Консул и остальные поднялись. Прием был окончен. Консул, прощаясь, сказал:
— Я очень уважаю доблестную Донскую армию и всех ее офицеров. Прошу передать привет полковнику Икаеву.
Вместе с молчащими спутниками он направился к выходу.
***
Войсковой старшина Икаев начал следствие на следующий же день. К одиннадцати часам утра он вызвал на допрос свидетелей — Апостолаки и настоятеля греческой церкви. Священник пришел один. Несмотря на розыски подручного, его в. этот день нигде не нашли, не нашли его и позже. К вечеру выяснилось, что дальновидный Апостолаки через два часа после беседы с градоначальником бежал на Кубань, где у него были родные. Опрошенный Икаевым священник был крайне молчалив. Он сразу же отказался от своих предварительных показаний, заявив, что никого не видел и никакого кавказца к Касфикису не вводил. Говоря это, он со страхом посмотрел на высокого, смуглого, черноусого офицера в черкеске, очень напоминающего ему… Настоятель даже вздрогнул, когда Икаев поглядел пристально на него.
Вернувшись домой, настоятель долго мыл руки каким-то особенным душистым мылом, потом покрестился на иконы и прошел к консулу. Сев рядом, они долго о чем-то шептались, покачивая головами.
— А что сделаешь? Ничего! — разводя руками, сказал консул и горестно поник головой.
Ночью он написал обстоятельный доклад в Грецию о загадочной смерти и ограблении купца Касфикиса.
Через день следствие было закончено. Выяснилось, что убийцей был некий грек Апостолаки, компаньон убитого, сбежавший неизвестно куда.
Вызванный вторично в комендатуру градоначальника, настоятель греческой церкви подтвердил это заключение, зажвив следователю, что он и сам подозревал в убийстве Касфикиса скрывшегося от следствия Апостолаки.
***
— Что это, батенька мой, такое? Греки какие-то исчезают, ценности у них грабят на большие тысячи валютой, а я ничего не знаю, — подчеркивая последние слова, подозрительно спросил Греков, глядя на курившего Икаева.
— Да… что-то такое было, — спокойно сказал Икаев. — Только здесь много неточностей, уважаемый Митрофан Петрович. Во-первых, ценности — грошовые, во-вторых, валюты не «на большие тысячи», а скорее на считанные сотни. И, наконец, третье — у я приготовил по этому поводу вам доклад, вот он, пожалуйста, — вынимая из кармана бешмета большой пакет с сургучной печатью, сказал Икаев.
— На сколько страниц? — кладя его в стол, спросил Греков.
— На сотню с лишним, и все на чистой английской бумаге, — пуская колечко дыма, сказал Икаев.
Греков удовлетворенно мотнул головой, вздохнул и тихо сказал:
— А все же, дорогой Казбулат Мисостович, если поступать так, как в полках есаулы, насчет безгрешных доходов, вроде там лошадок, овса и всего прочего, — не вернее ли будет, а, как вы думаете?
Икаев с усмешкой посмотрел на него и пренебрежительно сказал:
— Кустарное дело, а не работа, это же холодные сапожники, а не умные люди. На овсе да на подметках далеко не уедешь.
— Зато спокойнее, — многозначительно сказал градоначальник. — Во-первых, здесь не казачья сотня, а целый город, и какой город — Ростов, а во-вторых, все-таки — войсковой круг, всякие там либералы Агеевы и прочая сволочь. Кругом народ… Пойдут слухи, «сплетни, брехня. Дойдет и до атамана.
Он развел руками, прошелся по комнате и наставительно сказал:
— Бросьте это, дорогой мой. Оглянитесь кругом, ведь золото буквально под ногами валяется. И можно… без пролития крови.
Икаев поднял голову, следя за ним.
— Первое — игорные дома. Их и сейчас немало, разведем их больше… Ведь это же неисчерпаемый клад. Дальше. На днях неделя помощи бойцам на фронте. Понимаете? Затем день раненого и больного донского воина… Опять деньги… А обыски, а облавы… Ведь у этих чертовых спекулянтов больше денег, чем во всей донской войсковой казне. А вы… за кинжал — да в пузо! Изобретательность, фантазию надо иметь, дорогой Казбулат Мисостович. Кстати, что это у вас, новинка? — спросил Греков, видя, как Икаев достал из кармана золотой, с матовым отливом портсигар.
— Да. Купил недавно, — небрежно ответил Икаев.
Греков осмотрел брильянтовый вензель на крышке, пощупал крупный сверкающий алмаз и, возвращая портсигар, тихо сказал:
— А еще не найдется?
Икаев вместо ответа извлек из кармана второй такой же портсигар и протянул его засмеявшемуся от удовольствия градоначальнику.
