Не успела я хоть что-то ответить, как потухшие контуры двери вновь засветились, она распахнулась – и пожиратель вновь рассеялся в густую тьму и вернулся туда, откуда выполз получасом ранее.
– Мы попали, – кратко резюмировал Шо.
Цербер согласно заскулил и снова заполз под кровать.
Мне же резко захотелось закурить, выпить чего-нибудь покрепче вина и громко выругаться.
– И что теперь делать, а, Шо?
– Пошталаться не шдохнуть, – максимально честно ответил мне сноц.
Господи, вот точно: беда не приходит одна. Недавно я всего лишь пыталась не сойти с ума, а тут уже есть возможность помереть очень радикально и, скорее всего, не только во сне. Но это не точно.
– Шо, а если меня убьют тут, то я умру в реальном мире?
– Шморя как убьют, – философски отозвался желтый шарик и, немного подумав, добавил: – Но я увелен, што пожилатель, как и кололь, жнает, как наиболее кашештвенно углобить нового и неопытного сноходца.
– Почему я вообще им стала?! – в сердцах выругалась я. – Все проблемы же из-за этого!
– Ты же помнишь. Латентный дал был с шамого начала, именно поэтому тебя и выблал кололь. Шпошобности не должны были плобудиться, ведь он очень гламотно вывелял штепень воздейштвия, но, видимо, где-то в его ласчеты заклалась ошибка.
– Ладно… Расскажи мне о пожирателях.
Шо рассказал. Чем дальше, тем больше мой сноц начинал напоминать гугл. Главное – правильно задать вопрос.
Как оказалось, у пожирателей есть три жизненные стадии – детская, подростковая и взрослая.
Во время детской эти до жути обаятельные кляксы обитают на нижних уровнях королевства сновидений. Там нет почти ничего. Чем-то эта система напоминала мне океан. Юные пожиратели «плавали» во тьме глубоководья и, соответственно, жрали все, что попадалось. Так как природа позаботилась и о сохранении этого вида, пожирателей там было много. Очень много. Безумно много.
– Слушай, а как они, так сказать, «рождаются»? – вдруг озадачилась я.
В связи с подводными ассоциациями мне на ум приходила только версия, по которой эти твари метали икру.
– Не жнаю, – улыбнулся Шо. – На нижние уловни никто не ходил и тем более не интелешовался, как ласмнозаются самые опасные твари мира снов.
Я мысленно подивилась тупости сноходцев. Если есть какие-то непонятно откуда взявшиеся гады, логично пролить свет на эту загадку, разве нет?
– Ладно, давай дальше. Видимо, после того как пожиратели подрастают, они поднимаются на более высокие уровни?
– Велно, – довольный моей сообразительностью, прищурился Шо.
Итак, подростковая стадия для пожирателей знаменуется зарождением разума как такового и желания общаться в частности. Но старые привычки все равно сильны, и потому сразу после общения недавний собеседник уже фигурирует в роли обеда или ужина.
Разумеется, привычки пожирателей всем остальным обитателям мира сновидений не нравились, и болтать с ними по душам желающих не было. Но кляксы не спрашивали! Они радикально желали общаться и обедать.
Радикальные кляксы.
Просто террористы какие-то!
Взрослость пожирателей начиналась вместе с зарождением способности контролировать голод. Наша дорогая радикальная клякса теперь могла встретиться с кем-либо, и затем они мирно расходились в разные стороны.
Короче говоря, планктон вырос в белую китовую акулу. С неплохими мозгами, тягой к экспериментам и дурацким чувством юмора.
– В швязи с этим можно шделать логичный вывод о том, сто твой недавний жнакомец не просто вжлошлый, а злелый, – закончил Шо.
– Почему?
– Потому как он, лазумеется, поиглался, но отпустил тебя целую и невледимую. И меня. И даже твои тволения, котолые, мезду плосим, живые воплощения твоей энелгии, – сноц красноречиво обвел копытцем комнату с нафантазированным инвентарем и ткнул в цербера. Псинка стыдливо потупилась. Да, защита из него получилась какая-то никакая.
Я устало помассировала виски пальцами и спросила:
– Как ты думаешь, он скоро появится снова?
– Увелен! – Шо одним прыжком оказался у меня на коленях и, чуть потоптавшись острыми копытцами, наконец улегся, свернувшись компактным клубком. – Он жнает, что жа тобой охотится кололь, и ты нужна пожилателю живая и здоловая как минимум до вашей следующей встлечи. И сколее всего, она шлучится до встлечи с кололем.
– Почему? – наивно осведомилась я.
Мой сноц поднял на меня безмятежные голубые глаза, очаровательно улыбнулся беззубым ротиком и выдал редкостную гадость:
– Потому что он явно плидет тебя убивать.
Ну, офонареть!
Новости краше некуда.
Меня, кажется, в свое время не устраивали кошмары с палачом, разделанной девицей, стальными деревьями и психоделическими небесами? Я осознала! Мне все очень нравится, верните меня назад, я тихо-мирно отъеду крышей в указанном направлении!
Так… Стоять! Мила, отставить панику.
Если посмотреть на ситуацию с другой стороны, теперь у меня появился союзник. Возможно, он будет пострашнее врага, но все же он союзник. И заинтересован в том, чтобы я жила… по крайней мере пока.
