— А кто закладчик? Фамилию знает?
— У него даже корешок квитанции имеется, — усмехнулся пристав, вытаскивая узенькую полоску бумаги. — Сама-то квитанция у закладчика, а Фишкин себе документ оставляет, если к нему претензии по суду предъявят — мол, продал заклад до истечения срока.
Полоска бумаги, судя по краю, была оторвана от какого-то листа, а поперек написано, что г-ном Финиковым А. И., получено триста рублей, а по истечении срока он обязан вернуть триста тридцать. И подпись — четкая, без росчерков, как и положено быть подписи выпускника духовного училища.
Фиников, блин. Мог бы и другую фамилию придумать, не семинарскую.
— Ёрш твою медь, — с чувством сказал я. — Не то дурак, не то идиот.
— Вот-вот… — усмехнулся пристав. — Город у нас маленький, все чиновники на виду, чего огород городить? Фишкин и приметы назвал. Портсигар и корешок квитанции мы изъяли, я ему расписку оставил. Мол — изъято для проведения следствия. Если какие-то претензии имеет — пусть в суд обращается, требует с господина Финикова свои деньги.
— Фишкин не сказал — если инициалы клиента А. И., то откуда же Николай взялся?
— Да кто о таком спрашивает? И всегда соврать можно — мол, от зятя покойного, или от друга досталось.
— Тоже верно, — кивнул я. Потом спросил: — Кто о портсигаре кроме вас с Еропкиным знает?
— Василий Яковлевич знает, больше никто. Господину исправнику, сами понимаете, доложить был обязан.
Абрютин — человек свой. Но все равно — аж трое чинов полиции. Стыдоба-то какая!
— Как я думаю, Антон Евлампиевич, портсигар этот следует хозяину вернуть, — решил я. — Сам и верну, скажу, что полиция расстаралась, нашла случайно. Давайте я вам тоже расписку напишу.
— Да что вы, Иван Александрович, какие расписки? — обалдел пристав.
— Нет уж, пусть будет. Вы ростовщику свою расписку оставили, портсигар этот за вами числится. Как говорят в народе — закон порядка требует.
Титулярный советник Виноградов листал какое-то дело. Не мое, но и помимо меня имеются следователи — в нашем уезде.
Помощник прокурора отрывал кусочки бумаги, делал на них пометки и делал закладки
— Господин Чернавский, хочу заметить, что необходимо стучаться, когда заходите к занятым людям.
— А я решил, что к вам можно без стука, — улыбнулся я.
В кабинете у помощника прокурора было жарко. Вначале я расстегнул шинель, потом ее снял и повесил на гвоздик.
— Вы не можете раздеться у себя? Решили своего Владимира продемонстрировать? — пробурчал Виноградов. — Не иначе, орденок, что выхлопотал вам папаша, вскружил вам голову?
— А вам завидно?
— Да какая там зависть? Что я могу, против прыща из вице-губернаторской семьи?
Бац.
От оплеухи, которую я закатил титулярному советнику, тот слетел со стула и врезался в угол. Как я давно мечтал это сделать!
Рывком подняв Виноградова с пола, усадил на стул.
Вытащив из кармана портсигар, положил перед ним. Взяв помощника прокурора за шкирку, грозно спросил:
— Рассказывай, как ты у Лентовского портсигар украл?
— Да я, да… не крал… — заблеял что-то нечленораздельное Виноградов, заливаясь слезами.
Ухватив титулярного советника покрепче, ткнул его носом прямо в портсигар.
— Колись, сука! Крысятничаешь, падла? У своих крадешь?
Наверно, я сейчас поступал безобразно. Да не наверно –точно. Вел себя, как последняя скотина. Будь передо мной конокрад, убийца или воришка — не стал бы я так себя вести. И руку бы на обычного о преступника не поднял. Но здесь другое. Честь мундира, мать ее так. И не надо было Александру Ивановичу моего папеньку вспоминать.
— Не крал я портсигар! — заверещал Виноградов. — Отпустите меня, больно… Все расскажу.
Помощник прокурора рыдал, размазывая по лицу слезы, сопли и кровь. Не выдержав, вытащил свой платок, кинул Виноградову.
— Утритесь, господин чиновник, смотреть на вас тошно.
Александр Иванович отрыдался, утер кровь, напился водички.
— Ничего я не крал. Нашел я портсигар. Что такого?
— Господин титулярный советник, вам добавить? — нахмурился я. — Право слово, рука зачесалась.
— Не вру я, христом-богом клянусь, — перекрестился помощник прокурора. — Летом еще дело было — иду, смотрю под лопушком что-то блестит. Нагнулся — а там портсигар!
— И что, вы не догадались, чей это портсигар и что находку нужно вернуть? — насмешливо поинтересовался я. — Не вы его под лопушок положили, не вам и владеть. Незаконное присвоение чужого имущества, вы же законы лучше меня знаете.
— И что такого? — всхлипнул титулярный. — У Лентовского только жалованья восемь тысяч рублей в год, да недвижимость, а еще жена — дочь самого Милютина. Может, Иван Андреевич не милионщик, но денег у него много. Что для них какой-то портсигар в пятьсот рублей?
— Ладно, предположим, портсигар вы нашли, — хлопнул я ладонью по столу. — Но каким местом вы думали, когда портсигар череповецкому ростовщику относили? Посчитали, что фамилия Фиников кого-то обманет? Вы даже следы замести не смогли, прокурор хренов.