***
Игорные дома в Ростове были разбросаны повсюду — и на окраинах, и в Нахичевани, и около вокзала, но наиболее фешенебельные казино находились в самом центре города — на Садовой улице, Таганрогской площади и в Казанском переулке. Здесь шла самая крупная игра. Помимо общего зала и рулетки, тут были еще так называемые «золотые столы» — особые комнаты, где играли только на золото и устойчивую иностранную валюту. На эти столы не допускались николаевские, керенские, донские и прочие обесцененные бумажные деньги. Тут звенело золото, шелестели доллары и фунты. Молодые и старые мужчины и женщины, военные и штатские с вечера и до утра заполняли игорные дома Ростова. Вокруг столов шныряли жулики, аферисты, шпики, карманники, проститутки. У стен сидели или прохаживались молчаливые люди. Это были скупщики, которым проигравшиеся игроки тут же за треть цены, скорее за бесценок, спускали золотые и серебряные вещи, кольца, брелоки, часы и портсигары. Зажав в дрожащей руке скомканные кредитки, игроки спешили к столам, в неверной, обманчивой надежде отыграться. Молчаливые господа не брезгали ничем, они брали и дамские серебряные ридикюли, и меховые палантины, и боа. Был еще один вид купли-продажи, который происходил тайком, наспех, в дальних комнатах клуба, именуемых «отдельными кабинетами». Но о них знали лишь лакеи, туда и оттуда сопровождавшие спешивших смущенных дам, да сами молчаливые господа, совершавшие за гроши свои «покупки».
***
Семнадцатого октября в газетах Ростова появился приказ, подписанный градоначальником:
«Азартная игра приобрела размеры недопустимые. Вновь поступают жалобы со всех сторон. Играют все. Тяжело до боли — играют офицеры!
Господа офицеры! В такое время играть в карты! Ай-яй-яй — вот все, что могу сказать по адресу таких офицеров. А теперь — клубы. Клубы давали мне обещание вести игру правильно, а ведут сплошь и рядом грабительски. Знаю хорошо психологию игрока, так как сам играл немало. Единственная мера, которая может немного помочь, — это на время прекратить игру. Мера тяжелая для клубов, но грабительским клубам поделом, а солидные не осудят. Когда выигранные деньги привыкнут к карману, а проигрыш потеряет свою остроту, игра мельчает.
Итак, господа понты и банкометы, подсчитайте ваши выигрыши и проигрыши и немного успокойтесь. С 13 часов сего 17 октября какая бы то ни было азартная игра в карты, лото, кости, бильярды, рулетки и т. п. воспрещается в ростовском и нахичеванском на Дону градоначальстве. Всякие ходатайства о разрешении азартной игры мною не будут приниматься, пока не будет собрано для раненых и больных 50 тысяч пар белья (кальсон и рубах), 3 тысячи простынь, 10 тысяч полотенец, 25 тысяч пар носков, 100 тысяч аршин марли и 200 пудов гигроскопической ваты. Когда все это будет сделано, приступим к переговорам о разрешении азарта. Если же до моего разрешения где-либо будет обнаружена азартная игра, то будет туда послан вооруженный отряд, все деньги игроков будут конфискованы. Игроки, хозяева, швейцары, прислуга будут арестованы и судимы военно-полевым судом при градоначальстве. Предупреждаю, суд будет скорый и строгий. Пожаловаться не успеете!.. Председателем военно-полевого суда назначаю войскового старшину Икаева.
Правда, он не юрист, но дело понимает!»
***
После джентльменской беседы Икаева с антрепренером в уборную артистки Раевской ежевечерне «неизвестным лицом» посылалась большая корзина цветов и фрукты с бутылкой шампанского. Когда была занята в спектакле Раевская, в ложе градоначальника, хотя бы всего на несколько минут, обязательно появлялся войсковой старшина Икаев. Щегольски одетый, бритый, надушенный, в белоснежном бешмете и черной черкеске, сверкая серебром оружия, он пользовался успехом у женщин.
Раевской он тоже нравился. Хотя Икаев по-прежнему не был знаком с ней, но артистка отлично знала, кто посылал ей цветы и корзины с фруктами и вином. Слишком затянувшаяся игра наскучила ей.
— Да когда же он осмелеет? — несколько раз недовольно справлялась она у Кузнецова. — Говорят, безумно храбрый, отчаянный человек, а я что-то этого не вижу. Вы так и передайте ему это, Сергей Андронович.
— Что вы, что вы, матушка, — замахал на нее антрепренер, — да ведь это же, — он оглянулся, — сущий бандит. Рожа одна чего стоит! Вечером в переулке встретишь — сам кошелек отдашь. Абрек, разбойник!
— Не-ет, — перебила его Раевская, — лицо у него ничего, и глаза, и усы, и осанка.
— На тебе, — возмутился Кузнецов, — «осанка»! Ведь он лее грабитель с большой дороги, иол-Ростова ограбил. Все купцы от него стонут. А что он с обывателями делает, а со мной, наконец… — Голос его сорвался. — Ведь это же денной грабеж. Я мучаюсь, я страдаю, я капитал в дело вкладываю, а ему ни за что ни про что каждый вечер вынь да положь пятнадцать процентов. Что это такое, дорогая Марина Владимировна, а? По-вашему — «осанка», а по-моему — разбой.
— Все мы грабители, Сергей Андронович, и вы сами не меньший разбойник… да только у вас руки коротки. А дай вам его силу и его возможности, так вы не только что пол-Ростова, а всю Донскую область оберете.
— Что? Это что еще за речи?.. Вы с ума сошли! Да вы знаете, что я… — вскипел Кузнецов.
— Молчи, шут гороховый, а то как бы я с тобой сама чего не сделала! — с нескрываемым презрением сказала Раевская и взяла со стола телефонную трубку. — Алло! Центральная? Барышня, соедините меня, пожалуйста, с квартирой полковника Икаева… Благодарю вас.
Кузнецов застыл около нее с открытым ртом и выпученными глазами.