{Ты… -} она покачала головой. – {Кто бы мог подумать… старшие прислали… мальчишку! Ты разве не знал, что отрокам не дают слова там, где речь ведут мужи?
Старшие послали меня, -} повторил всадник. – {Чтобы напомнить тебе о Законе…
И ты напомнил. А теперь убирайся прочь, пока я не передумала.
Не уберусь, -} конь под черным всадником танцевал, переступая широкими, как тазы для умывания, копытами. – {Пока ты не подчинишься Закону Мироздания…
А иначе…}
Збигнев стоял, как зачарованный, с трудом понимая, что происходит. Мир вокруг исчезал на глазах. Ближние строения уже рассыпались в пыль и песок. Ветер поднимал клубы пыли и пепла, нес их все дальше, раскручиваясь по спирали и там, где он пролетал, там тоже все превращалось в пыль и песок. Далеким эхом слышались крики людей, предсмертное ржание лошадей. Взвыла какая-то собака, ей отозвался хор голосов, в которых звучала злость и тоска. «Кладбищенские гули, - мелькнула мысль. – Только они…» За пеленой пыли, пепла и дыма – хотя откуда тут огонь? – почти ничего нельзя было разглядеть. Да он и не смотрел по сторонам. Смерть и черный всадник были центром его мироздания.
{Иначе я буду вынужден обратиться к Закону… и покарать тебя! –} черный всадник вскинул руку. Что-то блеснул в его кулаке. Весы?
{Закон… Закон един для всех. И я тоже знаю его… Как знаю то, что ты мне не брат! }
Она взмахнула рукой – и черного коня смело вместе с всадником.
Збигнев оторопел. Он не ожидал такого.
Пространство содрогнулось. Крики достигли высоты, сделались визгливыми и тонкими – и опали. Наступившая тишина была такой полной, что он невольно кашлянул, чтобы проверить – не оглох ли. Нет, звук был, но… какой-то странный. Словно мир изменился.
{Вот и все, -} Смерть смотрела на него из-под вдовьего покрывала. Поблескивали глаза на вытянутом лице, темные красивые губы все норовили сложиться в улыбку. – {Они думали, что это так просто… Послали мальчишку… }
- Кто, - он кашлянул снова, чтобы совладать с голосом, - кто это был?
{Этот-то? Прове-Ушастый. Прове-справедливый… мелкий божок, на которого так часто не обращают внимания, что даже сами боги решили пожертвовать им без зазрения совести. }
- Он… погиб?
{ Тебя это волнует? }
- Да.
{Забудь. }
- Но… если это бог… то…
{ Забудь. Исчезнет один бог – придет другой. }
- Какой?
{Ты… }
Она протянула руку ладонью верх. Шевельнула пальцами, словно ощупывая что-то невидимое, и на ее руку легли весы. Самые обычные весы, какими пользуются менялы на базаре. Смерть слегка встряхнула ими, прислушиваясь к перезвону цепочек, и протянула вещицу Збигневу:
{Держи. Теперь это твое! }
Итак, это случилось.
Я стоял над тем, что еще недавно был статуей Прове-справедливого. Бог порядка и закона… исчез. Его изваяние разрушилось буквально на глазах служителей, превратившись в обломки старого трухлявого дерева. И теперь жрецы Прове бесцельно топтались вокруг. Кто-то сидел на ступеньках, кто-то бродил по храму, кто-то вовсе покинул его.
Я чувствовал – в мире что-то меняется. Люди пока этого не чувствовали, но придет время, и они поймут, что закона больше нет. Многие, правда, по привычке долго еще будут стараться жить по обычаям и законам, но все больше и больше народа с каждым днем начнет от этого отходить. Повиновение властям, подчинение приказам, следование традициям и законам – это все падет первым. Вслед за ним настанет черед общечеловеческих ценностей – уважение к чужой жизни, имуществу, чести… Люди забудут само слово «безопасность». Воцарится не просто анархия – мир может скатиться в дикость. Люди уподобятся животным… хотя, у животных тоже есть законы – например, у волков самец никогда не нападет на самку…Но что в этом хорошего, если это будет единственный закон, который останется у нас? А ведь такое может произойти буквально при жизни одного поколения. Уже нынешние дети вырастут в условиях, когда правит всем закон кулака. А их дети, наши внуки, могут совсем забыть слово «закон». И цивилизация сгорит в огне всеобщей ненависти. А идущие сюда орды мертвецов только ускорят процесс.
- Дорогая?
Смерть не отозвалась. Я больше не чувствовал присутствия супруги. И это меня тоже тревожило.
Повернулся к выходу, окинул взглядом внутренность капища. Поймал взгляд одного из жрецов:
- Тут надо все прибрать.
- А зачем? – вздохнул он. – Пусть остается, как есть…
- Почему?
- Не вижу смысла.
Ссутулившись, он заковылял прочь. На пороге слегка толкнул коленом своего собрата, который давно уже сидел там, уставившись пустым взглядом в небо. Сидевший вздрогнул. Проходивший мимо даже не извинился.
Неужели, началось?
Если так, то нужно как можно скорее это остановить. Кто знает, что сейчас происходит возле других храмов, посвященных Прове Ушастому? И что произойдет в ближайшие несколько часов, дней, седмиц?
