— Не меньше, — кивнул Пятибратов. — У меня сын маленький, я бы и рубль отдал, не пожалел.
— Значит, если мои подозрения подтвердятся, и в тюрьме имеется мастерская, встанет вопрос — а почему члены благотворительного комитета, в состав которого входит и предводитель дворянства, и городской голова — об этом не знают? Допустим, в месяц в тюрьме изготавливают сто игрушек. Доход составит, по самым скромным подсчетам пятьдесят рублей. Сколько останется в прибыль? Не знаю, сколько там расходы?
— Расходы, скорее всего, небольшие, — заметил Пятибратов. — Глина, вода. Что еще нужно? Жалованье арестантам платить не нужно. Печь и дрова. Печь тоже сложат арестанты, а вот с дровами сложнее.
— Так дрова-то казенные, — хмыкнул я. — Вот он откуда, перерасход дров. Да и керосин нужен, чтобы такую роспись делать. Со ста штук, получается, сорок рублей прибыль. А если не сто, а больше? Надо с гончарами посоветоваться — сколько игрушек можно в день сделать. Думаю — штук десять. А если еще гончарный круг поставить? Конечно, купцам по пятьдесят копеек не отдать, возьмут за тридцать…
— Возьмут и за сорок, если в Питер везти, — хмыкнул Леонтий Васильевич.
— Все равно — при минимальных вложениях, неплохой навар.
— Ух ты, мне бы так! — вздохнул хозяин сапожной мастерской. — А то и за кожу плати, и за дратву, и за красители, да еще и жалованье мастерам с подмастерьями вынь да положь, и налоги нужно отдать. Так и инструменты ломаются, а чинить, новые покупать — тоже траты. Недавно машину купил, чтобы подошвы для сапог не вручную нарезать, а штамповать — две тысячи рублей отдал. Если на вложенный рубль заработаю рубль и тридцать копеек — счастье!
— Но это мне еще доказывать нужно. Пока не знаю — с какой стороны зацепится. Может так статься, что я вообще ерундой занимаюсь и в реальности никакой мастерской в тюрьме нет. Если честно — буду доволен, если мои подозрения пустыми окажутся. Но пока, кроме вас, об этом никто не знает.
— Не беспокойтесь, Иван Александрович, молчать умею, — усмехнулся наш казначей. — Но я бы посоветовал с Иваном Андреевичем поговорить. Городской голова здесь тоже заинтересованное лицо — как-никак, он почти весь дефицит тюремной казны покрывает, ежегодно по две тысячи рублей вносит. Но это, я вас попрошу, тоже в тайне держите. У меня в ведомости эти взносы как анонимные значатся.
Интересно. А ведь Милютин, помимо этих средств, жертвует еще и на школы, и на больницы.
— Думал об этом, — кивнул я. — Но рано. Я даже пока к исправнику не рискну обратиться. Василий Яковлевич — человек честный и директора тюрьмы — или, чья там затея? покрывать не станет. Мне нужно убедиться, что в тюрьме имеется мастерская. И с обыском нет оснований идти. Можно, конечно, приехать, принюхаться — не пахнет ли обожженной глиной, не греется ли печь… А самая лучшее — если бы не я проявил инициативу, а кто-то из членов нашего благотворительного комитета с докладом на заседании выступил, или жалобу подал.
— А вот здесь, Иван Александрович, попробую вам помочь. Только, давайте-ка к столу, вон — супруга уже зовет.
Глава шестаяКуфические дирхемы
Пока обедали и обсуждали с Пятибратовым дальнейшую стратегию действий, прошло часа два, так что, уже не было смысла идти домой. Да и не осилю я два обеда. Не уверен, что после того изобилия на столе у природного мещанина, стану ужинать.
Подходя к зданию суда увидел у входа Нюшку, стоявшую с узелком.
— Аня, ты чего? — удивился я.
