– Стой! Повавувта… Я вэ… Гкхх-х-х… Ме… Кхх-х-х… Не надо. Я никому…
Дирк заглянул ему в лицо и увидел, как глаза делаются белесыми от ужаса и понимания. Что видел этот человек в последнюю минуту? Окровавленного мертвеца, вперившего в него немигающий взгляд, или тень Госпожи, чей холод обжег изнутри кости?.. Дирк разорвал его пополам, на две неравные части, упавшие рядом друг с другом деталями причудливой головоломки.
Надо найти Крамера. В сером мире, окружающем Дирка, только это имело значение.
И он нашел его.
Крамер лежал на прежнем месте, свернувшись и уткнув лицо в землю. Заляпанной кровью рукой Дирк осторожно, чтобы не причинить лишней боли, приподнял его голову, одновременно пытаясь нащупать пульс на яремной вене. Липкая лужа, в которой лежал лейтенант, не только выглядела свинцовой, она и на ощупь казалась тонким слоем расплавленного, еще теплого металла.
– Держитесь, – прошептал лейтенанту Дирк, переворачивая его. Еще секунду назад он не помнил слов человеческого языка, но они сами пришли к нему, свившись в цепочку, которая должна была иметь какой-то смысл. – Рана не такая и серьезная. У нас бы такую даже не заметили. Брюннер называет такие царапинами. Сейчас оттащу вас в госпиталь. Настоящий, для людей, где не сшивают сапожной дратвой. Смотрите, и кровотечение остановилось.
Лейтенант Крамер не отвечал, он привалился лицом к руке Дирка – то ли был слишком слаб, то ли потерял сознание. Слишком много вылилось из него теплой жидкости, которая поддерживала его слабое тело в жизнеспособном состоянии.
– Лейтенант!
Ответа не было. У Дирка отчего-то защемило под сердцем, там, где ковырялся ножом мертвый Людвиг. Подозрение, тяжелое и тревожно вибрирующее, как танковая гусеница, оставило на его мыслях нестираемый глубокий отпечаток.
– Лейтенант!
Дирк повернул к себе лицо упрямо молчащего Крамера. И вздрогнул, едва не выронив тело, которое неожиданно стало весить ужасающе много. С застывшего бескровного лица, равнодушного и сухого, на него смотрели глаза лейтенанта Крамера.
Равнодушные, немигающие, пустые.
К штабному блиндажу первого взвода Дирк добрался лишь спустя час.
Рассвет, долго вызревавший в серой плоти мертвого неба, наконец лопнул кровавой язвой солнца, окрасив траншеи розовым и желтым. Дирк шел пошатываясь, хотя груз, который он держал на плече, не был тяжел для мертвеца. Собственное его тело выглядело весьма жалким образом, и, окажись тут Брюннер, интендант пришел бы в ужас. Распоротый живот шлепал открытой раной, точно глотая воздух жадным ртом, развороченные дыры в груди казались чьими-то чудовищными глазами. Часовые «сердец» Йонера при виде Дирка не произносили ни слова, лишь покорно уступали дорогу, долго провожая взглядом. Если бы он попросил их помощи, они бы не отказали. Но сейчас Дирку нужна была помощь лишь одного человека.
Возле блиндажа он наткнулся на Зейделя, распекавшего своих подчиненных. Увидев Дирка с его ношей, лейтенант управления переменился лицом и выпучил глаза.
– Унтер-офицер Корф! В каком состоянии вы позволяете себе являться во временный штаб роты! Вы… Это омерзительно. И что… О великий Боже. Куда вы его тащите?
– Мне нужен мейстер, – хрипло сказал Дирк, опуская свою ношу наземь.
– Тоттмейстер Бергер занят. И уж конечно, он не будет заниматься подобным… подобными…
Но Дирк чувствовал мейстера, а мейстер чувствовал его. Бронированная дверь блиндажа отворилась спустя несколько секунд.
Тоттмейстер Бергер, вышедший наружу, выглядел уставшим, как после долгой болезни, складки на его лице казались десятками тонких застарелых шрамов, а мешки под глазами свидетельствовали о том, что он не успел выспаться.
– Все в порядке, лейтенант. Унтер Корф? Вы выглядите странно.
– Французские лазутчики, – сказал Дирк. – Наткнулся во время обхода. Опасность устранена собственными силами.
– А это?..
– Это лейтенант Крамер, мейстер. Он погиб в бою, помогая мне.
– Насколько я могу судить по форме, он из двести четырнадцатого полка, – сдержанно произнес тоттмейстер Бергер, разглядывая обвисшее тело в сером сукне.
– Так точно, мейстер.
– Почему же вы принесли его ко мне?
– Я полагаю, лейтенант Крамер готов вступить в Чумной Легион.
– Вот как? – Взгляд тоттмейстера Бергера, черный, бездонный, впитал в себя Дирка вместе со всеми его мыслями и несвежими внутренностями. – Нам в Легионе всегда нужны подготовленные кадры. Но я не имею права зачислить его в Чумной Легион при отсутствии соответствующего прошения, составленного при жизни. У него было прошение?
Дирк смотрел на лицо Крамера, лежащего на земле. Теперь, при свете солнца, тело лейтенанта перед штабом выглядело каким-то скомканным, неуместным, даже жалким, как мешок с грязным бельем, брошенный каким-то зазевавшимся солдатом.