Я должен был что-то сделать. Остановить начинающееся разрушение мира, пока не стало слишком поздно. Но как это сделать?
Ответ пришел сам собой. Власть. Надо взять власть в свои руки, пока еще не все поняли, что закона больше нет. Заставить людей подчиняться. Заставить думать, что все идет своим порядком. Чем дольше мы будем сопротивляться, тем лучше.
Первым моим порывом было спешить в монастырь, но я отказался от этой идеи. Есть еще королева. Лучше, если я буду рядом с нею. Августа всего лишь женщина. Не так давно она пала жертвой своей женской слабости, отдавшись Яго Беркане, и кто знает, как она поведет себя в нынешней ситуации.
На мое счастье, еще оставалась дисциплина и привычка, и мне удалось разжиться у храма Прове верховой лошадью, а на Собачьих воротах стоял знакомый стражник, который беспрепятственно пропустил меня внутрь.
- Слово и дело к ее величеству королеве Августе! – крикнул я, спешившись у крыльца.
Подействовало. Все-таки, повторяю, привычка многое значит. Должно пройти несколько дней или пара седмиц прежде, чем до слуг дойдет, что приказы можно не исполнять.
Королева была в своих покоях. Она зябко куталась в меховую накидку, уставившись в огонь. Рядом сгрудились фрейлины. Когда я ворвался в залу, ее величеству как раз докладывал что-то кастелян замка. На его лице застыло выражение обеспокоенности, и у меня упало сердце – неужели я ошибся в своих расчетах и разрушение уже началось? Он осекся на полуслове, заметив ворвавшегося меня.
- Что случилось? Пра? – королева выпрямилась. – Что-то срочное?
- Да, ваше величество. Я попрошу оставить нас наедине.
Фрейлины помедлили, не спеша покидать свои посты. А кастелян ушел сам, чуть ли не хлопнув дверью. Я прошел на середину залы и активировал защитный полог.
- Что происходит, пра? – королева выпрямилась.
- Пока не произошло, но может произойти в любой момент. Однако я вынужден…
- Пощадить мои чувства? Я королева, а не маленькая девочка. Говорите мне все.
В двух словах я рассказал ей, что случилось в главном храме столицы.
К чести королевы, он выслушала меня, не дрогнув.
- И чем это нам может грозить, пра Груви?
- Люди перестанут исполнять законы, повиноваться и считаться с чужим мнением. Многие утратят совесть… не сразу, на это может уйти от нескольких седмиц до полугода.
- Так скоро, - лицо королевы дрогнуло. Она невольным жестом коснулась своего живота, выдавая главную заботу.
- Скоро. Если ничего не предпринимать.
- Да, знаю, - она выпрямилась. – Войска готовятся. Они могут выступить уже на следующей седмице… если нам удастся найти того, кто поведет их к победе.
Она замолчала, отвернувшись. Я знал, о чем, вернее, о ком думает ее величество. О Яго Беркане, талантливом полководце, который успел выиграть для короны несколько сражений на юге… а теперь продал свой талант той темной силе, которая надвигалась на мир. О Яго Беркане, который был по крови так же достоин королевской короны, как и она сама. О том, кто мог бы – в случае, если вернется с победой – получить не только руку и сердце королевы, но и трон в придачу.
И о том, кто, кажется, собирался завоевать трон для себя, раз не получилось взойти на него законным путем. Кто может противостоять ему?
- Вы разрешите дать вам совет, ваше величество? – сказал я.
Королева подняла на меня взгляд.
- Пошлите срочного гонца в Большие Звездуны. Граф Анджелин Мас – вот тот, кто вам нужен.
- Граф Анджелин Мас? – повторила она, словно пробуя это имя на вкус. – Вы всерьез советуете мне призвать этого человека?
- Да, ваше величество. Его старший сын Вайвор был градоправителем Гнезно и погиб несколько седмиц назад при осаде…
- Да-да, теперь понимаю. Но… вы ручаетесь за него? Поймите меня правильно, пра Груви, сейчас такое время, что…
- Да, ручаюсь. Граф Мас – мой друг с молодых лет. Я знаю его достаточно хорошо. Он уже воевал в прошлом году под началом Яго Берканы и немного знает этого полководца. Его приемы, привычки и… все остальное. Сейчас он скорбит по сыну. И, думаю, если дать ему шанс расквитаться с его убийцами на поле боя, с радостью поведет войска в битву. Для него победить или умереть, сражаясь – будет делом чести.
- «Умереть»? – встрепенулась королева. – Вы сказали «умереть», пра? Неужели вы допускаете…
«Да, - хотелось мне ответить, - я допускаю все!» Но по понятным причинам вслух ничего подобного произносить не стал, а вместо этого поспешил уверить Августу в том, что победа при таких условиях просто неминуема. А что до «победить или умереть» - так это просто фигура речи, словесный оборот, так сказать.
Королева мне поверила.
- Что ж, будем надеяться на лучшее, - сказала она. – Тем более что моя мачеха весьма озабочена тем, что я отправляю на войну ее сына. Она боится, что принца там убьют. В своем материнском ослеплении она не желает видеть того, что я точно так же могу лишиться брата… а у нас с Мирабеллой не так много родственников.