Материнская любовь…
Слепая любовь матери к своему ребенку…
Любовь, которая способна спасти и погубить…
Увы, для меня это было не пустым звуком. Ибо тот, против кого собирали войско, был моим сыном. Правда, я не принимал никакого участия в его жизни, но у него была мать. Мать, которая сейчас…
Я понял, что мне надо срочно увидеться с женой. Вот прямо сейчас. И это важнее любых королей и королев, ибо смерть равно приходит к каждому.
- Я вас понял, господарыня Ханна. И постараюсь что-нибудь сделать…
- Что-нибудь?
- Что-нибудь, - повторил я. – Но сейчас позвольте мне проститься. Дела не терпят отлагательств.
- Это какие же дела? – она чуть не вцепилась мне в рукав рясы. – Какие дела могут быть важнее, чем…
- Чем безопасность государства? Вы правы, никакие. И личные в том числе.
Она задохнулась при этих словах, и я поспешил ретироваться. Мне необходимо было побыть одному.
Так уж выходило, что уединеннее всего я себя чувствовал в монастыре. Монахи и инквизиторы предпочитали не лезть не в свои дела – мало ли, кто скрывает какие тайны? Никто не интересовался тем, кто куда пошел, что делает и где проводит свободное время. Как никто не прислушивался к тому, чьи крики доносятся из подвалов и чьи тела выносят из них под покровом ночи. По сути дела, монахи и инквизиторы общались друг с другом лишь во время богослужений или в трапезной. В остальное время предпочитали друг друга не замечать. Даже отец-настоятель – и то не особенно влиял на жизнь монастыря. И, может быть, именно благодаря этому равнодушию к чужим тайнам я и смирился со статусом инквизитора. Переступаешь порог обители – и словно окунаешься в омут безразличия. Никто не остановит, не спросит, куда и зачем идешь. Никому не интересно, о чем ты думаешь и чем занят. Нужна помощь – попроси, но и только. Самостоятельно никто набиваться в помощники и друзья не станет.
Исключение лишь одно – статус отца-настоятеля. Как-никак, от пра Михаря в последние несколько лет зависела жизнь всех нас. И, заняв его место, я тоже должен был как-то инквизиторами управлять.
Помнится, когда-то я мечтал, чтобы стать самым главным и отомстить Ордену тем, что распущу его. Пусть знают! Но реальность внесла свои коррективы в мои планы. Я задумался над тем, какую роль могут сыграть инквизиторы в надвигающейся катастрофе.
Было известно, что в помощниках у…кхм… Яго и его господина есть несколько некромантов. Среди них как минимум двое – из разоренного Гнезна. Именно благодаря их предательству городом так легко удалось завладеть. Не будь предательства, примени Краш и Серафина Гнезненские свои таланты в борьбе против орд мертвяков, осады бы удалось избежать. Ну, или жертв было бы значительно меньше, и город стоял, как стоял. И юный Вайвор Мас был наверняка жив. А сейчас я даже не знаю, как смотреть Анджелину в глаза при встрече. Он и так тяжело переживал раннюю смерть жены. А потерять еще и первенца…
Ладно, сантименты потом. Сейчас главное – некроманты-отступники. На них надо бросить лучших инквизиторов, отобрав из числа тех, кто обладает хоть малой, но толикой сверхъестественных сил. Если мы сумеем их нейтрализовать, наши противники потеряют преимущество.
Надо же! «Наши противники»! Как я ловко все придумал. Не сказал: «Мой сын!» Не подумал: «Принц-изгой!» - а просто: «Противники!» И по делу, и совесть чиста.
Сын… Мой сын от богини. Полубог, как ни крути. Он вырос вдали от меня, я ничего о нем не знаю. Мальчишка может меня не послушать и правильно сделает. Кто я ему? Человек, поучаствовавший в его зачатии. И все. Что он от меня получил, кроме дара жизни? Ничего! Ни божественных сил, ни удачливости…
Я прошел в храм. Сейчас тут было тихо и пусто – утреннее служение уже завершилось, вечернее еще не наступило. Даже послушники – и те не суетились, прибирая и подметая. Я бы один наедине с богами.
С богиней.
Смерть, как и положено, стояла по левую руку от изваяния Свентовида, задвинутая в нишу. Она всегда изображалась слева и чаще всего оставалась в полумраке. Мол, она здесь, но мы предпочитаем о ней не думать и не вспоминать в повседневной жизни. Но она была. И к ней, как правило, на четырехликом изваянии четырехликого божества был обращен лик Ратегаста, бога войны. Война и смерть – одно. Не зря боги послали именно Ратегаста, когда надо было остановить Смерть и избавить мир от ее порождения.
Вот именно, что «избавить»! Убить, уничтожить… а ведь это был грудной младенец. Правда, сейчас он вырос…
Я тихо опустился на колени перед изваянием Смерти, дотронулся рукой до кончика ее сандалии под одеянием. Надо было что-то сказать, но слова не шли на ум. Что я могу сказать матери, чей сын готов потопить мир в крови? Тем более что это был и мой сын… Могу ли я вообще тут принимать чью-то сторону? Не должно ли мне вообще уйти?
