й ему запас прочности?.. Нет, все-таки крюк. Дирк упал на землю – неловко, не успел сгруппироваться, – откатился в сторону, подальше от тяжело ступающих лап. Он свободен, а это главное. Правда, теперь он безоружен – привычный уже заточенный костыль пришлось выпустить, чтобы освободить ногу.
Но даже безоружный «Висельник» способен постоять за себя.
«Француз» грузно шагнул вперед, не собираясь уступать своим мертвым товарищам аппетитную добычу. Дирк всадил в него обломок крюка, который сжимал в кулаке. Удар пришелся в скулу, не причинив вреда. Кусок ржавого металла застрял огромной занозой, на которую «француз» не обратил внимания. «Полуликий» и «Очкастый» уже наседали сзади, глухо ворча. Ширина траншеи не позволяла им двигаться вместе, а присутствие Дирка гнало вперед. Мертвецы не отступаются от своей добычи.
Дирк попытался бежать, но правая нога внезапно подвела, стала мертвой и неподвижной в бедре. Неподатливой, как деревянный протез. Должно быть, он повредил сустав, пока боролся с «Полуликим». В обычной ситуации – ерунда, не стоящая внимания. У Брюннера есть комплект инструментов для вправления суставов, была бы цела кость…
Но сейчас ситуация была совсем не обычной. Дирк попытался шагать левой, волоча за собой правую, но тщетность этой попытки была очевидна. Ему не уйти. Не в этот раз.
Значит, оставалось только повернуться лицом к преследователям и встретить последнюю милость Госпожи, глядя в мертвые глаза. В этом нет ничего сложного. Он представлял себе это множество раз. Как и любой «Висельник». Просто шагнуть навстречу, выпрямившись во весь рост, ощутить на своем лице приближающуюся тень и услышать шепот Госпожи в тот миг, когда она накроет сознание тяжелым бархатным полотном. Дирк усмехнулся и встал в подобие боксерской стойки, подняв вверх кулаки.
Может, некоторые и умирают безропотно.
Но в роте «Веселые Висельники» таких парней нет.
– Железо и тлен! – крикнул он, делая шаг навстречу драуграм.
– Унтер! – рявкнул кто-то за его спиной. – А ну, в сторону!
Наверняка это был не голос Госпожи – слишком властный и в то же время полный злого веселья. Особенного, доступного только мертвецам. Тем, кто познал смерть и вернулся с ее багровых полей в мир живых, чтобы передавать этот дар другим.
Дирк отшатнулся к стене, едва разминувшись с бросившимся вперед «французом».
Вовремя.
За его спиной что-то оглушительно кашлянуло, точно там, среди узких ходов и перекрытий, ожил проведший много веков в земле дракон. И жар его дыхания опалил Дирку правую щеку и ухо. Это было очень горячее дыхание. Оно ударило драугра-«француза» в грудь и лицо, на какое-то мгновение обратившись бесформенным облаком из пороховых газов и плоти. Рассеялось оно почти мгновенно, но драугр не пытался сделать еще шаг. Головы у него не было, из широкой груди, обтянутой изорванной форменной тканью, поднимался обрубок шеи с выделяющимися позвонками и куском затылочной кости. Ничего остального не было. Мертвое обезглавленное тело вытянулось, словно пытаясь принять стойку «смирно» перед лицом Госпожи, и рухнуло вниз с отвратительным хлюпаньем, как камень падает в густую грязь.
– Сюда! – крикнул тот же голос. – Да быстрее же, дубина! Или хотите, чтобы эти падальщики оценили вас на вкус?
– Нарушаете субординацию, майор, – выдохнул Дирк. – Совершенно… непростительно.
– И что? Посадите меня на гауптвахту? – Судя по голосу, Мертвый Майор ухмылялся. Дирк не стал оборачиваться, чтобы проверить это – «Полуликий» и «Очкастый» уже топтали неуклюжими лапами тело своего приятеля, пытаясь продвинуться вперед. От Дирка их отделяла едва ли пара метров. – Шеффер!
Шеффер оказался рядом удивительно быстро. Прикрыл Дирка грудью, хоть сам был куда субтильнее и меньше своего командира, деловито, не изменившись в лице, вскинул свою «трещотку»… Автоматический «Бергман» разразился короткими лающими очередями, ствол окутался острым оранжевым венчиком.
Шедший первым «Очкастый» даже не остановился, несмотря на то что его торс буквально вскипел, ткань на нем надувалась и лопалась маленькими аккуратными дырами, в стороны полетели лохмотья и что-то еще, влажное и багрово-серое. С сухим звуком, как старые диванные пружины, лопнули ребра. Повисла перебитая, держащаяся на сухожилиях, рука. Несколько пуль угодили в подбородок, почти начисто оторвав его. С едва слышимым звоном слетели и пропали очки в тонкой оправе, державшиеся на драугре каким-то чудом все это время.
Без очков он уже не выглядел жутким и бесстрастным. Он выглядел просто мертвым телом, которое было поднято неведомой силой, безжизненным и лишенным собственной воли, как висящий на вешалке костюм. В этом теле больше не было желаний или чувств. А спустя несколько секунд в нем стало еще меньше содержимого – пистолет-пулемет Шеффера выплюнул в лицо драугру свинцовую очередь, размолов его и превратив в руины. Тело «Очкастого» врезалось в стену и покатилось вниз, цепляясь остатками пальцев за доски.
Чьи-то сильные руки подхватили Дирка, помогли ему подняться.
– Крамер цел? – спросил он в первую очередь.