– Унтер-офицер Корф! – Тоттмейстер Бергер немного повысил голос. – У этого покойника было прошение о зачислении его в Чумной Легион?
– Так точно, мейстер.
– Где же оно?
Тоттмейстер Бергер не приказал обыскать тело лейтенанта. Наверное, оттого, что не хуже самого Дирка понимал тщетность каких бы то ни было обысков.
– Он составил его незадолго перед смертью. Однако оно было утеряно во время боя.
– То есть вы, унтер, лично видели прошение и гарантируете это?
Вопрос, заданный безразличным тоном, мог быть предупреждением, а мог быть и насмешкой. Лицо тоттмейстера Бергера было непроницаемо, как задраенный танковый люк. Он молча ждал ответа, и Дирку пришлось найти в себе этот ответ:
– Я подтверждаю это, мейстер. Я видел прошение собственными глазами и готов засвидетельствовать это.
– Принимаю, унтер. Конечно, вы хотите зачислить его в свой взвод?
– Если это возможно.
– Тогда ответственность за его дальнейшее существование и подавно будет лежать на вас. Но вас, кажется, это не пугает?
– Не пугает, мейстер. Меня уже давно ничего не пугает.
– Это правильно, – тоттмейстер Бергер удовлетворенно кивнул, черные глаза сверкнули, ковырнув податливую начинку души, – пугливых среди «Веселых Висельников» никогда не водилось. А слугам Госпожи бояться нечего. Начнем прямо сейчас. И передайте унтеру Йонеру, чтобы выделил несколько человек в похоронную команду. Надо закопать ваших французов поглубже, пока не испортились. Поглубже и… подальше отсюда. Вместе с инструментами.
Тоттмейстер Бергер поднял руки и коротким движением встряхнул кисти.
Тело лейтенанта Крамера вздрогнуло.
Глава 7
Мне иногда приходилось видеть, как живые изображают мертвых, как правило, на киноэкране, и выглядело это обычно довольно комично. Но чтоб мертвый изображал живого?.. Я попросил у Альфреда бинокль и сам стал смотреть, пытаясь понять, что привело в ужас нашего корректировщика. На высокой ели в ста метрах от нашей батареи висел мертвец, заброшенный туда разрывом тяжелого снаряда. Не имеющий видимых повреждений, под порывами ветра он крутился во все стороны, при этом создавалось впечатление, будто он приветливо машет всем нам руками. Мертвец изображал живого. Это зрелище произвело на обслугу батареи самое скверное впечатление, но мы с Альфредом хохотали как умалишенные.
Брюннер работал сосредоточенно, не спеша, как работает всякий профессионал, знающий цену своему труду. Но это не мешало ему разговаривать.
– Расстраиваете вы меня, унтер, ох и расстраиваете, – бормотал он, близоруко щурясь, чтобы вдеть нитку в длинную крючковатую иглу. – Только недавно руку вам чинил, и вот на тебе, выпотрошили, как бычка на бойне. Не много ли вы позволили этим лазутчикам? Все потроха наружу, как изволите видеть. И грудь изрезана… Они хотели вас убить или просто изучали анатомию?
– Соберите меня, чтобы все держалось в куче, – сказал Дирк, едва заметно морщась от прикосновений интенданта, деловитых, но липких. – Не хочу быть развалиной.
– На ваши боевые качества этот ремонт никак не повлияет, – заверил его Брюннер. – Несколько костей выщерблены, пара переломов ребер, но пострадали преимущественно мягкие ткани. Господи, они что, вертели вас на штыке, как карусель?..
– Что-то вроде того, господин фельдфебель.
Брюннер проворчал что-то неодобрительное. В жестяном тазике у его ног в мутном растворе карболки плавали, подобно ленивым медузам, серые, сизые и алые клочья вперемешку с какими-то серыми комками. Туда Дирк старался не смотреть, но предательские глаза всякий раз тянулись туда, как язык тянется к ноющему зубу. На соседнем столе лежали уже побывавшие в работе инструменты: изогнутые крючья, лопаточки и щипцы, покрытые серым налетом. Вспоминая их прикосновение, Дирк ощущал, как желудок смрадной жабой раздувается под самым горлом. Ощущение было тем неприятнее, что собственный желудок он мог видеть плавающим в тазу.
Ловкими быстрыми движениями Брюннер принялся зашивать живот. Вычищенные края раны легко сходились под его пальцами, стежки проворно выравнивали их.
– Льняную нить на вас трачу, последнюю… Думаете, найду я здесь еще льняную нить? Как бы не так. Скоро шить солдатскими шнурками придется. Уж не знаю, как обернусь, когда снова в бой пойдете. Пойду к тоттмейстеру и скажу – карайте меня по своей магильерской воле, а работать так я не могу. Сами работайте! Вот погляжу, как он шнурками…
– Говорят, скоро наступление, – осторожно сказал Дирк.
Несмотря на то что Брюннер служил по интендантской части и формально не был вхож в штаб роты, все новости так или иначе слетались к нему, в отвратительно пахнущее логово, как мухи слетаются на свежий труп. Дирк никогда не мог понять, как это происходит, ведь тоттмейстер Бергер едва ли посвящал Брюннера в свои планы. Однако информированность последнего всегда была выдающейся, а в отдельных вопросах – даже феноменальной.
– Это уж будьте уверены, – Брюннер придирчиво осмотрел неровный стежок на животе Дирка, разгладил пальцем, – крысы никогда просто так в одно место не стекаются.