Когда фарфор был упакован, матушка строго сказала:
— Скажешь, что это твой подарок на свадьбу.
Я с сомнением посмотрел на ящики, которые пытались пристроить сзади почтовой кареты. Довезу или нет?
— Не поверит, — покачал я головой. — Моя хозяйка — женщина умная, соображает, что мне на такой сервиз полгода придется работать.
— Нет, Ванечка, пусть у тебя жалованье и неплохое, но на такой сервиз тебе год пришлось бы трудиться.
— Ничего себе⁈ Он что, больше тысячи стоит? — слегка обалдел я. Прикинув, сказал: — В Череповце за такие деньги три дома можно купить. А добавит еще тысячу — так и усадьбу верстах в ста от города. Правда, без земли.
— Для хорошего человека не стоит скупиться, — улыбнулась матушка. — Шуба и платья, что я послала — они не новые, но от души. Но посуду нужно новую дарить, чтобы в доме достаток не пропадал. А Наталья Никифоровна, хозяйка твоя, человек душевный, дай бог ей счастья.
Душевный? Что да, то да. Я, вроде, о хозяйке особо-то и не распространялся? Или это и без слов понятно?
Для Леночки Бравлиной у Ольги Николаевны тоже нашелся подарок –золотой браслет из витой проволоки. Кольца и дорогие сережки гимназистке носить не положено, но что-то драгоценное, блестящее девчонке наверняка хочется. А браслетик почти незаметен. Если явится классная дама, подарок будущей свекрови можно спрятать под обшлагом рукава. Жалко, что сам не додумался. Не удержавшись, зашел в ювелирный магазин и купил Леночке серьги — не слишком большие, но и не маленькие. Не знаю, можно ли дарить такие подарки барышне, не имеющей покамест статуса невеста, но подарю. Разрешит ей классная носить — ладно, а нет, пусть моя кареглазка приберет серьги в шкатулку до лучшим времен.
Еще матушка вручила мне колечко с бриллиантом. Зачем, говорить не стала, но я догадался сам. Надеюсь, подойдет для пальчика гимназистки, когда свататься стану? Колечко не в коробочке, а в бархатном мешочке. Положу-ка я его в карман, чтобы не потерялось.
В обратный путь мне упаковали кое-какие нужные в хозяйстве вещи. Например, кофемолку, к ней два фунта кофейных зерен и полфунта уже смолотого. Еще кастрюльку, в которой стану кофе варить, а самое главное — спиртовку! Не такую, что дают на уроках химии в школе, а побольше, медную.
Матушка озаботилась, чтобы имелся запас спирта, приказав упаковать полуторалитровую бутыль и уложить ее в ящик со стружкой. Не знаю, где в Череповце можно купить спирт, но, по моему разумению, сойдет и водка. Или попробовать керосин?
Я прикинул, что использовать спиртовку можно не только для варки кофе. На нее реально поставить и сковородку, поджарить яичницу. Теоретически, мог бы и кашу сварить, если бы умел. Впрочем, вареная картошка — тоже неплохо.
Так что, если Наталья не сразу продаст свой дом, с передачей меня новым хозяевам (с кухаркой!), не пропаду. Не обязательно ходить по трактирам, тратить деньги и время. Яичница и вареная картошка — спасение для холостого мужчины. Жаль, до замороженных пельменей в пачках еще не додумались.
Половину скарба составляли книги. Пытался сосчитать их количество, потом плюнул. Я не библиотекарь, каталог вести не собираюсь.
Везу в Череповец и те, что хранились в домашней библиотеке Чернавских, и те, что пылились на полках книжных шкафов канцелярии губернатора, валялись по кабинетам столоначальников, и те, что пожертвовали батюшкины подчиненные.
В домашней библиотеке я провел основательную ревизию, обнаружив немало дублей. Зачем, спрашивается, родителям три издания «Евгения Онегина», два «Медных всадника» и две «Маленькие трагедии»? А «Бедная Лиза» Карамзина аж в шести вариантах? Еще были лишние книги и Гоголя с Тургеневым, и двух графов Толстых.
Оставил батюшке с матушкой по одному экземпляру, все остальные изъял в пользу будущей школьной библиотеки села Нелазское. Вице-губернатор распорядился отдать селу по одному экземпляру «Адрес-календарей Новгородской губернии» за десять лет, статистические справочники, которых всегда в избытке, с десяток альбомов Августейшего семейства за разные годы, еще какие-то официозные издания. Беру. Если что-то сейчас не понадобится, пригодится лет через сто историкам и краеведам.
Господа чиновники тащили книги, руководствуясь принципом — «Дай им боже, что нам не гоже». А еще те, про которые не могли толком сказать — откуда они у них взялись? Коллежский регистратор Сидоров принес с десяток тонюсеньких брошюр — партитуры симфоний Бородина, Листа, Кюи. Что ж, берем и это. Берем «Исторический очерк арабской музыки», составленный неким господином Христиановичем, и «Гипнотизм и его краткую историю» Лихонина. Я вообще ни от чего не отказывался. Кто знает, может, роман немецкого автора, отпечатанный готическим шрифтом, который я не сумел разобрать, отыщет своего читателя?
И Вальтера Скотта возьму. Скотта у нас любят, но сомневаюсь, что кто-то осилит двадцать томов, отпечатанных в Эдинбурге на аглицком языке.Зато на полке кожаные корешки с позолотой будут смотреться красиво, послужат украшением сельской библиотеки. И сразу целую полку займет. Потом, когда книг станет больше, то можно отправить всю хрень в книгохранилище — какой-нибудь чулан или кладовку.
