е.
После часа быстрой ходьбы, когда стало совсем темно, они вернулись на базу. Там их ждал Бруно Шмелинг собственной персоной. Он уже очень волновался и, сгорая от нетерпения, сообщил, что готовит торжественный ужин в честь вдовы адмирала и вообще старой доброй Германии. Однако к его изумлению почтенная фрау отвергла приглашение, сославшись на тяжесть и боль в голове и потребность отдохнуть — ведь ей предстоит нелегкий обратный путь. Шмелинг покраснел и расстроился. Он придавал этому ужину, который приготовил своими руками, очень большое значение и потому попытался уговорить ее, но безуспешно — отказ был категорическим.
Целую ночь она не могла заснуть, сначала из-за шагов внука перед запертой дверью, а потом из-за предчувствия, что она никогда не увидит больше родную Германию, поскольку погибнет в пути.
С этим чувством, не покидавшим ее до рассвета, она выпила кофе, принесенный ей в комнату Эгоном, который тоже не сомкнул глаз всю ночь, а сейчас что-то говорил ей, не ожидая ответа. Она уже и хотела бы заговорить с ним, но не могла найти подходящих слов.
В семь часов утра Эгон посадил ее в маленький самолет, который тут же взлетел, взяв курс на Афины. Возле острова Фарос его заметили два английских истребителя, совершавших патрульный полет. Маленький беззащитный немецкий самолет был для них легкой добычей, и они устремились за ним. Пилот крикнул госпоже Заухон, которая, в отличие от него, не имела парашюта: "Я очень сожалею, фрау, но надо готовиться к худшему!" Она ответила: "Я это делаю уже семьдесят пять лет" — и поразилась, увидев вдруг в иллюминаторе юное лицо английского пилота. За секунду до того, как застрочил его пулемет, ей показалось, что он очень похож на Эгона.
ДИАЛОГ ТРЕТИЙИерусалим, 1918
Лейтенант Айвор Стивен Гурвиц родился в Манчестере в 1896 году. Его отец, Иосиф Гурвиц, выходец из России, был привезен в Англию в четырнадцать лет; впоследствии успешно занимался торговлей текстилем. Мать, Дина, в девичестве Элиас, родилась в Манчестере в еврейской семье, иммигрировавшей в Англию из Алжира в начале девятнадцатого столетия. Айвор учился сперва в обычной школе, но потом родители, учитывая его незаурядные успехи в учебе, перевели мальчика в престижный интернат в Дербишире, неподалеку от Манчестера. В 1913 году он поступил в Королевский колледж в Кембридже, записавшись на два курса: права и английской литературы. Год спустя, когда надо было выбирать что-то одно, после долгих колебаний и семейных советов он решил сосредоточить свои усилия на юриспруденции.
Когда в августе 1914 года началась первая мировая война, Айвор еще не попал под призыв. Но в середине второго курса он прошел медкомиссию и был взят на учет. В начале третьего года обучения его призвали в армию. Курс молодого бойца Айвор прошел на юге Англии, а затем его полк был отправлен на фронт во Францию.
Айвор, среднего роста, полноватый, в очках, безуспешно пытался добиться, чтобы его перевели в штаб на какую-нибудь административную должность. В апреле 1916 года его полк был брошен на передовую в районе деревень Домпьер и Мерикур. Там Айвор пробыл девять недель, участвовал в тяжелых боях, дважды чудом спасся от смерти. В конце июня по собственной просьбе был послан на учебную базу, созданную на скорую руку в Нормандии для ускоренной подготовки офицеров — необходимо было срочно пополнить их поредевшие ряды. Тем временем его полк, понесший тяжелый урон, был переведен в тыл для восстановления сил и переформирования.
В начале сентября Айвор вернулся в полк, который располагался в районе Компьеня к северу от Парижа, но там для него не нашлось подходящей офицерской должности. Он был отправлен в штаб, где его назначили связным с французской армией, в основном по вопросам дисциплины и порядка. Он сразу понял, что в исполнении этих обязанностей ему крайне поможет знание французского и со свойственным ему прилежанием засел за учебники. Айвор очень хотел закрепиться на этом посту, стать незаменимым, чтобы его не отправили обратно на фронт, о котором он не мог вспоминать без содрогания. Но несмотря на его стремление проявить себя в качестве прекрасного штабиста, было ясно, что в ходе переформирования полка для отправки обратно в окопы Вердена
Айвору придется оставить облюбованный пост и взять на себя командование ротой.
Однако 24 ноября 1916 года он случайно встретил профессора Эрвина Шапиро, у которого изучал право в Кембридже. Теперь тот получил звание майора и был назначен начальником прокуратуры Тридцать седьмой дивизии. Эта прокуратура срочно нуждалась в пополнении из-за увеличения числа случаев нарушения дисциплины со стороны военнослужащих на исходе двух лет бесплодных боев. Айвору удалось убедить профессора-майора Шапиро, что он будет ему очень ценным помощником, а тому, в свою очередь, удалось добиться перевода новоиспеченного офицера в военную полицию. В декабре 1916 года бригада была дислоцирована на линии фронта и даже штаб, расположившийся в Лилле, находился в радиусе действия немецкой артиллерии. К февралю 1917 года в верховном командовании произошли существенные перемены, и, после того, как в конце марта генерал Мари потерпел поражение при попытке занять Газу, во главе Пятьдесят второй дивизии, сражавшейся на Ближнем Востоке, был поставлен сэр Эдмунд Алленби по прозвищу Бык. Алленби взял с собой и офицеров штаба, чтобы как можно лучше подготовить дивизию к военным действиям против Турции.
