К сожалению, слова курьера оказались пророческими. Хааса они обнаружили в землянке узла связи, неглубокой, усыпанной окурками и пустыми бутылками, заваленной примитивной колченогой мебелью, документами, обрывками шифрограмм, предметами амуниции и сваленным в беспорядке оружием. Дирк с трудом представлял, как в подобной обстановке можно выполнять задачи офицера связи, но Хаас, видимо, использовал землянку исключительно как место для сна. Сам он обнаружился там же, скрючившийся на лежанке, в бессознательном состоянии. Лицо у него истончилось, нос стал еще более костлявым, как клюв немощной ночной птицы, губы посерели до такой степени, что почти не выделялись на фоне сукна.
– Мертвецки пьян, – констатировал Крейцер с брезгливостью. – Этого и следовало ожидать.
Он попытался привести лейтенанта в чувство похлопыванием по щекам и криком, но тот даже глаза не открыл. Мундир люфтмейстера был до невозможности мят и несвеж, и Дирк философски подумал, что наличие обоняния здесь было бы совершенно излишне – наверняка запах тут стоял отвратительный…
– Брось, – сказал он Крейцеру, – его теперь не разбудить, хоть на части режь.
– Но он единственный, кто сможет нам поведать о том интересном разговоре между мейстером и оберстом.
– Не единственный.
Некоторое время Крейцер пристально смотрел на Дирка, потом кивнул:
– Конечно. Морри.
– Морри.
– Он расскажет, или я сам вытряхну его из банки.
– Спокойнее, Отто. Мейстер наверняка не одобрит подобной жажды знаний.
– Мейстер скрывает что-то от нас. Значит, тому есть причина.
– Не все ли равно? – Оказавшись на свежем воздухе, Дирк взглянул в том направлении, откуда они пришли и где располагался его взвод. Вернуться бы туда, не навлекая на себя гнев мейстера, не вникая в предназначенные для чужих ушей секреты…
– Мне – нет, – твердо сказал Крейцер. Большая птица, нахохлившись, смотрела уверенно и с мрачной решительностью. – Я не доверяю оберсту и не испытываю иллюзий насчет мейстера. Если нам скоро идти в бой, я не возражаю. Но хотелось бы наперед знать, какая масть в козыре.
– Хорошо, – Дирк вздохнул, – навестим Морри. И лучше бы нам сделать это быстрее, пока мейстер или Зейдель не поинтересовались, что нам здесь угодно.
В танке было пусто, но он хранил запахи других людей – Дирк ощутил их самым краем едва функционирующего обонятельного нерва. Наверняка одеколон мейстера, строгий и тяжелый запах которого обитал здесь уже давно, пот нескольких взволнованных людей, сапожный деготь, ржавчина, вытертая кожа сидений, табак… Чувствуя себя ворами, проникшими в оставленный без присмотра чужой дом, они зашли в отсек, заменявший тоттмейстеру Бергеру кабинет. Он тоже хранил следы чьего-то присутствия – карты на столе были исчерчены сотнями ожесточенных резких линий, едва не порвавших плотную бумагу, в пепельнице еще дымились окурки. Морриган находился на своем извечном месте – цилиндр тусклого золота и стекла, бездушный, как чугунный утюг. Дирк испытал к нему секундную жалость – видеть заточенный в золоченом металле разум всегда было тяжело. К тому же разум слишком беспомощный даже для того, чтобы понять всю безнадежность своего положения. И в то же время достаточно могущественный, чтобы держать в себе больше информации, чем любая библиотека или шифровальный центр.
– Морри, информация, – часто общаясь с отрешенным разумом Морригана, Дирк давно научился использовать краткие отрывистые команды, в которых тот распознавал ключевые слова, чтобы ускорить время отклика, – протокол совещаний, два часа назад, здесь. Вывести буквальную расшифровку содержания в звуковом виде. Короткие реплики и функциональный шум не выводить.
– Извините, господин унтер-офицер Корф, мне надо убедиться, что ваш уровень доступа соответствует необходимому.
Дирк вздохнул. Он догадывался, что разговор начнется именно с этой фразы.
– Я абсолютно уверен, что соответствует.
– Не могу считать этот факт не требующим подтверждения. Прошу прощения, господин унтер-офицер Корф, возможно, кто-то из старших офицеров…
– Морриган! – Дирк повысил голос, хоть и знал, что это не играет никакой роли – его собеседник не понимал смысла интонаций. – Тоттмейстер Бергер установил литеру степени секретности совещания?
Расчет был прост: если мейстер вышел сразу вслед за оберстом и был поглощен делами, казуистика его должна была интересовать в последнюю очередь. Подобной работой, вроде установления грифов секретности, обычно занимался Зейдель.
– Нет, но это не говорит о том, что к вашим полномочиям относится доступ к ней.
– Морриган, если бы тоттмейстер Бергер счел эту информацию такой, которая не соответствует моему уровню доступа, неужели он не сделал бы соответствующее примечание?
– Я… Ваше замечание имеет смысл, господин унтер-офицер Корф, но я не считаю, что могу предоставить данную информацию, исходя лишь из умозаключений, в корне которых лежит ваше утверждение как стороны заинтересованной.