— А куда я его относить должен? — огрызнулся Виноградов. — В Петербург везти, на дорогу расходы — рублей пятьдесят, не меньше, а там, кому я его продам? Кто-нибудь по башке даст, отберет. А в нем только бриллиантов на триста рублей, у ювелира справлялся.
— У ювелира?
Нет, точно дурак. С его-то опытом наделать столько ляпов. Если бы мне поручили искать украденный портсигар, начал бы как раз с ювелиров.
— И что дальше? — поинтересовался я. — Портсигар, допустим, Лентовскому я верну. Николай Викентьевич — наидобрейший человек, жалобу писать не станет, к суду вас привлекать не будет. Но вот оставит ли он вас в помощниках прокурора? Ростовщик в суд пойдет, с корешком от квитанции. Установить вашу личность не сложно, он опишет. Я дело открою по факту мошенничества. Кто потом Танюшку на Бестужевкие курсы возьмет? Ладно, если из гимназии не выгонят. И что потом? В гувернантки подастся или на панель, отцовские долги отрабатывать?
— Ах ты сволочь! Да я тебя задавлю!
Александр Иванович вскочил со стула и, нагнув голову, ринулся на меня, словно бык на тореадора. Я даже не стал сопротивляться, а только слегка сдвинулся в сторону и титулярный советник, от всей дури, врезался в стенку и осел, стекая вниз, словно клякса.
— Значит, что-то человеческое в вас осталось, уже неплохо, — констатировал я. — Дочку свою любите. Сядем, поговорим по-человечески, решим, что вам дальше делать.
Я собирался помочь встать господину титулярному советнику, но дверь раскрылась и в кабинет вошел сам Лентовский.
— Господа, что здесь происходит? — строго спросил Председатель суда, закрывая за собой дверь. — Александр Иванович? Иван Александрович? Мне сообщили, что в кабинете помощника прокурора идет драка.
Помощник окружного прокурора, с кряхтеньем встал на ноги и, указывая на меня пальцем, заявил:
— Ваше Превосходительство, будете свидетелем на суде. Следователь Чернавский только что пытался меня убить. И не довел преступление до конца по независящим от него обстоятельствам.
[1] Да-да, правильно нужно писать «скрепя сердце». Сердце — это мышца, скрипеть оно не может. Но и накладывать на сердце скрепы, в условиях медицины 19 века я бы не решился.
Глава четырнадцатаяПаршивая овца все стадо портит
— Пытался убить? — скептически переспросил Лентовский, потом хмыкнул: — Если бы Чернавский хотел вас убить, не сомневаюсь, он бы уже убил. Впрочем, если вы настаиваете, рекомендую подать соответствующую жалобу — на мое имя, или на имя Директора судебной палаты. Сразу предупреждаю, что свидетелем в вашу пользу не смогу выступить. Я видел, как вы поднимались с пола и ничего больше. Еще слышал, как Иван Александрович предлагал вам сесть и все обсудить. Убийцы не предлагают жертве переговоры.
Взгляд Председателя окружного суда упал на золотой портсигар, лежавший на столе.
— Что это? — спросил он слегка дрогнувшим голосом.
— Это, Николай Викентьевич, как полагаю — ваше имущество, — сообщил я, забирая портсигар и передавая его Лентовскому.
Его Превосходительство щелкнул крышкой, глянул на гравировку, с волнением произнес:
— Мой. Машенька подарила. Как он у вас оказался?
— Полиция отыскала, нам принесла — дескать, проверьте, не имеет ли находка отношения к вашему Председателю, — начал импровизировать я. — А мы с Александром Ивановичем поспорили — кто портсигар Николаю Викентьевичу отдаст? Каждому захотелось отличиться перед начальством. Верно, Александр Иванович?
— Верно, — кивнул Виноградов, успевший взять себя в руки.
— Что вы там про угрозу убийством-то говорили? — рассеянно поинтересовался Лентовский, продолжая любоваться находкой.
— Виноват, Ваше Превосходительство, сглупил, — быстро покаялся титулярный советник. — Начали мы с господином Чернавским подарок милейшей Марии Ивановны друг у друга вырывать, я в сторону отлетел. А как вы зашли, про убийство с досады вырвалось. — Виноградов вздохнул, как мне показалось, слегка театрально: — Hominis est errare[1].
— Вот и ладно, — кивнул Лентовский, убирая золотую вещицу в карман. Кивнул мне на выход. — Пойдемте, Иван Александрович, хочу с вами кое-что обсудить. — Посмотрев на Виноградова, сказал: — Александр Иванович, у меня с вами тоже разговор будет. Зайдите через час. И в порядок себя приведите, посетители могут зайти, неудобно. Вы говорите — человеку свойственно ошибаться? Помните вторую часть афоризма? Нет? Напомню: «Hominis est errare, insipientis perseverare, insipientis perseverare»[2].
Могли бы и перевод сделать, а самому спрашивать неудобно. И, вообще — юристам латынь нужна для того, чтобы выглядеть умными и высказывать крылатые выражения? Какой в мертвом языке практический смысл?
В коридоре, возле кабинета Виноградова стояло несколько встревоженных чиновников.
Я думал, что Председатель суда сейчас начнет что-то объяснять — дескать, стул в упал, вместе с хозяином, но наш генерал даже не подумал давать какие-то пояснения.