В марте 1917 года Айвор Гурвиц покинул Европу, причем сделал это с нескрываемой радостью, и в рядах армии Алленби отбыл в Египет, который произвел на него самое благоприятное впечатление. С этих пор, состоя при военной прокуратуре, он неотлучно следовал за штабом Алленби во всех его частых перемещениях. В конце октября того же года армия Алленби пересекла границу Палестины. В январе 1918 года, спустя месяц после вступления англичан в Иерусалим, младший лейтенант Гурвиц был повышен в чине — он получил звание лейтенанта.
Полковник Майкл Вудхауз родился в Уэльсе в 1877 году. Его отец, сэр Эшли, был депутатом парламента от тори и помощником министра юстиции в правительстве Гладстона. Майкла отдали в военное училище в Сассексе. В армии он с 1896 года. Вудхауз служил на Дальнем Востоке, в Индии, на Малайских островах и на Цейлоне, благополучно поднимаясь по служебной лестнице. В 1914 году, дослужившись до чина майора, он прибыл в числе первых английских офицеров во Францию. Его батальон одним из первых вступил в бой с немцами. Вудхауз участвовал в боях на Марне в сентябре 1915 года и на Сомме. Получив звание подполковника, он был прикомандирован к штабу Третьего батальона. В бою попал в плен, но сразу же бежал и вернулся в строй, однако в конце июня 1916 года был тяжело ранен в окопах Вердена — ему по локоть оторвало правую руку, повредило глаза. Три месяца Вудхауз пролежал в замке Шинансо на берегу Луары, где располагался госпиталь.
В начале 1917 года, выписавшись из больницы, получив звание полковника и награду за отвагу, Вудхауз отказался вернуться в Англию и добился, чтобы его оставили на военной службе. Он начал работать в штабе, однако все чаще и чаще вступал в пререкания с начальством, испытывал приступы меланхолии и много пил. В конце концов он сам попросил одного из генералов армии Алленби, чтобы его перевели на восток. Его просьба была исполнена. В сентябре 1917 года он прибыл в Каир и получил назначение в штаб военной полиции. Вскоре ему предложили пост председателя трибунала. Хотя у полковника Вудхауза не было никакого юридического образования, новая должность ему очень понравилась.
Реплики полковника Вудхауза в приведенном ниже диалоге опущены.
— Лейтенант Айвор Стивен Гурвиц из военной прокуратуры Пятьдесят второй дивизии. Благодарю вас, сэр, за то, что вы уделили мне время. Я очень хотел встретиться с вами, чтобы обсудить…
— Гурвиц, господин полковник. Первая буква «эйч». Конечно, английский подданный. Я родился в Манчестере, сэр.
— В 1896 году, сэр.
— Да, сэр. Мой отец, сэр, к сожалению не удостоился чести родиться в Соединенном Королевстве, но он прибыл туда в раннем возрасте. В то время как моя мать…
— Из России, сэр, но совсем-совсем ребенком. Погода действительно очень пасмурная…
— Мы тоже были удивлены: кто мог подумать, что здесь такая зима. Ведь у нас, англичан, принято представлять Иерусалим как город, где всегда солнечно, по крайней мере я всегда так думал. Но вот уже несколько месяцев, с тех пор, как мы вступили сюда, идет проливной дождь, и старожилы клянутся, что такой зимы в этом столетии здесь еще не бывало. Но даже в те дни, когда с утра небо кажется беспросветным, скажем, как сегодня, все же на минуту-другую обязательно проглянет солнце. Это все-таки не Глазго и не Лидс, где, если уж зарядит ливень, то на весь день.
— Даже сегодня, сэр, можно надеяться…
— Нет, регулярных и достоверных прогнозов Погоды пока еще здесь у нас нет, сэр. Воздушные шары Королевской метеорологической службы, висящие над Каиром, не и состоянии охватить Палестину. Но барометр, прибитый у входа во французское консульство, дает нам хоть и скромный, но надежный прогноз на несколько часов. Перед тем, как явиться к вам, сэр, я весьма основательно ознакомился с его показаниями и счастлив сообщить, что к полудню есть надежда на прояснение.
— Гурвиц, сэр.
— Да, сэр, именно так. Первая буква «эйч». Я надеюсь, что вы смогли выспаться ночью…
— О…
— О…
— О, я очень сожалею, сэр, а ведь эта гостиница считается лучшей в Иерусалиме. Сам сэр Эдмунд останавливался здесь, и, насколько я помню, ни у кого из окружавших его офицеров не было особых нареканий. Я крайне огорчен.
— Да, сэр, это мне известно. Повара действительно еще не освоили блюда английской кухни, слышал я и про то, что во всем Иерусалиме нельзя достать нормального бекона. Супруга губернатора тоже жаловалась на это нашему бригадному генералу. В то же время до меня дошли слухи, что именно в этой гостинице повар научился готовить отменную овсянку в лучших английских традициях. Стоит попробовать, сэр.