Надо смотреть на вещи позитивно.
И вообще… пора просыпаться. Реальный мир тоже требует внимания!
– Шо, разбуди меня.
Сноц кивнул, и мир вновь смазался, завертелся и превратился в черноту.
Фаза быстрого сна. Стадия 8
Утро началось с неожиданности. Большой. Эффектной. Такого со мной уже с месяц не случалось.
Я выспалась!
Да-да! Лежала в кровати, пялилась в потолок, залитый утренним светом из-за неровно задернутых штор, и дивилась этому замечательному факту.
Если вспомнить господина Кастанеду, разбитость по утрам знаменует то, что в путешествиях по сновидениям ты потерял много сил. Или тебя хорошенько повампирили.
А в этот раз, невзирая на созданные для встречи Клякса декорации, я бодра и весела.
Злость на короля обуяла с новой силой.
Чудак прожорливый. На букву «м».
Я вскочила, сладко потянулась и потопала завтракать. Надо ехать на работу!
Почти напевая, я оделась и двинулась навстречу свершениям на благо родной редакции.
На этом хорошие новости закончились. Как только приехала на работу, меня сразу вызвал в кабинет начальник и обрадовал сообщением, что дела в нашей конторе обстоят плохо и я подпадаю под сокращение. Эмоционально пожелав всего самого хорошего «доброму» начальству и «нежным» коллегам, которые давно меня подсиживали, я, отказавшись отрабатывать две недели, ушла из офиса в закат.
Спустилась в кафетерий и за чашечкой эспрессо приняла решение поехать к родителям.
Во-первых, соскучилась, во вторых, имею право, а в-третьих, там сейчас Мишка неподалеку тусит. Совмещу приятное с приятным.
Машины у меня не имелось, поэтому следующие полтора часа я провела в общественном транспорте. Примиряла с действительностью меня лишь крутая музыка в наушниках и перспектива вскоре увидеть родителей. Я не исключение из правил, и отношения у нас не идеальные, но это не мешает мне очень любить маму и папу.
Приехала. Обняла своих, бросила сумку в выделенную мне комнату и спустилась к ужину.
В последнее время к родителям я ездила нечасто. Во многом – из-за беременности мамы: она уже несколько месяцев как замкнулась на теме своего здоровья и того, что нервничать ей ни в коем случае нельзя. Нервами моя малость деспотичная мама считала все, что делалось не по ее понятиям.
– Мила, – начала она, глядя в тарелку и аккуратно накалывая на вилку маринованный грибочек, – нужно побеседовать.
– О чем? – безмятежно улыбнулась я, откладывая столовый прибор. Чутье подсказывало, что с трапезой лучше повременить – после таких вступлений обычно кусок в горло не лезет.
– У тебя все хорошо? – заботливо поинтересовалась мама, поправляя короткие темные волосы. – До нас доходят слухи…
Ноги бы укоротить этим слухам… и Медведям, которые их доносят!
– Не понимаю, о чем ты, – невинно улыбнулась я, все же решив упорствовать до последнего и не раскалываться.
Тут вмешался папа. Со свойственными военным прямотой и откровенностью он коротко и четко рубанул:
– Марья Иванна жаловалась в последнем звонке. Говорит, ты совсем распоясалась. Пьешь, друзей водишь и по ночам беспорядки устраиваешь. Музыка сатанинская играет!
Я только закатила глаза к потолку.
Значит, кастрация Мишки откладывается.
Марья Иванна – моя соседка. Бесценный и почти реликтовый образец классической советской бабушки, бессменного обитателя лавочки у подъезда. Марья Иванна, по моим наблюдениям, родилась едва ли не в Российской империи и все остальное время трудилась на благо КГБ. Но пенсия подкралась незаметно, а потребность усложнять людям жизнь осталась. Поэтому от этой деятельной старушки страдали все, от жэка до ни в чем не виноватых жителей подъезда. Труднее всего приходилось ее соседям по лестничной клетке. А ими были я и дворник Виталик. Но если бессменно фиолетовый товарищ на бабушку плевать хотел, что не скрывая демонстрировал, то мне приходилось проявлять вежливость.
Итак, по данным Марьи Иванны, полученным из дверного глазка, я – распущенная алкоголичка и сектантка. А сатанинская музыка – это, по-видимому, «Раммштайн» и старина Мерилин Мэнсон, которых я в последнее время слушала по ночам, понадеявшись на звукоизоляцию. Но увы, куда там новым технологиям против бабушки с граненым стаканом, приставленным к стене!
– Мам, пап, вы же знаете нашу соседку, – рассмеялась я, с легким укором глядя на родителей. – Если ей верить, то мои первые отношения случились еще в шестом классе с ботаником Вовкой, вместе с которым мы мучали у меня дома английский.
Вспомнив тот случай, мама с папой расслабились и тоже рассмеялись.
Мы еще немного поболтали о моем детстве, я увлеченно порасспрашивала маму о том, как поживает мой маленький братик в ее животике. Родительница цвела, гладила уже округлившееся пузико и рвалась показать фото и видео с узи.
Остальной вечер прошел тихо, мирно и очень п