Я уже говорила вам об этом. Вы хотите быть с нами?
— С вами? Всю жизнь!
Анна Александровна поняла, конечно, мою горячность, но не подала виду.
— Тогда надо действовать. Медлить нельзя, тем более что документы через день-два будут переданы на яхту «Лукулл».
— Врангелю?
Она кивнула головой и, что-то обдумывая, долго молчала.
— Завтра, — наконец сказала она, — надо завтра. Вы не боитесь?
Я покачал головой.
— Этот несгораемый ящик — пустяк. Открыть его ничего не стоит. Но что я должен взять?
— Там пакет в зеленой обложке, небольшой, похож на дневник. Он невелик, легко спрятать в кармане, перевязан двумя шнурками крест-накрест. Хотите знать, что в пакете?
— Зачем мне это? — равнодушно ответил я.
Она, видимо, осталась довольна моим ответом.
— Что-нибудь еще нужно взять из сейфа?
Анна Александровна резко повернула голову и быстро спросила:
— Деньги? Вы говорите о них?
У меня пересохло в горле от обиды.
— Анна! — горько воскликнул я.
— Простите. Я сказала не подумав…
Мы опять стали такими же «мужем» и «женой», как и раньше. Вели общий, ничего не значащий разговор, были в кафе «Ночная роза», потом долго гуляли и поздно, часов около двух ночи, вернулись в отель.
***
Утром, после завтрака, мы вышли в город. Стамбул уже проснулся. Его улицы заполнили турчанки с полуприкрытыми лицами, попрошайки, дервиши, гадальщицы на картах, греки и турки, шумно игравшие в нарды.
— Анна, на операцию я пойду через час. Где мы встретимся после нее?
— На углу Гран рю де Пера, возле кафе «Токатлиана», есть небольшой кинотеатр. Через час я буду ждать вас в его фойе.
— Если через три часа мы не встретимся на условленном месте, немедленно уезжайте отсюда: если меня схватят, непременно задержат и вас, ведь мы — муж и жена.
— Вы не уверены в успехе?
— Уверен абсолютно, но для неуспеха всегда найдется один-два шанса из ста…
Она кивнула головой.
— Берегите себя… Мне будет тяжело, если…
— Спасибо!
Мы молча пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.
***
Я вошел в здание бывшего русского посольства. Как и вчера, все уголки двора, скамьи у сада, ступени лестницы и подъезд были забиты беженцами. Но сегодня их было еще больше.
Я пробрался через толпу, поднялся в бельэтаж и молча показал свой пропуск офицеру с трехцветной повязкой на рукаве. Усталыми, мутными глазами он пробежал по нему и хрипло сказал:
— Прошу вас.
Видимо, он провел бессонную ночь в борьбе с толпами беженцев, осаждавших вход в главную канцелярию.
В коридоре я увидел мрачного на вид генерала с бородкой и черными усами. Это был Кутепов, один из наиболее влиятельных врангелевских военачальников. Он даже не взглянул в мою сторону. Мимо меня прошел высокий, худощавый офицер, неестественно крививший рот.
— Вы не знаете, генерал Артифексов дома? — обратился он к одному из бесцельно бродивших по коридору людей.
— Кажется, нет, — вяло ответил тот.
— Он только что вместе с генералом Кутеповым спустился по лестнице, — уточнил другой.
Офицер быстро пошел в указанном направлении. Я повернул за ним, понимая, что юнкер-часовой несмотря на мой пропуск, вряд ли пропустит меня в квартиру. Ведь ни Кутепова, ни Артифексова не было дома. Следовало что-то придумать. Я открыл дверь в большую, похожую на залу комнату. Вдруг один за другим раздались три револьверных выстрела. Я увидел, как офицер, разговаривавший с Кутеповым, покачнулся и рухнул на пол.
В противоположную дверь пробежал высокий офицер, только что спрашивавший генерала. У самого выхода Он еще раз выстрелил, но уже в воздух и исчез за дверью.
«Сейчас или никогда! Потом будет поздно», — пронзила меня мысль.
Я бегом бросился к квартире Артифексова. Тот же самый румяномордый глуповатый юнкер стоял на часах, выпученными глазами глядя на меня.
— Скорей на помощь генералу! — крикнул я, толкнув растерявшегося часового в спину. Внизу раздался еще один гулкий выстрел. — Не медлите… Вы же с винтовкой! Я заменю вас!
Юнкер, подхватив винтовку, опрометью бросился по коридору. Мгновенно я вбежал в комнату. Здесь не было никого…
Я захлопнул дверь. В минуту я открыл наборной отмычкой несгораемый ящик. Это не представляло труда даже для самого захудалого взломщика. Слева лежал пакет в зеленой обертке, прошнурованный и опечатанный по краям. Справа — какие-то бумаги, золотые часы, кольца, тугие пачки николаевских денег. Я запер сейф, положил зеленый пакет в карман и спокойно вышел в коридор. Юнкера-часового все не было. Со всех сторон неслись крики. Кто-то громко плакал. Шум нарастал. Надо было уходить.
— Убили… Высокий такой! Капитан, кажется… Он вниз побежал… Во дворе, во дворе ищите! — вразнобой слышались голоса.