Но чиновники приносили и вполне приличные книги. И Ломоносова с Державиным, и Крылова с Жуковским. Кто-то не пожалел отдать исторические романы Михаила Загоскина и Ивана Лажечникова.
Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 года» я читал, понравилось, «Рославлев, или Русские в 1812 году» тоже читал, но понравилось меньше, а про «Аскольдову могилу» лишь слышал, но на глаза не попадалась. Прочитать, что ли?
Лажечникова тоже читал. Не все, разумеется. «Ледяной дом» понравился, а вот «Последний новик» не особо. Кстати, на «Новика» в мягком переплете постоянно наталкиваюсь в разных буккроссингах — в кафешках и красных телефонных будках, ставших очень модными в последнее время.
А это кто? Какой-то граф Салиас-де-Турнемир[1]. Даже не слышал про такого писателя. И что тут? Роман «Пугачевщина», состоящий из двух частей.
Открыв книгу на второй странице, наткнулся на предложение: «Арина вышла баба хозяйка и работникъ… Только и не работаетъ, когда спитъ. И чего только баба въ лѣтній день не передѣлаетъ? Двухъ рукъ мало. А когда зима придетъ и время бездѣльное, то у Арины одна рука и нога на веретенѣ, другая рука старшаго мальчугана держитъ, а другая нога въ люлькѣ младшаго качаетъ. Глаза въ печку заглядываютъ, уши къ клѣти прислушиваются. Однимъ развѣ зубамъ дѣла нѣтъ, потому что хлѣба мало».
Образно. Пожалуй, стоит и самому почитать.
До Череповца домчались за двое суток. Я почти не выходил из кареты, даже в придорожных трактирах почти не ел — обходился тем, что дала на дорогу матушка. Разве что горячий чай перехватывал.
Мечтал, что в окнах горит свет, в доме хозяйничает Наталья Никифоровна. Ан, нет. От дома веяло холодом, а двор, едва не по пояс, занесен снегом. Кажется, за время моего отсутствия его ни разу не убирали. Спрашивается, на хрена платил аванс?
— Барин, вещи куда выгружать? — озабоченно спросил ямщик, поглядывая на двор. — К дому нести или в сам дом?
Вещи ему выгружать. Даже ключ, что по согласованию с Натальей хранится в условленном месте — под углом крыльца, еще откапывать надо.
— Лопата есть? — спросил я.
Вопрос риторический, потому что даже на главных трактах империи лопата не просто нужна, а жизненно необходима. И колесо, бывает, в колдобину попадет, лошади застрянут, дорогу размоет.
— Так маленькая она у меня, — почесал затылок ямщик.
— Приступай, — распорядился я. — Для начала прокапывай дорожку к дому, а там посмотрим. Рубль за работу, полтина за разгрузку. Сейчас помощника приведу.
К дому Силантия подошел не в лучшем настроении. Постучал в дверь, оттуда донеслось что-то невнятное. Я постучал громче.
— Кто там… ломится? Щас выйду и… тебе….! — раздалось изнутри.
Дверь все-таки открылась, высунулся Силантий.Кажется, не то слегка под хмельком, не то наоборот — с похмелья.
— О, барин! — радостно сказал он. — С приездом вас!
— Снег почему не убран?
— Так кто ж его знал, что вы сегодня приедете? Вот, завтра приду и все уберу.
— А кто аванс взял и обещал, что убирать будет каждый день? — миролюбиво поинтересовался я.
— Так чего его каждый день убирать? — осклабился во всю пасть Силантий. — Уберу, новый нападает. И праздники были, а чего в праздники-то работать? Завтра приходи барин, завтра и потолкуем.
Вот это уже наглость!
Силантий собрался закрыть дверь, но я ухватил мужика за шиворот и толкнул его так, что тот растянулся и стукнулся обо что-то головой.
— Сейчас морду бить стану, — пообещал я.
— А чё сразу морду-то бить? Так бы сразу и сказали, что снег надо сегодня убрать, — заголосил Силантий, осознав, что барин не такой добрячок, как ему показалось.
— Схватил лопату, быстро рванул ко мне, — сквозь зубы сказал я. — Бегом!
— Так мне бы хоть одеться и босый я.
— Шесть секунд на обувание и одевание. Промедлишь, буду на тебе половецкие пляски плясать. Время пошло!
Когда мы пришли на двор, ямщик уже прокопал дорожку к крыльцу. Я, сделав вид, что просто нагнулся, вытащил ключ (скажу Наталье, что место надо менять). Открыв дверь, кивнул:
— Сейчас все стаскаем, потом я тебя отпущу.
Перетащили в дом связки с книгами, короба, ящики и узлы, мешки и мешочки, пристроили в столовой, которая сразу же стала раза в два меньше. Удивительно, как мы это все увезли в одной карете? Кажется, фарфор довезли, и бутыль со спиртом благополучно доехала.
Рассчитавшись с ямщиком, дав тому не полтора, а два рубля, глянул — что там с Силантием? Порадовался, что трудотерапия снова творит чудеса. Вон, ни намека на лень или усталость. Уже половину двора очистил.
Стало даже немного совестно, что приложил человека обо что-то твердое. Вот, как всегда. Распустишь руки, потом переживаешь. Рефлексируешь, блин.
— Как закончишь, получишь гривенник, — пообещал я.