- Я не знаю, что делать, - прошептал вслух. – Я разрываюсь на части. Твой сын… он ведь и мой сын… Он идет по земле. Он пока еще только начинает свой путь, но этот путь уже усеян трупами и полит кровью. Анджелин Мас… он мой названный брат. Его первенец Вайвор… я помню его мальчишкой. Он приезжал сюда, на снем, я видел его и говорил с ним… а теперь его нет. Как нет многих и многих… и погибнут еще люди. Погибнет весь мир… Сейчас он еще в начале пути, но куда его заведет тропа из крови и смерти? Не к концу ли времен?
{ К концу… }
Я вздрогнул. Тихий шепот раздался рядом. Холодом повеяло на затылок. Пришлось стиснуть кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не обернуться. А так хотелось…
- Ты хочешь сказать, что наш сын… погубит этот мир?
{В гибели одного таится рождение другого. Этот мир… нуждается в переменах. Они только начались… }
- Душа Вайвора…где?
{Там, где ей и положено быть. Хочешь на нее взглянуть? }
Я хотел. Очень хотел, но что-то мешало ответить согласием. Может быть, странная интонация, промелькнувшая в голосе моей жены?
{ Не хочешь?}
Я промолчал. Мне, как некроманту, нет хода на вересковые пустоши. Я могу прийти туда в гости, чтобы вывести на свет чью-то душу, как когда-то вывел душу Анджелина Маса. Я могу заметить краем глаза холмистую равнину, полого спускающуюся к морю, когда провожаю очередную душу на пустоши. Но большего мне не дано.
{ Боишься… А ведь я могла бы сделать так, что тебе откроется путь…}
Искушение было велико, но я лишь покачал головой. Это был мой выбор.
{ Это твой выбор, -} эхом прошелестело за спиной. – {Но странный…}
- Я некромант. Забыла? У меня с тобой… особые отношения… Я – твой супруг…И отец твоего ребенка.
{Да. Отец. И когда наш сын накопит достаточно сил, чтобы сразиться с богами, ему будет нужен помощник здесь, на земле. В мире смертных людей.}
- Помощник?
{ Тот, кто будет править этим миром. Наместник нового бога…}
- Наместник…Я?
Две прохладные руки коснулись моих плеч. Почему-то от этого прикосновения меня передернуло.
{А что тебя удивляет? Вы будете править вместе. Как отец и сын… Он – тем миром, ты – этим. Я даже разрешу тебе взять смертную женщину, чтобы ты здесь после себя оставил своего смертного потомка… потом, когда все закончится. }
- Мой сын будет… богом?
{ НАШ сын, }- послышался довольный смешок.
- А… как же остальные боги?
Холодные пальцы внезапно с такой силой вцепились мне в плечи, что я задохнулся от крика и в глазах потемнело.
{ Сын мой…}
Пахнуло горячим ветром. Стены собора содрогнулись, как будто земля, на которой он стоял, была живым существом, и это существо дернулось от внезапного болезненного тычка. Где-то закричали люди. Странно. Крики были… необычные.
{ Сын!}
В женском голосе слышалась тревога. Он обернулся. Там, снаружи…
Снаружи догорал город. Последних защитников еще добивали, и некроманты спешили создать из них новых воинов. Но сейчас они побросали все дела, ожидая приближения чего-то, от чего стонала и дрожала земля, словно огромный разбуженный со сна зверь.
На западе вставало… зарево? Может быть и так. Во всяком случае, там что-то такое происходило. Сам воздух там менялся, дрожа, собираясь в складки. Стало трудно дышать. Он невольно схватился за грудь.
Грохот. Треск. Пространство раскололось. Выпустило темный силуэт.
Всадник.
Черный всадник на черном коне, закованный в черный доспех так, что не было видно лица. От него веяло силой…
Смерть зашипела. Она возникла рядом, за правым плечом, гневная и прекрасная. Те, кто оказался ближе всех, попадали на колени. Вихрем взлетели и закружились в воздухе серые мотыльки и тощие растрепанные птицы, похожие на воробьев с чересчур длинными лапками и шеями. Пронзительные крики пронзили воздух. От них заломило виски и зубы. Он сам невольно застонал и перевел дух лишь когда Смерть нервно отмахнулась ладонью, разгоняя их, как мошкару. Они стаей взвились, закружились над ее головой, сворачиваясь в пепельно-пылевой вихрь.
Всадник – он казался огромным, раза в два выше человеческого роста – осадил коня.
{ Сестра…
Брат…
Что ты делаешь, сестра?
То, что должна.
Ты нарушаешь равновесие…
Оно нарушено уже давно. Я лишь восстанавливаю то, что было когда-то.
Это невозможно. Равновесие недостижимо с тех пор, как появилась жизнь.
Я знаю. }
Новый взмах рукой. Новые мотыльки и длинношеие птички закружились в воздухе, присоединяясь к тем, что уже летали вокруг.
{ Ты совершаешь ошибку.
Как и ты… поставщик невинных душ.
Я исполнял волю старших.
Я старше тебя. И властью старшей приказываю – уйди.
Нет. Есть те, кто могут приказать тебе. Я говорю их устами.
Ты? Мой брат?
Глашатай богов. }
И тогда Смерть рассмеялась. Жутко было слышать ее смех. От него пришел в движение, казалось, весь мир. Ее почувствовали не только живые существа – остатки строений по краям площади стали ветшать и разрушаться на глазах, словно дома, заборы, колодцы были сделаны из сухого песка. Упало, превращаясь в скелеты, несколько лошадей. Упряжь на них истлела еще быстрее, чем плоть исчезла с костей.