— Я вам поесть принесла, — сообщила девчонка, указывая на узелок. — Вы ж не явились ко времени, а я переживаю. Мы ж договаривались, что не только завтраки, но и обеды с ужинами за мной. Щи бы не донесла, прольются, а вот кашу с мясом принесла. Я внутрь войти хотела, но меня не пускают. Дядька этот, на входе, говорит — мол, девкам сюда нельзя! Жди, дескать, пока твой барин придет. А еще лучше — ступай домой и там господина Чернавского жди, задницу не морозь.
М-да… С одной стороны, вроде и неудобно, что не предупредил маленькую кухарку, что не приду на обед, с другой — я же и сам не знал, что меня пригласят разделить трапезу в чужой семье. Но уж никак не подумал, что она сюда припрется. Нет, все понимаю, но чрезмерная опека — тоже плохо. Слегка раздражает. Со стороны напоминает чересчур заботливую бабушку. Этак, увидит кто из сослуживцев, решит, что судебного следователя по особо важным делам словно неумеху опекает деревенская кухарка.
Наверное, стоило отругать девчонку… Но, если честно, ее забота меня тронула.
— Анечка, ты молодец, что заботишься обо мне, но давай, мы с тобой так договоримся — если я не пришел обедать, не стоит бегать и меня искать. И вечером, если я на ужин не пришел, или опаздываю — не высиживай, меня не жди, а как стукнуло семь часов — дуй домой.
— И куда мне теперь? — хмуро поинтересовалась Нюшка. — Я же вам предлагала завести хрюшку, ей бы и скормили.
Нет, только не хрюшка!
— Оставишь до вечера, подогреешь, за ужином все съем.
— На ужин у меня картошка будет, а еще телятина. Я уже мясо замариновала, как Наталья Никифоровна учила. Или вы опять не придете?
Нет, если телятина по рецепту Натальи, так уж приду. И обед у Пятибратова не помешает. Погорячился я, что ужинать не стану.
— Тогда в деревню к себе отнеси. А еще лучше — батьке, чтобы далеко не ходить.
— Батька уже кормленый. Ему теперь тетя Галя готовит и обед с собой отдает. Принесу ему кашу, так он кому-то из приказчиков холостых скормит. Или того хуже — решит, что это закуска и в казенку кого-нибудь пошлет. Да и не полагается чужую еду на сторону носить. Если прислуга хозяйскую еду утаскивать станет, это все равно, что кража. Может, возьмете?
Нет, я эту девчонку точно когда-нибудь убью! Упрямая, как сто ослов. Но ее позицию уважаю.
— Аня, ты умница, ты все правильно понимаешь. Но я тебе разрешил мой обед к себе домой утащить, верно? Так что, никакой кражи нет. Угости Петьку. У него организм юный, дикорастущий.
— Точно, растет, — кивнула Нюшка. — Солощий, все время есть хочет.
— Вот-вот, — поддакнул я, вспоминая, что означает слово солощий[1]?
Выпроводив кухарку, едва не столкнулся в дверях с господином Виноградовым. А этот-то что тут делает? От службы его отстранили, личные вещи — чернильный прибор и пару справочников, бывший помощник прокурора уже вынес.
Александр Иванович был одет в ту же форменную одежду — шинель с петлицами, фуражку. Ну да, имеет право. Чина его никто не лишал и, скорее всего, не лишит. Вполне возможно, что пока министерство рассматривает его прошение об отставке, ему еще и жалованье идет. Хотя нет, не идет. Такие вопросы имеет право решать сам Председатель суда.
Решив, что здороваться с Виноградовым не стану, отошел в сторону.
— Зря радуетесь, — прошипел сквозь зубы мой недоброжелатель. — Вы еще пожалеете!
Ответить, что ли, что я не радуюсь? И что вы, Александр Иванович — просто дурак. Был бы умнее, понимал бы, что с отпрысками вице-губернаторов лучше дружить, а не писать на них кляузы. Вот, если бы помог мне с той же дореформенной грамматикой, чисто по-человечески, а не вставал в позу, так глядишь, и дочка бы была со стипендией, да и ему бы что-то обломилось.