– Живой, – кивнул Мертвый Майор, разглядывая искромсанных драугров. – До нашего отделения добрался. Повезло парню. Нынче опасно одному в траншеях.
– Что Тоттлебен?
– Быстро сообразил. Поднял отделение по тревоге, приказал двигаться в сторону Клейна. Вместе держаться проще. Мертвечина со всех сторон лезет. Злая мертвечина, голодная… Тут как раз ваш лейтенант пожаловал. Ну мы с Шеффером и решили вас вытащить. Многие вызвались, но Тоттлебен сказал, что сейчас каждая рука на счету. Нас двоих послал.
– Правильно сказал.
Шеффер перезаряжал свою «трещотку», такой же собранный и молчаливый, как обычно. Наверное, он до сих пор чувствовал свою вину за то, что позволил господину унтер-офицеру идти ночью в клуб одному.
– Что с двести четырнадцатым?
– Не знаем пока. Кричат… Наверное, жарко там. Да и у нас не холодно.
– Потери?
– Петерсон из четвертого отделения. Драугры прижали возле штаба, оторвали ногу… Он схватил гранату… Кого еще Госпожа забрала, неизвестно, связи между отделениями почти нет. Иногда прорываемся поверху, но там сейчас сложно – французы долбить взялись. Знают небось, какой ад у нас здесь творится.
– Почему нет штальзаргов?
– Спросите у Тоттлебена, – огрызнулся Мертвый Майор, которого даже нашествие покойников с того света не научило уважать командира. – Кажется, Кейзерлинг отвел своих болванчиков, чтобы изолировать крупные траншеи. Дьявол, не знаю… Но штальзарги бы сейчас пригодились. Это работа как раз для них.
– Клейн?
– Остался на своих позициях. Мы слышим его пулеметы… Слышали четверть часа назад. Скорее всего, держится.
– А отделение Мерца?
– Там Карл-Йохан. Наверное, тоже попытаются пробиться к Клейну.
– Да поможет им Госпожа… Одолжите-ка мне ваше ружье, майор. У вас найдется что-нибудь из оружия?
– Еще бы. Мне хватит палицы и гранат. Эти кадавры никогда не видели хорошей рукопашной, унтер. Держите патронташ. Значит, поведете нас на прогулку?
Обрез ружья был тяжелым, но тяжесть эта была правильная – нагружающая руки ровно на столько граммов, чтобы побежавший по давно мертвым венам горячий ручей уверенности показался подобием кровотока.
– На прогулку, – сказал Дирк, забрасывая патронташ на плечо. – В эту ночь мертвецы веселятся под луной. Не худо бы и нам немного развлечься.
Взрыв. Взрыв. Еще два взрыва одновременно. Не оглохнуть бы здесь… Брюннер, конечно, недаром занимает должность интенданта, но чинить порванные барабанные перепонки он не умеет. А с глухого мертвеца много ли проку?..
Дирк дернул за висящее на нити фарфоровое кольцо и метнул еще одну гранату. Серый конус кувыркнулся по высокой дуге несколько раз и упал где-то за поворотом траншеи. Взрыв. Солнце еще не встало, но свинцовое свечение неба было достаточно сильно, чтобы разглядеть брызнувшие вверх влажные ошметки. Шеффер с готовностью вложил ему в руку еще гранату.
– Сколько осталось? – спросил Дирк.
– Восемь, – деловито доложил Фриш. – Немного.
Не требовалось обладать встроенным в голову арифмометром вроде того, что был у Тоттлебена, чтобы понять – действительно немного.
– Меньше чем по две на брата, – прикинул Мертвый Майор. – Зажмут нас. Риттер! Не спи!
– Иди к черту. – Пулеметчик хмуро взглянул исподлобья. – Сотня патронов осталась. И плевать они хотели на пулемет… Чем потом воевать буду? Прикладом?
– Это уж твоя забота, Риттер.
– Все, – Дирк переломил ружье, выбросил пустые гильзы, снарядил, рефлекторно отметив, как ужасающе быстро пустеет патронташ, – слушать меня. Гранаты беречь. Ясно? Оставлять до последнего. Истратим гранаты – все.
Риттер сплюнул в сторону. Плевок получился злой, короткий. Но прекрасно заменил все слова. Из траншеи вновь донесся тяжелый перекатывающийся звук многих ног. Есть звуки, которые, кажется, плывут над землей. Этот был другой. Он перекатывался, как тяжелая стальная борона, глушил все прочие звуки, врывался в уши и вибрировал внутри черепа, сотрясая его, как накрытие тяжелых фугасов сотрясает неглубокий блиндаж.
Стрелял Риттер аккуратно, с осторожностью скупца, расстающегося с монетами. Большой пользы от этой стрельбы не было. Тяжелые пули легко дырявили наступающих драугров, почти не встречая сопротивления разлагающихся тканей и хрупких костей. Иногда они прошивали сразу по пять-шесть тел подряд. Но драугры почти не обращали на это внимания. Изредка удачный выстрел вышибал кому-то мозги – и драугр падал на месте, как марионетка с перерезанными нитями. Остальные шагали дальше, вминая его останки в землю. Вся траншея была покрыта отвратительным ковром серо-алого цвета, но даже он не мог заглушить неровный тяжелый топот десятков ног.
– Боже, Боже, Боже… – Тощий Фриш непослушными пальцами загонял в обойму винтовочные патроны. – Думал, нет хуже судьбы, чем мертвецом стать. А вот есть… Чтоб мертвецы еще и растерзали. Боже, Боже…