– Верно, Морри, не можешь, – кивнул Дирк, – ты же исполнительный механизм, а не философ.
– К тому же я свидетельствую в пользу того, что унтер-офицер Корф имеет доступ к этой информации, – вступил Крейцер, подмигнув Дирку.
Лишенный любого намека на эмоции, голос Морригана каким-то образом выдал его растерянность, может, нарушенным ритмическим рисунком или высотой тонов.
– Это утверждение не может быть воспринято мною как однозначно-истинное на том основании, что доступ господина унтер-офицера Крейцера по своему статусу не отличается от…
– Я утверждаю, что он имеет право ознакомиться с информацией, – сказал Дирк, – а он утверждает, что подобным правом наделен и я.
– Я сожалею, господа, но перекрестные ссылки, будучи по факту неподтвержденными, не могут…
– Прости, Морриган, забыл ввести дополнительное условие. На самом деле только один из нас владеет соответствующим доступом. Отметь этот факт как истинный и не подлежащий доказательству. Это ведь в моей компетенции?
– Так точно, госпо…
– Также отметь тот факт, что унтер-офицер Дирк Корф лжет во всех случаях, о чем свидетельствую я, унтер-офицер Крейцер. Пометка: истина, не требует доказательств.
– Новые вводные требуют слишком много параметров для оперативной обработки, – взмолился Морриган. – Если вы считаете, что унтер-офицер Корф лжет, а он, в свою очередь, утверждает, что лжет только один из вас…
– …значит, мое предыдущее утверждение ложно, – снова вступил Дирк. – А из этого следует, что мы либо оба лжем, либо оба говорим правду.
– Но мы оба говорим правду, свидетельствуя о праве другого на доступ к материалам.
– Но если мое утверждение в отношении унтера Крейцера ложно, о чем свидетельствует его утверждение о том, что я всегда лгу, получается, что лишь один из нас говорит правду, в то время как это противоречит исходному условию о том, что либо мы оба лжем, либо оба говорим правду…
Морриган замолчал, и Дирк даже решил, что они погрузили заточенный в консервирующем растворе мозг в коллапс внутренних противоречий, чреватый биологической комой. Но не прошло и десяти секунд, как отстраненный голос из металлического цилиндра сообщил:
– Доступ подтвержден на основании новых параметров аксиоматизации положений внутренней логики. Материал – протокол штабного совещания от двадцать первого апреля тысяча девятьсот девятнадцатого года…
– Стареет Морри, – с сожалением заметил Крейцер. – Пару лет назад такая мелочь не смутила бы его.
– Все мы стареем, просто некоторые быстрее… Уверен, в будущем появятся ЛМ-устройства, взломать оборону которых будет не в пример труднее…
Потом времени переговариваться у них не осталось, потому что холодный голос Морригана обрушил на них заложенную в его библиотеках информацию. Он выдавал ее ровными порциями, с размерностью грызущего ленту пулемета, не делая пауз, не обозначая интонаций, не меняя тона, отчего реплики говорящих звучали неестественно и сухо, как если бы говорили не живые люди, а полустершиеся символы древних барельефов.
Оберст фон Мердер: Ваши выходки становятся все несноснее, господин магильер. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что подобная срочность не делает вам чести. Не говоря уже о том, что это место кажется мне неподходящим для проведения какого бы то ни было совещания.
Тоттмейстер Бергер: Совещание проведем здесь, это решенный вопрос. Я бы с удовольствием дал возможность присутствовать на нем всей штабной своре, если бы не считал, что на повестке стоит вопрос чрезвычайной важности. И срочности. Позволить себе лишние уши мы не можем. Поэтому я и пригасил вас сюда в сопровождении лишь нескольких наиболее доверенных лиц.
Оберст фон Мердер: Я ваше приглашение принял, хоть и буду, конечно, жалеть об этом. Ваш посыльный сообщил, что дело экстренное.
Тоттмейстер Бергер: Так и есть. Я получил некоторые известия, которые показались мне важными. И счел себя обязанным поделиться с вами.
Оберст фон Мердер: Невероятно польщен.
Тоттмейстер Бергер: Этот человек – лейтенант Хаас, люфтмейстер, командир отделения связи моей роты. Его послужной список отнюдь не безгрешен, но я своим словом офицера и магильера ручаюсь за его профессиональные качества.
Пометка: Реплика удалена из-за неразборчивости.
Тоттмейстер Бергер: И попрошу вас оставить язвительность на следующий раз, господин оберст. Наши с вами размолвки и так уже привели к жертвам. Может, я и смертоед, по-вашему, но сегодня я хочу спасти множество жизней.
Оберст фон Мердер: Приношу извинения, господин хауптман. Пусть ваш офицер говорит.
Тоттмейстер Бергер: Хаас?
Лейтенант Хаас: Довожу до сведения собравшихся здесь господ, что сегодня утром, в восемь часов сорок шесть минут, мною была получена аэрограмма от частей разведки и перехвата, которые базируются в двухстах тридцати километрах южнее.
Оберст фон Мердер: Ваш офицер пьян, хауптман? У меня нет никаких сведений о каких бы то ни было частях, расположенных в этом районе. Можете взглянуть на…