Жаль, что девчонка уже убежала, отдал бы несъеденную кашу Александру Ивановичу. Или это неприлично? Но я от чистого сердца.
Кивнув служителю — виделись утром, но все равно, нужно оказать внимание ветерану, спросил:
— Петр Прокофьевич, не знаете, чего это Виноградов приходил?
Служители, они как слуги в доме, всегда все знают. Это мы сидим в кабинетах, а младший персонал ухи по ветру держит, улавливает малейшие «дуновения». И слухи и сплетни, что вылетают из кабинетов, летят по коридорам и залетают к служителям. Проверено.
Петр Прокофьевич, оглянувшись по сторонам, снизил голос почти до шепота и сообщил:
— Его благородие за протекцией, к Его Превосходительству приходил.
— За протекцией? — слегка удивился я.
Служитель еще раз оглянулся.
— Слышал, что господин Виноградов на Мариинскую водную систему устраивается, смотрителем шлюзов. Просит, чтобы Его Превосходительство по увольнению ему положительные характеристики дали.
— Смотрителем шлюзов?
Я обалдело похлопал глазами, но Петр Прокофьевич только развел руками — дескать, слышал, а подробности неизвестны.
Что такое шлюз, представляю себе смутно. Но если эти шлюзы строят на каналах и на реках, стало быть, это зачем-то нужно. Подозреваю, что это что-то вроде лифта. Течет себе вода в реке, плывет кораблик, а потом нужно кораблику попасть туда, где уровень воды либо выше, либо ниже. А шлюзы — что-то вроде ящика с дверками. Я правильно рассуждаю? А смотритель — это тот, что заливает воду в шлюзы? Или тот, кто присматривает за тем, чтобы воды было вдоволь? Плохо быть технически неподкованным. У нас тут верстах в пяти есть Череповецкий шлюз. Съездить что, посмотреть? А, сейчас же зима, какой шлюз? И наша часть Мариинской водной системы, что прикидывается рекой Шексной, тоже подо льдом.
Но шлюз — это я знаю, сложное инженерное сооружение, а Виноградов закончил даже не духовную семинарию, что являлись у нас кузницами кадров, а духовное приходское училище. Из него только в дьячки или пономари. И что, в Департаменте шоссейных и водяных сообщений МПС ситуация с инженерами хуже, чем в нашем Министерстве с юристами? Но невежда-юрист все-таки представляет меньшую опасность, нежели невежда-инженер или врач, купивший себе диплом. Да, а со шлюза можно что-то украсть? В Окружном суде с этим плохо — нам только бумагу казенную выдают, чернила да канцелярские принадлежности, не развернешься. А там Виноградов сопрет какую-нибудь штуку, вроде ворот или цепей, устроит потоп.
Определенно, заинтриговал меня Петр Прокофьевич этой новостью. Поинтересуюсь потом у Николя Викентьевича — куда это Виноградов намыливается? Слабо верю, что в смотрители шлюзов.
А сейчас отправлюсь в свой кабинет, напишу письмо батюшке. Если вице-губернатор Новгородской губернии — будущий товарищ министра, узнает, что руководство Череповецкой Окружной тюрьмы подозревается в махинациях не от собственного сыночка, а от кого-то другого, это будет свинством с моей стороны. Я ведь и так подкладываю отцу большую свинью. Тюрьмы у нас находятся в структуре МВД, директор тюрьмы господин Фаворский утвержден в своей должности губернатором (любопытно бы глянуть — не сам отец ли документы подписывал?), а сынок вице-губернатора, по собственной инициативе, начинает делать то, что его делать никто не просил — проводить оперативно-следственные мероприятия в отношении руководства Череповецкой Окружной тюрьмы. Что скажут товарищу министра внутренних дел и сам министр, да и государь-император? Мол — в своем ведомстве гадину пригрел?