Я подошел к кучке военных, поднимавших с полу какого-то полковника.
— Этот негодяй намеревался убить Кутепова… и Артифекcова, — возбужденно сказал один из военных. — Но в суматохе попал в этого ни в чем не повинного старого офицера.
Мне уже нечего было здесь делать, и я поспешил на Грай рю де Пера.
Я нащупал пакет, лежавший в моем кармане, и, подозвав арабаджи[10], поехал на условленное место.
В фойе кинотеатра я сразу же увидел Анну Александровну.
— Все хорошо? — спросила она.
— Да. Пакет у меня в кармане. Мне помог неожиданный случай. — И я рассказал ей о драматической истории, происшедшей в посольстве.
— Женя, пойдемте сейчас в Галату, где нужно кое-что купить, — неожиданно предложила она.
— Пожалуйста, — Сказал я, отлично понимая, что ей сейчас не до покупок.
В Галате к нам подошел отлично одетый человек в желтых очках.
— Познакомьтесь! Это мой муж, барон Думитреску, а это господин Джанелли, — по-французски сказала Анна Александровна.
Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать в господине Джанелли того самого артиллерийского офицера, с которым я познакомился на квартире Анны Александровны в Крыму.
Мы погуляли по набережной, зашли в синема «Оттоман», посмотрели веселую и глупую комедию с Монти Бенксом. Во время сеанса я передал «господину Джанелли» зеленый сверток. Он крепко пожал мне в темноте руку. Когда сеанс окончился, его уже не было с нами, Анна Александровна взяла меня под руку, и мы вышли из синема.
— Поедем домой, — сказала Анна Александровна. — Я не брала своего чемодана. Зачем это делать… Я уничтожила два-три письма, записку — и только. Ведь если бы вы, не дай бог, попались, я просто не вернулась бы домой.
Я кивнул головой, и мы тихо пошли по берегу. Десятки лодочников — каюкчи — бросились нам навстречу. Их лодки, желтые, малиновые, красные, разноцветные, с флажками на носу, мерно покачивались на воде. Лодочники обступили нас, шумно зазывая каждый в свою лодку, по-гречески, турецки, на ломаном французском языке расхваливая свой «корабль».
— Покатаемся, Женя, — предложила Анна Александровна.
Черноглазый турок в выцветшей феске сильными взмахами весел вывел свою лодку далеко от берега. Стамбул пылал в переливах радужных огней, в сверкании мечетей и дворцов. Шумы города стихали с каждым ударом весел. Зеленая вода плескалась за бортом. От воды пахло водорослями. Катера, баркасы, каюки, моторки, шаланды, пароходы, яхты — все это двигалось, качалось, плыло по Босфору.
Анна Александровна молча сидела возле меня.
Я достал из кармана «рак», три отмычки с движущимися бородками, маленькую ручную дрель с нитроглицериновой прокладкой. Турок-лодочник сидел спиной к нам, усердно греб, что-то напевая себе под нос.
Анна Александровна смотрела на меня. Я опустил за борт все мои инструменты. Последним пошел на дно знаменитый «рак», сделанный в Брюсселе покойным Лебланом… Потом я посмотрел на нее и улыбнулся.
Мы молча дошли до отеля. По этому молчанию, по задумчивому лицу Анны, по взглядам, которые она искоса бросала на меня, я понимал, что она все время думает обо мне. У самого подъезда она взяла меня под руку:
— Пройдем чуточку дальше… Посидим в сквере.
Мы сели на одинокую скамейку в боковой пустынной аллее.
— Женя, что вы думаете делать дальше? — спросила она.
— Все, что надо вам, Анна.
— Что надо нам, вы сделали, и за это огромное спасибо. Вы даже и не подозреваете, какое это большое дело… — она остановилась, — для родины, для народа и…
— И для вас, Анна. Не будь вас, я…
— Зачем вы так, Женя!..
Она крепко, по-дружески пожала мне руку.
— Я завтра уезжаю, — вдруг сказала она.
Я отодвинулся от нее.
— А… я?
— Решайте сами, Женя… Вы знаете, куда я еду?
— Знаю. В Россию. В Советскую Россию.
— Как я счастлива, что наконец еду на родину! Ведь я почти два года не видела ни мужа, ни дочки!
— Какой дочки?
— Моей, — ответила Анна.
По-видимому, лицо мое было настолько растерянным и глупым, что она тихо, с сожалением сказала:
— Это моя вина, Женя, что я не говорила вам об этом раньше… Не было необходимости. А теперь…
Мы молча сидели рядом.
— Да, я замужем почти пять лет. У меня дочка. Муж мой моряк-балтиец. Я должна была рассказать вам об этом раньше…
Опять наступило молчание.
— А вы знаете, что было в этом пакете? — спросила Анца.
— Нет. Я не интересовался содержимым. Вы просили достать пакет. Я это сделал.
— Вы сделали очень большое для нас дело, Женя, и об этом уже сообщено в Москву. Знайте, что ваша помощь нами никогда не будет забыта. Когда бы вы ни захотели вернуться в Россию, теперь или позже…